Читать книгу "Имперский маг. Оружие возмездия - Оксана Ветловская"

Такие, как Дана, будут жить. Если прежде доживут до конца войны. Но теперь им недолго осталось ждать.

Рассветное золотистое небо в паутине истончившихся облаков слепило глаза. Не было больше ни сил, ни смысла терпеть. Штернберг неверными движениями тяжелораненого нашаривал на поясе пистолет. Шершавая рукоять сразу намертво приросла к липкой от крови ладони, палец автоматически сдвинул флажок предохранителя. «Видишь, я больше не лгу себе», — подумал Штернберг, обращаясь не столько к беловолосой жрице, которая наверняка сейчас его слышала, сколько к Дане, которая слышать не могла, но наверняка что-то чувствовала… «Я всё сделал правильно. Да, вот теперь я всё сделал правильно. Но такого я не вынесу, прости. Я слишком хорошо знаю, что будет. После такого я не хочу, не могу, не имею права жить».

Рука так тряслась, что Штернберг поранил мушкой верхнюю губу, ствол болезненно застучал по резцам, и Штернберг даже испугался, что разобьёт себе зубы. Глупо было сейчас беспокоиться о такой мелочи, но Штернберг всё же на полминуты откинул руку с пистолетом в мягкий успокаивающе-холодный снег, чтобы унялась дрожь, а затем поднёс пистолет к лицу уже обеими руками. Вся эта процедура чем-то напоминала осмотр в кабинете дантиста. Руки всё равно здорово тряслись. Как это вообще делают, чтобы ствол не плясал во рту, зубами его, что ли, надо держать, или просто наплевать на такую ерунду? Можно упереть в нёбо, под углом, вот так. Кислый вкус металла. Господи, до чего же, оказывается, мерзко и страшно… Довольно паники. Это ведь гораздо надёжнее, чем в сердце или в висок. Ещё одно небольшое усилие. Красное на белом — это очень красиво. Это будет как кровавый нимб. Ну же. Крепко зажмурившись, Штернберг вдавил большим пальцем спусковой крючок. И за миг до выстрела что-то с силой ударило его по рукам.

* * *

Хайнц проснулся с трудом, ничего не соображая, совершенно не понимая, где он находится. Было холодно, пахло гарью. Хайнц сел, потёр ладонями лицо. Всё тело ломило, будто вчера весь день окопы рыл, мешки с песком перетаскивал… Хайнц вспомнил. Не попадая непослушными руками в рукава шинели, он торопливо полез из-под брезентового навеса. Светало, уже совсем скоро должно было взойти солнце. Командира нигде поблизости видно не было. У костра на земле были вырезаны тонкими линиями несколько угловатых значков, при взгляде на которые Хайнцу отчего-то сделалось дурно, и он поскорее отошёл в сторону. Костёр почти потух, но, тем не менее, откуда-то явственно тянуло дымом. Офицер всё не показывался. Хайнцу стало не по себе. Почему командир его не разбудил? Неужели всё-таки решил провести операцию в одиночку?

Переполненный самыми скверными предчувствиями, Хайнц схватил автомат и побежал, меся ногами рыхлый снег, к капищу. Высившиеся вокруг площади в несколько рядов исполинские чёрные камни угрожающе нависли над ним, закрывая небо. Пробежав между их обледенелыми боками, Хайнц резко остановился и даже в испуге отпрянул назад, уткнувшись спиной в каменную глыбу: посреди площади, прямо на жертвеннике, полыхал гигантский костёр, длинные бледные языки пламени рвались и гасли в золотистом утреннем небе. Громоздились какие-то обломки, сплошь облитые огнём, подтаявший снег вокруг был истоптан, и не было уже на площади металлических экранов, которые, насколько Хайнц понял из скупых объяснений Штернберга, были важны для всего дела не менее чем древние каменные громады.

А затем Хайнц увидел командира. Офицер навзничь лежал в снегу, раскинув руки, и, казалось, отдыхал. Потом он медленно, словно бы задумчиво, поднял руку с пистолетом, будто целясь в небо. Хайнц глядел с тупым удивлением, ничего не понимая. Офицер повернул пистолет к себе и взял уже обеими руками. Хайнц понял всё. Холод ужаса происходящего плеснул в лицо, и он молча рванулся с места. Никогда в жизни он ещё так не бегал, даже когда удирал от волка. Он ни о чём не думал. Просто на бегу со всего размаху пнул по дрожащим рукам с пистолетом, и сразу грохнул выстрел.

На секунду Штернберг застыл в неподвижности, с приоткрытым оскаленным ртом, жалобно зажмурившись, — уже, должно быть, считал себя покойником. Затем осторожно открыл глаза. Хайнц стоял прямо над ним. Во взгляде Штернберга было абсолютное изумление мига рождения. Никогда и ни у кого прежде Хайнц не видел подобного взгляда, обнажающего самую душу.

Но уже в следующее мгновение лицо офицера исказилось от дикой ярости.

— Ты… ты… — потрясённо забормотал он, поднимаясь, и Хайнц в страхе попятился. — Ты чего это, солдат… Ты что себе позволяешь… Я тебя спрашиваю, ты что себе позволяешь, сопляк недоделанный?! — Офицер вдруг сорвался на оглушительный крик. — Устава не знаешь?! Тебя сюда звали?! Тебе что-нибудь приказывали?! Нет!!! А раз нет, так кругом и шагом марш отсюда!!!

— Виноват, командир, но я никуда не пойду, — сквозь зубы сказал Хайнц. На всякий случай отошёл подальше, но заметил, что пистолет валяется в снегу рядом со Штернбергом, подскочил, ногой отбросил «парабеллум» — и тут же попался в стальные руки офицера, которые затрясли его, как щенка, надавали увесистых оплеух и отшвырнули в сторону. После этого Штернберг несколько успокоился и заозирался в поисках пистолета.

— Не делайте этого, — тихо и отчаянно сказал Хайнц, едва придя в себя после офицерских затрещин.

Штернберг саркастически усмехнулся:

— Ты, пимпф, ещё будешь решать за меня, что мне делать и что нет?

Офицер направился в ту сторону, куда улетел пистолет. Хайнц беспомощно смотрел, как он уходит. Руки сами потянулись к оружию.

— Ни с места…

Штернберг, не оборачиваясь, сухо рассмеялся:

— Стреляй, ради бога, буду тебе необычайно признателен.

Хайнц забросил автомат за спину и побежал за офицером.

— Не делайте этого, прошу вас!

— Пошёл вон, — отмахнулся Штернберг, наклоняясь за пистолетом. Хайнц с разбега толкнул офицера в раненое плечо, и тот, сдавленно вскрикнув от боли, повалился в снег. Хайнц схватил «парабеллум» и отбежал на самый край площади.

— Командир, я вас умоляю! — закричал он оттуда. — Одумайтесь!..

— Рядовой Рихтер, приказываю вам вернуть оружие, — севшим от бешенства голосом произнёс Штернберг, поднимаясь. — Немедленно! — прогремел он.

Хайнцу стало жутко. Никогда ещё он так в открытую не шёл поперёк приказов — но отступать не желал. Он извлёк из «парабеллума» магазин и выбросил патрон из патронника.

— Виноват, командир, но оружие я верну вам только в таком виде, — твёрдо произнёс он, пряча патроны в карман и протягивая рукояткой вперёд пустой пистолет.

Штернберг глянул с такой злостью, что Хайнц попятился на полусогнутых ногах, отступая с капища в сторону реки. Офицер едва шёл следом, пошатываясь, но что-то всё равно вело его за смертью, выхваченной у него из-под самого носа. Где-то он потерял свой кинжал и алую нарукавную повязку, на шинели не хватало пуговиц, лицо было вымазано сажей от жертвенного костра, всё ещё полыхавшего у него за спиной. Хайнц внезапно понял, что же горело в том костре. И даже засомневался на мгновение, имеет ли право судить, жить или умереть бредущему к нему человеку, раздавленному тяжестью своей вины.