Читать книгу "Противостояние - Дмитрий Шидловский"

Дверь купе открылась, и в него вошел Артем в своем привычном джинсовом костюме и кроссовках. Усевшись напротив Алексея, он проговорил:

— Ну, здравствуй, Алексей. Доволен?

— Да как тебе сказать, — отвел глаза Алексей. Он узнал собеседника. — И да, и нет. Жестоко ты тогда с нами пошутил.

— Я лишь помог реализоваться вашим желаниям, — улыбнулся Артем.

— Вот я и говорю, жестоко, — вздохнул Алексей.

— Ну, тебе менее, чем другим, стоит роптать на судьбу, — проговорил Артем. — Для тебя все сложилось наилучшим образом.

— Да, наверное, — нахмурился Алексей, — но вот жизнь прошла, а я так много не понял.

— А ты хотел все понять за одну жизнь? — иронично произнес Артем. — Я не слышал, чтобы у кого-нибудь это получалось.

— Но даже если нам и отпущено много жизней, никто ведь не знает, что было раньше. Предыдущий опыт бесполезен. Его не принесешь с собой.

— Ошибаешься, — покачал головой Артем, — именно опыт-то и забирают с собой, все остальное действительно преходяще. Подсознание помнит, хоть ум и не ведает. Хотя и в этом я могу сделать для вас исключение.

— Нам придется все повторить? — поднял брови Алексей.

— Зачем? Что сделано, то сделано, надо двигаться дальше.

— Куда?

— Сам поймешь. Мне кажется, что у тебя есть несколько вопросов.

— Да. Двадцать пятое мая сорок первого, я тогда… Могло быть по-другому?

— Нет, не ты, — отрезал Артем.

— Я спровоцировал одного монгола сказать Гитлеру…

— Лобсанг? Ты уверен, что ты его спровоцировал? Тогда все ведущие спецслужбы мира, включая гестапо, Интеллидженс сервис и японскую разведку, считали, что он работает на них. На самом деле он с самого начала работал на орден горцев, который всегда незримо присутствовал в мировых событиях. Что бы вы там ни решили с Саниным, он бы все равно посоветовал Гитлеру именно эту дату. Жестоко, конечно… но если вмешиваешься в мировую историю, то вынужден принимать такие решения. Я сам когда-то работал на горцев. Давно, еще в четырнадцатом веке. Тогда тоже пролилось много крови. Не переживай. Это была одна из тех поворотных точек, когда наше невмешательство грозило всей цивилизации.

— Значит, вы всё контролируете?

— Всё контролировать невозможно. Любая система живет своей жизнью. Ты можешь вмешиваться в некоторые процессы, но лишь до поры. Если переступить определенные пределы, войти в противоречие с ее основами, либо ты сломаешь систему, либо она тебя.

— Почему вы позволили нам вмешиваться в историю?

— Нам стало интересно, как это будет. Мудрейшие определили, что фатальной угрозы миру вы не несете, и Неоценимый позволил провести эксперимент в этом мире.

— Вы смотрите на Землю как на полигон для испытаний?

— И да, и нет. Когда будешь с нами, поймешь.

— Что бы здесь было, если бы мы не вмешались?

— Да, в общем, все то же. Только Крым должен был пасть. Русский национализм — это тупиковая ветвь. Ты видишь, что, несмотря на победу во Второй мировой и обладание проливами, они начали отставать еще в пятидесятых. Единственный шанс для них сейчас — это воссоединение с континентальной Россией, которая стремительно интегрируется в Европу. Так что отрицательное воздействие нивелируется. Ну, и пятьдесят третий, конечно. Крушение социалистической системы здесь должно было произойти, как и в вашем мире, в конце восьмидесятых. А здесь после смерти Мао только Северная Корея осталась коммунистическим государством… Но это уже пусть Ким разбирается.

— Тридцать лет — немалый срок. Целое поколение.

— Но мы-то меряем столетиями, — улыбнулся Артем, — для нас тридцать лет — это несущественная коррекция.

— Хорошо вам, — хмыкнул Алексей.

— Так присоединяйся, — протянул к нему руки Артем. — Тебе уже немного осталось. Ответь на оставшиеся у тебя вопросы и приходи.

— Ты имеешь в виду: как можно перенести столько смертей и реки крови и не сойти с ума? — поднял брови Алексей.

— Убивать без вреда для психики невозможно, — покачал головой Артем, — за исключением одного случая. Если ты действуешь, подчиняясь неизбежному и следуя естественной природе вещей.

— Очень четкое определение, — съязвил Алексей.

— Другого не будет, — произнес Артем. — Что есть естественная природа вещей и каково твое место в мире, ты должен определить сам.

— Легкая задача! Подскажи, как.

— Смотри на вещи философски.

— Философский взгляд или есть, или его нет, и философия, как таковая, к нему не обязательно приводит.

— Говорят, есть тысяча путей. Я прошел путем меча. Найди свой, когда вернешься. Здесь главное — отношение к делу, а не род занятий.

— Вообще-то, я почетный президент Балтийской ассоциации боевых искусств, и мне восемьдесят три года, — произнес Алексей. — Не опоздал ли ты с советом?

— Нет, я про другое, не про возвращение в Тарту, — хмыкнул Артем. — Скоро поймешь. Путь воина длиннее жизни. Что же, был рад видеть тебя в добром здравии. До встречи.

Он поднялся и вышел из купе.

* * *

Газета «Санкт-Петербургские ведомости», 27 июля 1980 года.

«Вчера в своем доме в Тарту на восемьдесят пятом году жизни скоропостижно скончался экс-президент Северороссии Алексей Татищев. Смерть наступила во сне, вследствие паралича сердечной мышцы. Алексей Татищев родился в 1896 году в Варшаве и в 1914 году переехал в Санкт-Петербург. Морской офицер, получивший награды за участие в Готландском бою и других операциях имперского флота, он стал одним из сподвижников первого президента Северороссии адмирала Оладьина. Участвовал в Гражданской войне, занимал ряд государственных постов. С 1938 по 1940 годы был министром иностранных дел, а с 1944 по 1957 год был президентом Северороссии. С1961 по 1976 год являлся личным советником Его Королевского Величества Генриха Третьего. С именем Алексея Татищева связан выход страны из Второй мировой войны, послевоенное возрождение и последовавшее за ним в 1957 году воссоединение территорий. Алексей Татищев считается инициатором существующей в Северороссии системы социальной рыночной экономики и автором проекта создания Балтийской Конфедерации, ставшей впоследствии Балтийским Союзом. Сегодняшнее утреннее заседание Думы началось минутой молчания, в память об Алексее Татищеве. Депутаты приняли решение рекомендовать столичному муниципалитету назвать именем Алексея Татищева один из строящихся в Санкт-Петербурге проспектов и установить памятник на одной из центральных площадей. Соболезнование семье усопшего направили лидеры и парламентарии большинства ведущих мировых держав».

Эпилог

— Алексей, Лёша, проснись.

Колычев тряс его за плечо и звал своим задорным, веселым голосом.