Читать книгу "Простая душа - Вадим Бабенко"

Я швырнул горсть бисера на грязный пол.

Потом одумался и вызвал служанок.

Они ползали на коленях, собирая бусины в жестяной таз.

Зная, что я пересчитаю все до одной.

Я больше не повторяю ошибок, твердил я сам себе.

И смотрел на их бедра и толстые икры.

Я был волен взять прямо тут все, что хочу.

Тут, в хлеву, полном дурных звуков.

С какой-то из них я б даже мог быть нежен.

Но ее не отличишь вот так, со спины.

«А ты талантливый, – сказала Лиза серьезно, когда он закончил, – талантливый и, наверняка, жуткий эгоист. Но до меня, эгоистки, тебе далеко».

Она обвела всех глазами и улыбнулась надменнейшей из улыбок. Кое-что было пока еще в ее власти. Она знала – это ненадолго – и пользовалась моментом, вытребованным у прижимистого мира.

«Горсть бисера на грязный пол…» – пронеслось в голове. Она спросила громко: – «О чем вы говорили, о предназначении? – и заявила, глядя в глаза Астахову: – Это жуткая тоска! Ты вот выполнишь предназначение, перенесешь донесение от одной высшей силы к другой и станешь больше не нужен. А я буду нужна всегда, я – Венера, мой камень – бриллиант. И устроена я нехитро, во мне даже нет батареек, потому всем нужно лишь мое тело. А я зато не помню – ни о ком, ни о ком… Вот они, пришли!»

На сцене вновь появились музыканты, к которым теперь добавились две девушки в коротких юбках. Зал захлопал и заулюлюкал, послышались крики: «Давай, Маруся, жарь!»

«Ах, – произнесла Бестужева с чувством, закидывая руки за голову. – Зачем они, все ваши сложности? Я не знаю, чего я хочу; я почти пьяна, и мне это нравится. Пусть теперь будет танец – что еще нужно для счастья?»

«Провожал ты меня из тенистого сада, вдруг взяла тебя нервенная дрожь…» – грянул оркестр с эстрады.

«Оп-пааа!» – заорал кто-то неподалеку.

Народ со всех сторон повалил к танцплощадке. Елизавета посидела минуту с мечтательным, отсутствующим выражением на лице, потом вздохнула: – «Ну, это просто ностальгический экстаз», – и выскользнула из-за стола, ловя на себе алчные взгляды. Каждый из этих тоже считает, что он тут главный «Царь», – подумала она по пути, мельком глянув по сторонам, и еще расправила плечи. Почему-то ей опять захотелось поплакать, но она знала, что ни за что себе этого не позволит.

У эстрады она выхватила острым глазом в толпе колышущихся, вихляющихся тел хрупкую девочку с голым животом, молниеносно оказалась с ней рядом и чуть подтолкнула плечом: – «Подвинься, ангелочек». Та ощерилась было, но, встретив ласковый Лизин взгляд, нерешительно улыбнулась в ответ и развернулась к ней лицом. «Мы гуляли с тобой, я ревела, ох ревела; подарил ты мне медную брошь…» – подпевала Елизавета, вслед за голосистыми солистками, и цепляла зрачками темные зрачки напротив, понемногу убыстряя движения, затягивая партнершу в свой собственный ритмический кокон.

Та оказалась способной ученицей. Вскоре вокруг них образовалось пространство, в которое никто не пытался проникнуть. Все лишь смотрели – откровенно и похотливо. Елизавета с девочкой то льнули одна к другой, извиваясь, как тонкие змейки, то расходились на шаг, не отрывая глаз друг от друга. Они скользили по вытертому паркету, как блики по замороженному озеру. Казалось, их тела связаны тысячью упругих нитей, по которым мечутся энергетические сгустки. Весь танец был сплошная чувственность, и в пространстве крепло вожделение – глаза самцов наливались кровью, и с клыков капала слюна. Трудно сказать, что притягивало больше – зрелость желаний и знание своей власти или юношеский порыв, безудержный и пылкий, готовность подчиняться, не страшась последствий.

Оркестр доиграл песню и тут же, не теряя темпа, начал новую. «Колечко мое, золото литое…» – выводили певицы. «Сердечко мое, никем не занятое…» – вторила им Лиза, сверкая глазами. «Ух, ух», – покрикивал какой-то пьяный мужичок, женщины щурились завистливо, не решаясь подступиться ближе, а двое мужчин восточного вида, смуглых и черноволосых, оказались вдруг рядом, выплясывая бок о бок и подбадривая себя гортанными возгласами. К ним, как по команде, стали стягиваться стриженые парни с круглыми славянскими лицами. В воздухе явственно запахло грозой. Тут же и музыка кончилась, а вместе с ней – и танец.

Музыканты переводили дух и переговаривались между собой. Юная партнерша смотрела на Лизу преданно и молча, закусив нижнюю губу. В зале раздались хлопки – это Фрэнк Уайт с Астаховым аплодировали, как в партере. Крамской же, напротив, сидел мрачнее тучи – отчего-то ему стало казаться, что высказанное им вслух потеряло смысл. Высшие силы слепы и неразумны, и никакое «событие» не ждет его больше – ни здесь, в ресторане, ни где-то еще. К тому же, девочка с голым животом была похожа на Жанну Чижик, мысль о которой вдруг пронзила его, как игла.

«Тоже мне, Саломея», – пробормотал он сердито и потянулся к водке. Елизавета тем временем погладила девочку по щеке и сделала было шаг к своему столику, но один из черноволосых бесцеремонно схватил ее за локоть.

«Шампанское хочешь, красавица?» – спросил он, скаля очень белые зубы.

«Пошел ты…» – откликнулась она презрительно и дернула руку, пытаясь освободиться, но ее держали крепко и не собирались отпускать.

«Зачем грубишь? – обиделся черноволосый. – Гордая, да?»

Местные парни тут же двинулись к ним, но наткнулись на второго кавказца; возникла непонятная суета, и тут в группу ворвались еще два человека, один из которых толкнул обидчика Елизаветы в грудь и заорал: – «А ну отпусти ее, козел, чурка!» От неожиданности тот выпустил Лизин локоть, споткнулся и чуть не упал, но тут же вновь оказался рядом на крепких пружинистых ногах. «О, господи, – простонала Елизавета, узнав своего заступника. – А ты-то, ты-то здесь зачем?..»

Это был все тот же Александр Фролов, явившийся, заметим, в очень нужный момент. После выяснения отношений у дверей тимофеевского дома, он хотел было сразу ехать на вокзал, но водитель Толян уговорил его «досмотреть кино», хотя бы до сегодняшнего вечера. Фролов вяло согласился, ему было, в общем, все равно. Они просидели в молчании, пока Лиза не села в подкатившее к подъезду такси, а потом устроились в летнем баре, прямо у входа в «Волжский шаман», и стали методично накачиваться пивом.

Александр постепенно оживлялся и веселел. «Мы напились вчера, но мы напьемся еще сильней сегодня, – бормотал он, глядя в свою кружку. – Чтобы уж никаких препонов, барьеров, преград. Будто мы – цари и тираны, и нам все можно – и брагу, и наложниц!»

«Это что, тоже Черчилль?» – уважительно спросил водитель.

«Нет, это я сам!» – Александр стукнул кулаком по столу и рассмеялся в полный голос. В нем, не иначе, заговорил свободолюбивый дух его деда. Толян лишь поддакивал и ничуть не удивился, когда, уже основательно набравшись, Фролов вдруг сказал, пожав плечами: – «А что мы тут, собственно, сидим? Гулять, так гулять – и слежка эта мне надоела. Пойдем внутрь, хоть пожрем, как люди», – и они отправились в ресторан, угодив к самому началу конфликта.