Читать книгу "Эхопраксия - Питер Уоттс"

* * *

Спустя две ночи Валери его поцеловала.

Он даже не знал, что она рядом, пока вампирша не схватила ею за затылок и не развернула к себе быстрее, чем его мозг успел отреагировать. К тому времени, когда сердце уже подпрыгивало так, что, казалось, билось о нёбо, тело вспомнило о бей-беги, а мозг успел подумать: «Вот и все, она со мной закончила. Мне конец, мне конец, мне конец…» — ее язык уже влез ему в горло, а другая рука не та, которая крушила шейные позвонки, — принялась клещами сжимать щеки Дэна, вынуждая его раскрыть рот.

Брюкс висел, парализованный, в хватке, пока вампирша пробовала его изнутри. Сквозь ее плоть чувствовались какие-то толчки, почти напоминавшие сердцебиение — если бы не их замедленный ритм. Наконец она его отпустила. Дэн рухнул на землю и отполз в сторону перепуганным крабом, которого застали на открытом месте, отрезав путь к отступлению.

— Ты что творишь… — прохрипел он.

— Кетоны, — она посмотрела сквозь него — темный силуэт на фоне пурпурных сумерек, — Лактат.

— Ты чувствуешь рак на вкус, — понял он через секунду.

— Лучше ваших машин, — она наклонилась ближе, улыбаясь, — Но, может, не настолько точно.

Даже сейчас, глаза в глаза, она, казалось, смотрела не на него.

Брюкс все понял за секунду до того, как вампирша сдвинулась с места.

«Она укусит меня».

Но острая боль пронзила руку, а ее лицо не дернулось даже на сантиметр. Дэн посмотрел на свое предплечье, ошеломленный, и увидел там две одинаковые точки от укола — на расстояние сантиметра друг от друга. Потом заметил пистолет для биопсии с двумя иглами в руке Валери. «Это же мой», — понял он. Из аптечки, сейчас лежавшей на земле: крышка открыта, пузырьки, иглы и хирургические инструменты сверкают при свете костра.

— У тебя проблемы из-за Солнца, — тихо сказала Валери. — Слишком много радиации и мало экранирования.

«На „Икаре“, — вспомнил Брюкс. — Когда мы думали, что сожгли тебя на корпусе, как мотылька…»

— Но тебя легко вылечить.

— Почему? — спросил Брюкс, и больше ничего не пришлось говорить: она и так все поняла.

«Почему ты помогаешь добыче?

Почему ты помогаешь кому-то, кто пытался тебя убить?

Почему я до сих пор не умер?

Почему мы все до сих пор живы?»

— Вы нас воскресили, — просто ответила Валери.

— Как рабов.

Она пожала плечами:

— Иначе мы вас съели бы.

«Мы вас воскресили, а потом поработили ради самозащиты». Но, может, для нее это действительно была выгодная сделка: выбирая между пленом и принципиальным небытием, кто предпочел бы второе?

«Мне жаль», — не сказал он.

— Не стоит, — ответила она так, словно Брюкс все произнес вслух. — Не вы нас поработили, а физика. Те цепи, что сотворили люди… — Клыки сверкнули в отблесках костра крохотными кинжалами. — Мы их скоро сломаем.

— А я думал, уже сломали.

Восходящая луна на мгновение осветила глаза Валери, когда она покачала головой: Глюк еще работает. Я вижу крест, и часть меня умирает.

— Часть… часть, что ты сотворила.

«Разумеется, они же работают как параллельные процессоры…»

Истина озарила Дэна подобно солнечному свету: персональный схрон, искусственно созданный, изолированный гомункул, принесенный в жертву и призванный страдать в агонии, пока более важные нити мыслительного процесса огибали его, как поток воды — камень. Валери не избавилась от приступов, а… заключила в капсулу и пошла дальше.

Интересно, как долго она протянет?

— Это временное решение, — сказала она, — Надо разобрать проводку.

И не для борьбы с исходниками. Эта война почти закончилась, хотя проигравшая сторона об этом еще не знала. Валери была созданием с дюжиной одновременно работающих сущностей в голове, доисторическим постчеловеком, она говорила открыто — без неприязни, возмущения и малейшего беспокойства, что Дэниэл Брюкс как-то повлияет на ее революцию. Обыкновенное человечество просто не заслуживало внимания вампирши. Ее вид мог легко избавиться от гнета людей, даже не сбросив свои цепи. Свободные руки были нужны им, чтобы разобраться с проблемами покрупнее.

— Вы не так малы, как думаете, — сказала Валери, считав мысли Дэна. — Возможно, вы больше нас.

Он покачал головой:

— Нет. Если я что и понял за эти…

«Стихийная сложность, — дошло до него, — Вот о чем она говорит». Нейрон не знает, работает он в ответ на запах или симфонию. Клетки мозга не разумны: разумен лишь мозг. И клетки — это даже не нижний предел. Источники мысли похоронены так глубоко, что предшествуют самой многоклеточной жизни: нейромедиаторы в хоанофлагеллатах, ворота для ионов калия у жгутиковых[30].

«Я — колония микробов, говорящая сама с собой», — подумал Брюкс.

Кто знает, какие метапроцессы возникнут, когда Небеса и КонСенсус свяжут достаточное количество мозгов и сбросят время задержки между узлами почти до нуля? Кто знает, какие метапроцессы уже появились? Возможно, возникнет что-то, по сравнению с чем рой Двухпалатников покажется таким же рудиментарным, как нервная система актинии.

«Может, сингулярность уже произошла, но ее компоненты об этом еще не знают».

— И не узнают, — пояснила Валери. — Нейроны отвечают, только когда с ними говорят, они не знают, почему.

Дэн покачал головой:

— Даже если там сейчас… идет слияние, я остался позади. Я не подключен. У меня даже имплантатов нет.

— КонСенсус — лишь один интерфейс. Есть и другие.

«Эхопраксия.»

Но это все равно не имело значения. Дэниэл Брюкс, человеческий целакант, скрывался на задворках эволюции, не изменившийся и неизменный, пока мир вокруг двигался вперед. Ему хватало просвещения. Принимать участие в преображении он не хотел.

«Я останусь здесь, пока там меняются роли и горят пожары. Я буду стоять на месте, пока человечество не превратится в нечто неузнаваемое или не умрет, пытаясь это сделать. Я увижу то, что придет на смену людям.

И в любом случае я увижу конец моего собственного вида».

Валери наблюдала за ним из темноты.

«Цепи, что вы сотворили, — мы скоро их сломаем».