Читать книгу "Спи ко мне - Ольга Лукас"

Постепенно из плена вязкой массы показался высокий лоб, прямой, правильной формы нос, тонкие губы. Раскрылись умные, чуть ироничные глаза. Рыба замер на мгновение, привычным жестом накрыл руками почти готовый шедевр – и на высоких скулах клоуна заиграл живой румянец. Артист ущипнул себя за щеку, попробовал оттянуть её в сторону – она не поддавалась. Он достал из шляпы маленькое зеркальце, посмотрел на себя. Залюбовался. Улыбнулся. Прошелся пальцами по зубам, как по клавишам – все на месте, и такие прямые да белые – хоть сейчас в рекламу зубной пасты!

Пластилиновый человек, в одно мгновение лишившийся своего диковинного дара, ничуть не расстроился – скорее наоборот. Принял величественную и при этом естественную позу. И страстно заговорил на незнакомом певучем языке, обращаясь к невидимому собеседнику. Его новое лицо играло и жило, откликаясь на слова, которые он произносил, так, что Наташа и Рыба поняли всё без перевода. «Выбирая между жизнью и смертью, – говорил он, – я бы без колебаний выбрал смерть, если бы точно знал, что меня там ждёт. Я в любой момент готов отказаться от этого света – если мне скажут, во имя чего я отказываюсь. Здесь слишком много лишнего, им я не дорожу. Но я дорожу собой. И если там ждёт меня распад – во имя бытия я предпочту терпеть всё то, что здесь кажется мне лишним».

Артист закончил монолог. Поклонился. Ещё раз потрогал своё лицо, отдельно поклонился Рыбе. И побежал наверх, перепрыгивая через ряды. Он поднимался всё выше и выше, выше купола, выше дождя и выше крупных звёзд, высыпавших на небе.

«Если здесь наступила ночь, то у нас, должно быть, уже утро», – подумала Наташа и резко вынырнула из сна. Закружилась голова, как от перепада давления. Наташа села на кровати, потянулась – и запуталась в собственных ловушках для снов. Она не сразу поняла, что надо приложить некоторые усилия для того, чтобы освободиться. Во сне достаточно было отдать мысленный приказ: «Этот предмет, этот человек или это явление, которое мне мешает – просто сон, значит, его не существует!» И явление, человек или предмет исчезали.

Наташа и реальную жизнь наблюдала теперь словно сквозь толщу воды. Как будто лежала на дне бассейна, а там, наверху, плавали документы, телефоны, совещания, коллеги. Последние пытались бросать ей спасательные круги, квадраты и треугольники, уложения и соглашения – но те никак не желали опускаться на дно, и покачивались на волнах.

Вероломные ловушки Наташа сложила в большой мешок, чтобы отнести на работу и раздать всем желающим. В последний момент в мешок отправилась и коллекция стеклянных рыбок. Их она, конечно, не отдаст никому – пусть лежат на рабочем столе, в вазочке, в которой раньше хранились какао-бобы. Они будут лежать, а она станет осторожно их гладить.

Утро в «Прямом и Весёлом» всегда встречает тысячей неотложных дел, поэтому Наташа решила провести раздачу ловушек после обеда, а до того положить их в пустующий шкаф для одежды. Отодвинула в сторону зеркальную дверцу и увидела… Рыбу? Одно мгновение она в самом деле думала, что это Рыба – спрятался и ждёт, когда она найдёт его.

Перед ней стоял, вальяжно опершись локтем о внутреннюю стенку шкафа, манекен из «Свежих прикидов». Тот самый, с отломанной ручкой, аккуратно подклеенной. Со светло-зелёными волосами до плеч. На нём был лихой матросский костюмчик, кое-где подколотый булавками.

– Привет, – сказала Наташа и осторожно пожала старому знакомцу здоровую руку. – Когда это ты успел сменить имидж?

На её памяти манекен был брюнетом, стриженым «под горшок». Эта причёска не очень-то нравилась Наташе, и вскоре она попыталась сделать её более модной и современной. Немного перестаралась. По счастью, кто-то из поклонников «Свежих прикидов» вскоре притащил настоящий шлем лётчика, которым всеобщего любимца торжественно короновали поверх куцего парика. Так и стоял этот раб моды и стиля – в костюмах и джинсах, в шортах и шубах, но непременно – в шлеме.

Манекен звали Эй Эль Эм Двадцать Два и он был родом из Китая.

Эта информация была указана на бирке, прикреплённой к пятке благородного дона.

Буквально там значилось так:

«Славный манекен мужчины.

Место происхождения: Китай.

Имя модели: ALM-22».

Наташа звали его Эй, Элем, а потом просто – Элем. Двадцать два – это был его возраст. Вечный и неизменный.

– Нравится? – спросила Кэт, моментально оказываясь рядом со шкафом.

– А почему у него волосы зелёные? – строго спросила Наташа.

– Я же говорила – эти садюги в магазе с ним плохо обращались. Роняли, царапали. На голове вообще забор какой-то выстригли. Как будто пьяные мужики с леспромхоза топором работали. А у меня как раз был парик. Я одной дуре костюм для косплея шила…

– Для чего?

– Ну, типа, для любительского показа мод. Из японских комиксов. Я, короче, уже всё сделала, даже заказала ей на e-bay парик, чтоб был полный комплект, как на картинке. А она такая в последний момент узнала, что в таком же костюме её соперница придёт, ну и быстро новый захотела. За работу заплатила, а парик мне остался. Тем более, что его на границе долго мариновали, где-то с месяц. Когда прислали – уже весь косплей закончился. А Шлёме он в самый раз пришелся.

– Шлёма?

– Уменьшительно-ласкательное от «Шлем». Я его про себя «Шлем» звала.

– Его звали Элем. Уменьшительно-ласкательное от Эй Эль Эм.

– Так это фамилия! Полностью будет – Шлёма Эелем.

В ногах у Шлёмы стояло несколько сумок, чемодан и швейная машинка.

– А это что? – спросила Наташа, указывая на них, – И вообще, что манекен делает в нашем кабинете?

– Так мы же со Шлёмой переезжаем! – как-то очень по-домашнему сказала Кэт.

– Поздравляю. Куда?

– Ко мне, – коротко ответила Мара.

– Журналисты и поклонники одолевают её день и ночь! – быстро пояснила Кэт. – Должен же рядом стоять кто-то, вооруженный базукой, и защищать бедного художника от лишнего внимания?

– А с чего вдруг к ней – и лишнее внимание? – недипломатично поинтересовалась Наташа.

– Ты это зря спросила. Сейчас начнётся, – покачала головой Мара и натянула наушники.

– Да, начнётся! Начнётся! – воскликнула Кэт и выбежала в центр кабинета. – А почему я должна молчать? Пусть вообще все знают. Значит, вот. Почти две недели назад тут у нас был Международный фестиваль университетских театров. Всякие театральные деятели, наши и заграничные, понаехали в Москву, и давай друг с другом фестивалиться. И мне удалось пробиться к ним на читку. В смысле, пьесу подсунуть. Короче, я сама её читала. Мне говорят: «Это вы автор?» Я им: «Нет, что вы, просто автор типа стесняется, не верит в себя и всякое такое». Они говорят: «Это хорошо, что не вы автор. Вы обязательно это скажите. И читайте помедленнее». Блин, я читала как магнитофон, у которого батарейки садятся. И думала – ну всё, сейчас начнут кидать гнилые помидоры. Ну, короче, прочитала такая, поклонилась и говорю: «Напоминаю, что я не автор и вообще не профессиональный артист, просто мы, типа, работаем вместе». А зал молчит. Ни помидоров, ни аплодисментов. Я уже прикидываю пути к отступлению. И тут вышел какой-то дядя. Он, правда, очень крутой режиссёр, просто я его фамилию не могу запомнить, она у него такая… Как у настоящего режиссёра должна быть. Не то, что у меня – Попова. Вышел он такой и говорит… Тут я тоже не совсем поняла, но ему, короче, очень понравилось, и он даже набросал рисунок каждой из трёх ролей в своём походном молескине. Он, получается, ещё немного художник. И тут до меня дошло, что пьесу-то он, по ходу, берёт! А я стою с распечаткой и думаю: «Уже уходить? Или ещё постоять?» Решила такая – надо поклониться и тихо уйти. Режиссёр в центре сцены говорит и говорит. Я в сторонке кланяюсь… И вдруг всякие театральные люди в зале как начнут мне хлопать! Режиссёр решил, что это ему. Тоже поклонился. Мы с ним кланялись, кланялись, потом он ко мне поворачивается и говорит: «А давайте мы уйдём со сцены, они ведь и без нас могут хлопать». Мы и ушли. Он меня в буфете коньяком угостил. А сейчас уже ставит пьесу и на всех углах рассказывает о ней. Так прикольно рассказывает. Как будто он вдруг – раз – и сам её нашел. Шел, шел по улице, видит – пьеса лежит. Ага, конечно. Нашел бы он, если бы не я. А ещё разные киношники от его речей активизировались, хотят фильм по этой пьесе сделать. Только, сказали, название другое будет. И надо дописать две эротические сцены и одну драку.