Читать книгу "Серебряные слезы - Татьяна Тронина"

Саша стоял у окна, сложив руки на груди, и пристально смотрел на меня.

– Приляг, Лиза, – сказал он. – Ты устала. Ты очень бледная... Я посижу рядом.

– Не надо, – ответила я. – Не надо возиться со мной, точно с ребенком... Я справлюсь.

– Я хотел тебя спросить... Там, в спальне, за шкафом, я заметил одну картину.

– Какую еще картину? – наморщила я лоб.

– Обнаженная женщина на снегу.

Точно, а я и забыла – я туда спрятала портрет Дуси Померанцевой! Почему-то мне сейчас совсем не хотелось смотреть на него...

– Ну и что? – равнодушно спросила я.

– Она похожа на тебя.

– Что? – Я вздрогнула, точно от электрического разряда. Дуся Померанцева, хоть и была моей непосредственной родней, ничем не могла напоминать меня. Тяжелые черные косы, тени вокруг глаз, форма губ, которая больше напоминала о периоде торжества «Мира искусства», чем о сегодняшних тенденциях модного макияжа...

– Она похожа на тебя, – повторил Саша. – Я сейчас это вдруг понял.

– Не может быть, – сказала я. – У нас совершенно разный тип внешности. Она черноволосая, немного восточного вида, а я блондинка, между прочим, натуральная... – с тоской добавила я.

– Нет, что-то общее есть...

– Ах, Саша, тебе показалось – потому, что я сейчас вся в черном!

– Так что это за картина? – с удивлением переспросил он. – Очень сильная вещь – судя по всему, ее рисовал мастер.

– Это Дуся Померанцева, – устало сказала я.

– О господи! Откуда? Ты... впрочем, тогда все понятно, и нет ничего удивительного в том, что вы с ней похожи! – На лице Саши отразилось волнение. – Да-да, старая история, которая касалась наших семей... Знаешь, кажется, она начинает захватывать и меня. Бледный ангел, который прячется за шкафом...

– Саша! – Мне совсем не хотелось говорить об этом. Только что я похоронила свою сестру, и декадентская лирика сейчас мало волновала меня, хотя раньше я не могла без нее существовать.

– Что, Лиза? – Он выглядел растерянным и ошеломленным.

– Не надо...

Он подошел ко мне и обнял меня.

– Ладно, не буду. Лиза... Как же я тебя люблю, Лиза.

– Сестра моя умерла, а ты о любви... Нет, Саша, замолчи.

– Хорошо. Я дождусь того дня, когда мы сможем поговорить с тобой об этом. О том, как ты дорога мне...

* * *

Мне иногда казалось, что жизнь в нашем Филологическом институте не замирает ни на мгновение. Даже в те дни, когда нет занятий по причине календарных праздников, выходных или каникул. Всегда светится какое-нибудь окно, или кто-то сидит в пустом читальном зале, перелистывая толстый фолиант, или не сдавший зачет разгильдяй бродит по коридорам с тоскливым и жалобным лицом, выискивая преподавателя...

Вот и сегодня, несмотря на то, что был воскресный день и одновременно праздник, дверь в альма-матер была распахнута. Сонный охранник у входа кивнул мне из-за стеклянной перегородки.

Викентия не было, поэтому по коридорам носилась Аглая с гирляндами разноцветных шаров, а за ней – лаборантка Вика со стопкой самодельных плакатов.

– Здравствуйте, Елизавета Аркадьевна! – вынырнул из-за угла Ковальчук. – Христос воскрес.

– Воистину... – рассеянно ответила я, намереваясь догнать Аглаю.

– Э-э, нет, так нельзя! – решительно запротестовал он. – А лобызаться?

– Ковальчук, я на тебя напишу докладную! – из дальнего конца коридора заорала Аглая. – Бесстыдник!

– Что ж, все должно быть по правилам, – неожиданно согласилась я, глядя в синие глаза студента. – С праздником, Ковальчук...

И мы троекратно расцеловались.

В кабинете Викентия царил полный разгром. Не знаю, кому в голову пришла эта дикая идея, но со всего института принесли бюсты известных деятелей искусства: Толстого, Горького, Гомера, Маяковского – и расставили вдоль стены, под плакатом «Поздравляем любимого ректора с юбилеем!».

Это был единственный день, когда Викентий отсутствовал, и мы не преминули этим воспользоваться.

– Вот придет он завтра и обалдеет... – мечтательно сказала Аглая, оглядывая кабинет. – Наверное, думает, что мы забыли. А мы ничего не забыли! Так, Ковальчук, двигай этот шкаф на место – только осторожнее, Толстого не свали...

– А что символизируют классики? – робко спросила тоненькая Вика, заливаясь краской. – Не очень понятно...

– Все даже очень понятно! – возмутилась Аглая. – Это значит, что они тоже пришли поздравить Викентия. Ведь он, можно сказать, повелевает всеми ими, как руководитель Филологического института.

– Грандиозно! – с натугой воскликнул Ковальчук, двигая шкаф.

– Так, Лизочка, а ты прикрепи эти плакаты в предбаннике, чтобы, значит, Викентий сразу прочувствовал, как мы его любим... – командовала Аглая.

– Как-то страшно здесь хозяйничать... – поежилась я, разглядывая плакаты. – А ну как Викентий разозлится, что мы к нему ворвались и все переставили?

– Ничего подобного! Уж я-то его знаю...

Ковальчук куда-то ушел и через двадцать минут вернулся с бюстом Карла Маркса.

– Вот... Уф! – с гордостью произнес он, ставя Маркса в один ряд с классиками литературы. – Чтобы, значит, до кучи. В подвале стоял, за сломанными стульями.

– Это кто? – с любопытством спросила Вика. – Я что-то такого писателя не помню... А, наверное, Максимилиан Волошин! Как же я сразу не узнала...

– Ковальчук, ты спятил! – От возмущения у Аглаи даже очки свалились с носа, но она успела их вовремя поймать рукой. – Кого ты нам принес?!

– Как – кого? – обиделся Ковальчук. – Бюст!

– Так это ж Карл Маркс! Его специально в подвале спрятали...

– Зато какая борода! – с восхищением произнес Ковальчук. – Любо-дорого... Давайте Горького, Гомера и Маяковского поставим в центре, а по бокам Толстого и Маркса – они бородатые, чтобы получилось симметрично. Точно! А в самой середине – Маяковского, потому что он лысый. Миром правит гармония...

– Нет, это невозможно! – всплеснула руками Аглая. – Писателей расставим по старшинству – Гомер, Толстой, Горький и Маяковский... А Маркса неси обратно в подвал.

Мы возились довольно долго, украшая кабинет Викентия и небольшой коридор перед ним, так что на некоторое время я сумела забыть обо всем, и мне было даже весело... Нет, не весело, но как-то интересно заниматься этой чепухой.

– Ты куда потом? – спросила Аглая, поправляя портьеры. – Поехали к нам...

– Нет, не могу, – сказала я. – За мной Саша заедет через час. Поедем... мы поедем к папе и Вере. Господи, ведь уже почти двадцать дней прошло!