Читать книгу "Восток, Запад и секс. История опасных связей - Ричард Бернстайн"

И все-таки, насколько мне известно, бурный расцвет проституции не вызывает сколько-нибудь заметных общественных протестов в Таиланде. Не слышно требований что-то изменить или тем более запретить. Столь снисходительное отношение к сложившейся ситуации, когда тайские женщины сексуально обслуживают иностранцев, объясняется множеством причин. Например, такими: этот промысел приносит стране много иностранной валюты; проституцией промышляют в основном женщины из Иссана, этнические лаоски, до которых бангокскому обществу практически нет дела; в тех городах, где процветает проституция, она ограничивается несколькими улицами, куда большинство тайцев не ходят. Однако такое отсутствие возмущения со стороны общества нельзя полностью отделить от общего отношения тайцев к сексу, браку и моногамии, в корне отличного от воззрений христианского Запада.

“Во времена молодости моего деда в порядке вещей считалось иметь старших и младших жен, и часто старшая жена выбирала младших”, – рассказывал мне в 2007 году в Бангкоке Мечаи Виравайдья, представитель законодательной власти Таиланда и один из виднейших социальных реформаторов страны. О роли старшей жены Мечаи сказал: “Она являлась как бы главным распорядителем в семье. Если вы приходили в гости к богатому человеку, то видели жилой комплекс из шести домов: самый большой дом принадлежал старшей жене, а в каждом из остальных жило по младшей жене”. “Только с недавних пор у королей всего по одной жене”, – продолжал Мечаи, подчеркивая, что последние короли стали моногамными, отказавшись от многовековой традиции многоженства. Однако в некоролевских семьях очень распространен такой обычай: на похоронах мужа его старшая жена объявляет о существовании младшей жены и детей, о которых раньше никто даже не слышал. По тайскому закону мужчина может иметь только одну жену, но если у него рождаются дети от миа-нои, то эти дети (их называют кхао нок нах, или “рис, выросший за пределами поля”) обладают ровно такими же правами на наследство и пользование отцовской фамилией, что и дети, рожденные от законной жены. “Это скорее ответственность, чем верность, – сказал Мечаи, определяя главенствующую ценность. – Признавая свое отцовство, человек берет на себя ответственность”.

Клаузнер считает, что на тайских взглядах, возможно, сказывается влияние буддизма – в частности, буддистское понятие о карме, то есть представление о том, что поступки, совершенные человеком в прошлых жизнях, накапливаются и приводят к обстоятельствам его нынешнего существования. По мнению Клаузнера, вера в то, что условия жизни каждого человека являются следствием его (или ее) кармы, выливаются и в некий фатализм по отношению к другим, и в нежелание выносить моральные суждения. “Многие занимают такую позицию: “Кабы не милость Божия, такая же участь постигла бы и меня”,[22]– сказал он. – Они привычно смотрят на человека, находящегося в невыгодном положении, например на калеку или на проститутку, и думают: “Такова ее несчастная судьба, такова ее карма”.

А тот факт, что большинство проституток содержат на свои заработки родственников, также умаляет степень презрения, которое другие люди могли бы испытывать к ним, если бы те занимались этим ремеслом исключительно ради себя самих. “С буддийской точки зрения она обретает заслуги, помогая своим родителям, и эти заслуги помогают ей самой удачнее переродиться в следующей реинкарнации”, – сказал Клаузнер. И ее клиент, если он тоже буддист, понимает, что, хоть и использует ее для собственного удовольствия, все-таки помогает ей обрести эти заслуги. “Они мягко обходятся с проституткой, – продолжал Клаузнер. – Они дают ей деньги, помогают ей приобрести заслуги. У мужчин есть иной способ добиться этого – пойти в монахи и следовать двумстам двадцати семи правилам поведения. А для женщин такой путь закрыт – они хоть и могут уйти в обитель, но настоящего монашеского сана для них не существует. С западной точки зрения все это звучит как поиск разумного объяснения, однако из многих бесед, какие у меня были здесь в разные годы, я узнал, что и правительственные чиновники, и видные врачи и ученые ходят в массажные салоны, не испытывая ни малейших сомнений или угрызений совести”.

Конечно, это может походить на поиски разумного объяснения, и безусловно, это действительно похоже на разумное объяснение. Большинству из нас – во всяком случае тем, кто воспитан на сексуальной культуре христианства, – очень трудно относиться к сексу как к чему-то легкому и мимолетному, например, как игра в теннис или бокал вина. И разумеется, шумиха, которую мы поднимаем всякий раз, когда какую-нибудь важную персону, особенно политика, застают с женщиной, которая не является его женой, ясно указывает на то, что мы предъявляем совсем иные требования к поведению известных людей, чем тайцы. Значит ли это, что западный взгляд на проституцию как на особую разновидность несправедливости – как на исключительное несчастье, худшую из мыслимых форм унижения – применим всегда и везде, в том числе к ситуации в Таиланде? Или, быть может, сама постановка вопроса о том, как нужно к этому относиться, тоже служит своеобразным выражением исторического взаимодействия между сексуальными культурами Востока и Запада?

Моя точка зрения практическая: моральные суждения нельзя делать в какой-то отвлеченной или абсолютной плоскости, оторванной от конкретных условий, в которых существуют тайские женщины, оказывающие сексуальное гостеприимство иностранцам. Учитывая реальные жизненные альтернативы многих бедных таек, выбор, который они совершают, становясь проститутками, можно назвать разумным, причем, если смотреть под практическим углом, этот путь едва ли хуже, чем остальные пути, открытые им. Данную точку зрения красочно излагает Джон Бердетт, автор романа “Бангкокская татуировка”, где главный герой предостерегает иностранцев от “всех этих детских суждений” “о том, что наши работящие девушки – сексуальные рабыни и угнетенные жертвы культуры с господствующим мужским шовинизмом”. На самом деле, заявляет этот персонаж (полицейский и одновременно настоящий буддийский святой), “деревенские девушки, выносливые, как буйволицы, дикие, как лебеди, сами едва верят, сколько же денег можно заработать, оказывая вежливым, благосклонным, богатым, полным чувства вины и не забывающим пользоваться презервативами фарангам ровно те самые услуги, которые им все равно приходилось бы оказывать бесплатно и без предохранения своим грубым, пьяным, охочим до шлюх мужьям у себя в родной деревне”.

Такому мнению вторит и Мечаи, владеющий сетью ресторанов, гостиниц и других деловых предприятий, которые собирают деньги на сельскохозяйственное развитие самых бедных районов Таиланда, откуда родом большинство девушек из баров. “А почему вообще продажный секс – это плохо?” – спрашивал он, указывая на то, что взгляды христианского Запада, объявляющего внебрачный секс смертным грехом, – это произвольное навязывание чужеземных ценностей, причем навязывание этих ценностей не способно ни на йоту улучшить жизнь ни одной тайки. Многие женщины, будь у них выбор, предпочли бы заниматься совсем не тем, чем им приходится заниматься, причем неважно, работают ли они официантками, гнут ли спину над жижей тропического рисового поля или служат танцовщицами-проститутками в “Энджел-Уитч”. Большинство женщин, наверное, предпочли бы быть университетскими преподавателями или женами богачей, но едва ли можно найти проститутку, перед которой стоял бы такой выбор. “Неужели это хуже, чем продавать оружие? – сказал Мечаи, отстаивая нравственность и порядочность девушек, которые решились зарабатывать на жизнь продажей сексуальных услуг. – Они ведь ни в кого не стреляют. Они просто из бедности торгуют собственным телом”.