Читать книгу "Последняя дверь последнего вагона - Владимир Ильин"

— Да не казни ты себя! — машет рукой Астратов. — Что говорить: мы все лопухнулись по-крупному… Булату не следовало тебя пускать на эту встречу, и ничего бы не произошло. Все равно мы вычислили бы. что автором записки является Семядуб, а на допросе выяснилось бы и все остальное… Все дело в том, что последнее время мы судорожно хватаемся за первую попавшуюся соломинку.

Он делает паузу, а потом неуклюже шутит: — И вообще, все началось с Лабецкого! Это ему, разгильдяю, пришло в голову вызвать тебя по громкой трансляции. Неудивительно, что настоящий Цвылев был шокирован, узнав, что под его именем, отчеством и фамилией существует кто-то другой. Пока ты отсутствовал в Доме, он навел о тебе справки и убедился, что ты — не однофамилец, а самозванец. Видимо, сначала он заподозрил в тебе того, кем ты являешься на самом деле, — нашего человека, который маскируется под бывшего Слепого Снайпера. Он даже не устоял перед искушением проговориться о своем открытии Баринову… А потом ему пришло в голову, что его личность мог использовать в качестве прикрытия сам Дюпон, и тогда Цвылев решил: надо подготовить побег для шефа… А лаз под стеной он рыл по ночам обычной пластиковой детской лопаткой для игр в песочнице. Это я так, к слову…

Он умолкает, словно ждет моей реакции, но я молчу, и Астратов продолжает свой монолог:

— Интересно, знал ли он о том, какую участь Дюпон уготовил для планеты? Если нет, то куда он собирался бежать вместе с Дюпоном? И почему так срочно?..

— Теперь это так и останется загадкой, — комментирую я. И не удерживаюсь от шпильки в адрес своего собеседника: — Если, конечно, вы не реинкарнируете его еще раз…

Однако Астратов не улавливает иронию.

— Каким образом? — поднимает он брови.

— Очень просто, — пожимаю плечами я. — Для этого надо собрать всех младенцев, которые появились на свет прошлой ночью, и активировать дремлющие в них ноо-матрицы…

— Еще чего! — возмущается Астратов. — Делать нам больше нечего, что ли?

— А разве есть? — с невинным видом спрашиваю я. — Какие такие неотложные дела вам предстоят за две недели до конца света? Или еще есть надежда найти Дюпона?

Сказать «раскрутчику» на это нечего. Однако сдаваться он не собирается:

— Как бы там ни было, обещаю тебе, Лен: мы будем работать до конца!

— Но ведь вы, кажется, проверили уже всех носителей?

— Да проверить-то проверили… Но у нас остается масса вопросов к некоторым из тех, кто ранее прошел проверку, потому что их показания кое в чем вызывают сомнения. А таких немало, поверь мне… Например, если человек жил один, не имел ни друзей, ни родственников, ни постоянной работы, то о смерти его, особенно если она наступила без свидетелей, мог никто не знать… Такие одиночки безнадежно пропадают без вести, и Вряд ли их ищут. Тем не менее они продолжают числиться во всех базах данных, в реестрах учета граждан, в картотеках и списках… И когда их реинкарнируют, то наш запрос в систему персональной идентификации ничего не дает. Да, был такой Иванов-Петров-Сидоров… Проживал там-то, примерно до такого-то времени. Где сейчас находится — неизвестно. Может, скрывается по каким-то причинам, сменив фамилию, а может, давным-давно сгнил в канализационном люке или до сих пор валяется в морозилке одного из моргов с биркой на ноге «Личность не установлена». И как тогда разобраться, кого мы реинкарнировали: настоящего Иванова-Петрова-Сидорова или кого-то, кто знал о его смерти, а теперь решил выдать себя за него?.. Кроме того, как ты сам убедился, даже если нам удается доказать, что реинкарнированный пытается водить нас за нос, поскольку человека, именем которого он назвался, либо не существует в природе… правда, это бывает редко… либо он живет себе, в ус не дует и его личность может подтвердить добрый десяток объективных свидетелей, то и тогда это еще ни о чем не говорит.. Среди тех, кому мы подарили второй шанс коптить белый свет, попадаются разные субъекты: кто-то был не в ладах с законом и числился в розыске за те или иные правонарушения. А кто-то решил воспользоваться случаем, чтобы начать новую жизнь действительно с нуля, и не желает возвращаться к надоевшим ему до тошноты людям — да-да, не удивляйся, попадались и такие… Ну и, наконец, были еще отдельные типы, которые действовали из корыстных побуждений.

— Это как? Астратов усмехается:

— А представь, что ты жил в нищете, не имея лишнего юма за душой. А, к примеру, сосед твой ни в чем не знал себе отказа, потому что деньги к нему текли рекой, и у него было все, что он хотел: и загородный особняк, и коттедж на морском побережье в курортной зоне, и шикарные любовницы, и тачки, одна другой круче, и все в таком же духе… Но однажды этот счастливчик загибается от инфаркта, и его хоронят на лучшем кладбище. Разве не соблазнительно выдать себя за него, когда ты осознаешь, что вернулся с того света? Соблазн этот тем более велик, потому что вряд ли кто-то, не считая родных покойного соседа, сможет понять, что ты врешь. А поняв — разоблачить тебя. Зато в перспективе ты можешь потребовать реституции якобы принадлежавшей тебе собственности — как движимой, так и недвижимой. И даже если твое состояние успели за это время промотать «наследнички», то предъявить им иск, урвать то, что осталось, и так далее…

Астратов прикуривает очередную сигарету — в последнее время он курит по-страшному, почти без перерывов, и порой мне кажется, что лицо его пожелтело не от недосыпания, а от никотина.

— Бывают и самозванцы другого рода, — продолжает он, с отвращением выпуская изо рта клуб сизого дыма и откашливаясь. — Им не нужно богатство, но они гонятся за чужой славой… хотя бы посмертной… Кстати, мы все-таки допросили твоего литератора… Нет-нет, не бойся, раскололся он без всяких инъекций и гипноза. Стоило его чуть-чуть припугнуть — и душонка его дрогнула… И оказалось, что никакой он не Баринов.

— А кто? — не удерживаюсь я от естественно риторического вопроса.

— Некто по фамилии Добробабенко, правда, тоже — Никита. И тоже — боец литературного фронта. Пописывал книжки, которые, в силу своей заурядности, не пользовались спросом у читателей и благополучно кончали свою жизнь либо в запасниках библиотек, либо в макулатуре… Но, как всякий графоман, Добробабенко искренне считал себя гением, которого мир не оценивает должным образом. И когда он скончался от укуса энцефалитного клеща (это я так, к слову), а потом воскрес в новом обличье, то сразу же смекнул: вот удобный случай стать известным писателем. Одним из тех, чьей популярности и даровитости он всегда завидовал… Он уже потирал руки от предвкушения: мол, в скором времени читатели, ранее презиравшие его опусы, будут нарасхват раскупать их. а критики, не удостаивавшие ранее его вниманием, будут взахлеб расхваливать его книги — лишь потому, что на обложке будет стоять фамилия автора бестселлеров…

Я грустно качаю головой. Почему-то я не испытываю ни малейшего презрения к лже-Баринову. И зря Астратов так распинается передо мной. Да, те, кто воспользовался своей реинкарнацией, чтобы солгать, поступили непорядочно. Но разве те, кто оживил их сознание в чужом теле, не способствовали этому?