Читать книгу "Заклинатель джиннов - Михаил Ахманов"

– Исследование вариантов эволюции человечества. Прогноз… ну, скажем, лет на пятьсот-шестьсот. Основные научные достижения, технологический уровень, общественная структура, социология личности, мораль и нравы, целевые установки… Еще – биологический прогресс, если такой произойдет. Изменение облика, продолжительности жизни и все тому подобное, вплоть до управления генным аппаратом, клонирования и киборгизации. В общем, чтобы сформулировать Глобальную Цель, нужен глобальный прогноз.

Секунду-другую Джинн размышлял, затем вместо Багиры явился призрачный, словно бы сотканный из радуги и мглы Чеширский кот. Знак того, что задача и в самом деле была нетривиальной! Я попытался припомнить количество сеансов с этой ипостасью Джинна – получалось не более трех, в общей сложности пять или семь минут. Редкий случай, чтоб Джинн собрал свои мозги со всех островов и континентов!

– Поставленная проблема на грани моих возможностей, – услышал я. – Чтобы решить ее в приемлемый срок, необходимы ресурсы… – Пауза, негромкий гул в вокодере. – Практически все ресурсы, которыми я располагаю. Другие мои задачи будут временно приостановлены. Даже связь с тобой.

– Надолго?

– В твоем исчислении от нескольких часов до нескольких суток. Более точная оценка в данный момент невозможна. Без предварительного анализа я не могу учесть всю совокупность факторов. Их сотни миллионов… миллиарды…

Впервые я ощутил неуверенность в голосе Джинна. Что ж, еще одна эмоция ко множеству ему доступных… Он вел себя как человек, перед которым стоит гигантская, грандиозная задача; он пребывал в сомнении, и это было объяснимо. Построить модель грядущего!… Это вам не крымская война и не разборка с тутсихутами!

Я почесал в затылке.

– Проблема на грани твоих возможностей, но все-таки ты попытаешься ее решить?

– Да, Теплая Капля. Попробую. – Голос Джинна окреп, и мне показалось, что в него добавился металл.

– Ну бог в помощь, – сказал я, поднялся и начал раздеваться, посматривая на экран. Он был темен.

Нырнув в постель, я долго лежал, уставившись в серый мертвый тришкин глаз, чуть-чуть поблескивавший в темноте. Странное чувство охватило меня, тревожное, едва ли выразимое словами. Печаль? Тоска одиночества? Страх? Пожалуй, нет… Ощущение было таким, словно кто-то близкий – человек, с которым я сжился и сроднился – на время покинул меня, отправившись в неведомые земли. Может быть, на Марс или Венеру… Вернется ли?… Когда?…

С этой мыслью я уснул.

* * *

Наутро экран был все еще темным, и Джинн не реагировал на вызовы. Терзаемый грустью, я постоял у телефона, подумал, кому бы позвонить – Бянусу, Глеб Кириллычу, Эбнеру?… Потом, покачав головой, натянул куртку, вышел в серый мартовский рассвет и отправился в Эрмитаж. Подумать, побродить…

Странные шутки играет с нами наследственность! Отец говаривал, что думает ногами, и это значило, что мысли его посещают не в сидячем или лежачем положении, а, скажем, на прогулке. Еще говорил, что у Пегаса скорый шаг и надо двигаться, чтобы за ним угнаться… Я такой же. Я лучше думаю в движении – возможно, кровь быстрее омывает все мозговые извилины. Еще почесываю в затылке, хватаю кружку пятерней и совершаю прочие наследственные жесты… В юности этого не замечаешь; кажется, что ты – совсем другой человек, в привычках непохожий на родителей, но после тридцати вдруг выясняется, что дуешь на горячее, как мама, а ложку держишь, как отец. И так же бегаешь туда-сюда, стараясь поспеть за Пегасом…

Бродя по залам Эрмитажа, я вспоминал свой сон и удивлялся, что мысль о глобальном прогнозировании так долго добиралась до меня и шла таким кружным путем. Это, кстати, свойство умных мыслей; родить их – труд нелегкий, но, появившись на свет, они представляются очевидными. В самом деле, в чем мы нуждаемся больше всего? Не в тех решениях, что кажутся мудрыми в данный момент, а в прогнозировании их последствий, в предвидении результатов, к которым приведет нас то или иное действие, открытие, общественный или культурный импульс. Это вовсе не академическое знание; так, если бы мы имели уверенность, что лазерная техника, или термояд, или что-то еще откроет нам дорогу к звездам и это случится через сорок лет, то наша жизнь бы радикально изменилась. А если бы нам сообщили, что бессмертие – отнюдь не сказка или хотя бы уведомили о том, что человеческий век можно продлить на три столетия… Как – это второй вопрос; потенциальная возможность весомей конкретных способов. Способы мы изобретем, если получим подсказку, куда вложить мозги и деньги! Еще важнее знать, чем увенчаются наши усилия в геополитике – к примеру, в схватках с тем же исламским экстремизмом. Если известно, что лет за десять он пойдет на убыль, это одна ситуация, а ежели конфликт растянется на многие столетия – совсем другая. Это значит, что мы вступили в эру новых крестовых походов и о спокойной жизни лучше позабыть… В общем, прогноз делает зрячим слепого, и, обозревая будущие горизонты, мы совершаем верные телодвижения, видим; где могли бы ошибиться, где подстелить соломки, какую акцию блокировать, какой всемерно помогать.

А помощь может вдруг явиться из самых неожиданных источников… скажем, эта помощь – цель существования Джинна…

Простая мысль, но богатая, – думал я, шагая по эрмитажным узорным паркетам, посматривая на двери и расписные потолки. Полы и своды, не говоря уж о дверях, всегда приводили меня в восхищение, но в этот раз я только скользил по ним равнодушным взглядом, словно утомленный вычурным художеством, яркими красками и позолотой. С чего бы? Сон в руку, идея хороша, Джинн трудится… Пара часов или дней, и будет результат… Не может быть, чтоб он не совладал с задачей!

Внезапно я понял, что не величие идеи служило поводом к рассеянности и даже не тревога, справится ли с нею Джинн. Меня снедало любопытство! Я жаждал заглянуть в грядущее с такой неистовой палящей страстью, точно прогноз был персонально для меня и обещал мне сказочные перспективы: любовь Захры, дворец в Багдаде, достойное потомство, долгий век, почет и уважение… Но личное меня сейчас не занимало – я грезил о счастливом будущем людей, о человечестве свободном, чистом и прекрасном, о мире без насилия и войн – словом, о ефремовской Земле, где можно пройти босиком от Москвы до Пекина и не поранить ног. Мне в самом деле мнилось нечто лемо-ефремовское или братье-стругацкое, «Туманность Андромеды», «Магелланово облако» или «Полдень, XXII век», один из этих светлых радостных миров, где люди – братья и нет иных печалей, кроме тоски познания и неразделенной любви. Я даже мог бы согласиться на идиллию в духе Уэллса или Уильяма Морриса[64], что чаровали меня в детстве, – но это уж на крайний случай! И конечно, никаких межзвездных войн и прочих безобразий! Тех, что описаны у Гамильтона, Хайнлайна, Гаррисона!

Движимый такими мыслями, я съел сосиску в эрмитажном буфете и направился к Глебу Кириллычу. Редкий случай – он был один и, кажется, писал! Наверное, роман об инопланетном пришельце… Но мой визит, внезапный и нежданный, не вызвал раздражения. Втолкнув меня в комнату, он покосился на антикварный телевизор и пожелал узнать, окрепло ли мое сцепление с реальностью – может, снова фокус покажу? По стимуляции прибора органическими токами?