Читать книгу "Варяги. Смута - Влад Поляков"

— Откройте двери зала, — командует Богумил, распорядитель этого ритуала. — Скажите людям Киева, что престол отныне не пустует. Назовите имя занявшего его! Вас же, собравшиеся, от имени великого князя приглашаю на пир. Малый пир, предшествующий тому, что будет после того, как князь Хальфдан предстанет перед изваяниями богов в храме киевском.

Да, все это будет. Сейчас накрывают столы для малого застолья, потом будет воистину грандиозное, спустя пару дней или около того. Будет визит в храм, где проведется своего рода «одобрениебогов» моей персоны. Все, как и полагается, традиции, которые надо чтить. Но главное — в этого момента все оставшееся — не более чем красивое оформление уже свершившегося. Видя сияющие лица друзей, я мог в этом даже не сомневаться. А особенно сияла Змейка…

— Знаешь, Хальфдан, я думала, сказать тебе сейчас или все же обождать, — зашептала она мне на ухо. — Думала-думала, да и решила. Что две хорошие вести лучше одной.

— Несомненно. А что за весть?

— Помнишь, что твои хирдманы беспокоились насчет того, что у тебя все еще нет наследников, кому потом перешел бы хирд. Так вот, теперь… об этом можно не волноваться…

Интерлюдия

Июль (червен), 987 год. Константинополь. Покои базилевса Василия II

В личные покои императора мало кто допускался, но вот патриарх Николай Хрисоверг был там довольно частым гостем. Василий II не пренебрегал советами умудренного жизнью и опытного человека, к тому же обладающего немалой властью. Вот и сейчас императору требовался если не совет, то внимательный и мудрый слушатель, способный, если что, подправить течение мысли.

Сначала была обычная беседа, потом легкая, без особого воодушевления, партия в шахматы, что порой способствовали приведению мыслей в порядок. Проигрышу Василий II ничуть не расстроился, зная, что и противник его по игре был всегда хорош, и что поражение тут лишь повод в следующий раз быть более внимательным. Сейчас же пришло время обсудить то, ради чего он и пригласил патриарха.

Перебирающий жемчужные зерна четок патриарх, сидящий в кресле, прикрыв глаза, шептал слова молитвы и ждал, пока его государь соберется с мыслями. Ему то спешить было некуда, да и относительно содержания разговора он успел догадаться. Все же император был еще молод и горяч, его чувства легко читались.

Василий поставил на доску костяную фигурку короля, которую до этого вертел в руке и вымолвил:

— Жаль! Мы потеряли возможность влиять на Русь, не успев в полной мере ее приобрести. Теперь на троне Киева восседает великий князь Хальфдан, ярый сторонник старых богов и наш враг.

— Мы не потеряли возможность, государь, — открыв глаза, Николай Хрисоверг пристально посмотрел на императора. — Просто нам удалось приобрести много меньше того, на что надеялись.

— Объяснись…

— Империя не сможет влиять на Русь — ты прав, государь. Но мы и е могли это делать. Зато жив и укрепляется в Тмутаракани князь Владимир с немалым числом приверженцев, который отныне во всем от тебя зависит. От твой верный вассал, иначе его раздавит великий князь Хальфдан. Теперь князь Владимир не только примет крещение, но и будет поддерживать тебя в войнах. А русы хорошие воины, то всем ведомо.

Император призадумался. В словах Хрисоверга была своя правда. Вассальное княжество ему пригодится, вне сомнений, особенно в теперешней непростой ситуации, но вот что будет потом…

— Да, пожалуй. Последовавшее за Владимиром войско можно бросить против болгар. Это поможет нам одержать победу, перетянуть весы войны на нашу сторону. Траяновы Ворота дорого нам обошлись. И я продолжаю слушать тебя, Николай. Думаю, ты хотел поделиться со мной и другими мудрыми мыслями.

— Стоит объявить Тмутаракань не простым княжеством, но великим, а еще… не отменять договоренность с Владимиром о его свадьбе с Анной, твоей сестрой, государь.

Искреннее удивление в глазах Василия… И видно было, что относится оно не к титулованию Владимира, а к мысли относительно сохранения договоренности. В глазах императора теперь все это не имело никакого смысла. Но вот опытный политик Николай Хрисоверг думал совсем иначе, что и собирался доказать своему повелителю.

— Князь Владимир все еще остается значимой фигурой, это стоит использовать.

— Посадить обратно на трон Киева? — скривился император. — Ты знаешь, что нам сейчас не до этого. Да и война с Русью слишком опасна. Еще и раскрытие секрета «греческого огня» их усилило. Теперь даже наш флот не имеет явного преимущества.

— О войне с Русью и речи не идет. Боже сохрани Византию от такого опрометчивого поступка, — истово перекрестился патриарх. — Аскольд с Диром, Олег, Игорь, Святослав… Последний и вовсе мог уничтожить империю, посадив своего ставленника на трон. Господь защитил! Нет, я о другом. К тому же этот их новый правитель, Хальфдан, уже успел показать себя знающим полководцем.

— Тогда о чем ты говорил?

— Надеждами на возвращение Киева можно тешить разве что Владимира, а самим подталкивать его сначала к помощи в наших войнах, а потом к расширению Тмутаракани за счет окрестных варваров. Нам это выгодно.

— Влияние через власть духовную, — прищурился император, начинающий понимать задумку Хрисоверга. — Да, все верно. Пусть другие воюют, а мы проникнем туда вместе с куполами наших храмов и деньгами торговцев. Ты вновь оказался прозорлив, Николай Хрисоверг. А если наследниками Владимира станут его дети от моей сестры, то…

Патриарх вместо ответа лишь прикрыл глаза и стал творить молитву, вновь перебирая зерна своих любимых жемчужных четок. Ответ тут не требовался, обоим было все ясно. Родные по крови наследники могут стать не просто вассалами, которые порой склонны бунтовать, но ввести расширившееся княжество в состав империи. А в такую игру стоило сыграть. Больно велик мог оказаться выигрыш.

— Свадьба не будет отменена, — решил император. — Но венчание произойдет здесь, в Константинополе. Чтобы все видели, кто здесь хозяин.

Патриарх Николай Хрисоверг лишь улыбнулся. Величие Византии означало и величие церкви. Мощь той силы, которой он посвятил всю свою жизнь. Перспективы же открывались… обширные. Надо было лишь правильно воспользоваться сложившимся положением. И удержать его, не растерять, как порой случалось. Но лично он был готов весь остаток жизни положить на этот алтарь.

Конец второй книги