Читать книгу "В доме веселья - Эдит Уортон"

Он справился с первым удивлением и стоял молча, ожидая, что она заговорит первая, а она застыла на пороге, ошарашенная нахлынувшим потоком воспоминаний.

Тут ничего не изменилось. Она узнала полку, с которой он снял Лабрюйера, и потертую ручку кресла, к которой он наклонился, изучая драгоценный том. Но тогда яркий сентябрьский свет, казалось, заполнял комнату, включая ее во внешнюю вселенную, а теперь лампы под абажурами и жаркий камин, отделяя комнату от наступавшей темноты, придавали ей оттенок интимности.

Постепенно осознав, что Селден молчит от удивления, Лили посмотрела на него и сказала просто:

— Я пришла сообщить, что сожалею о том, как мы расстались, и о том, что я сказала в тот день у миссис Хэтч.

Слова слетели с губ сами по себе. Даже когда она поднималась по лестнице, у нее и в мыслях не было придумать предлог для визита, но сейчас она испытывала жгучее желание разогнать тучу недоразумения, висевшую между ними.

— Мне тоже было жаль, мы не должны были вот так расстаться, — с улыбкой ответил Селден. — Но я не уверен, что в том нет моей вины. К счастью, я предвидел этот риск.

— Другими словами, вам безразлично? — Прежняя ирония сорвалась с ее уст.

— Другими словами, я был готов к последствиям, — поправил он добродушно, — но мы поговорим об этом позднее. Идите сюда, поближе к теплу. И позвольте предложить вам это кресло и подложить подушку.

Пока Селден говорил, Лили медленно дошла до середины комнаты и остановилась у письменного стола. Лампа, повернутая к ней, отбрасывала преувеличенные тени на ее бледное, чуть осунувшееся лицо.

— Вид у вас усталый, сядьте же, — повторил он ласково.

Казалось, она его не услышала.

— Я хочу, чтобы вы знали: я покинула миссис Хэтч сразу после нашей встречи, — сказала она, продолжая признание.

— Да-да. Я знаю, — уступил он, все более смущаясь.

— Я ушла от нее, потому что вы мне посоветовали. И прежде чем вы появились, я уже понимала, что оставаться там невозможно — именно по тем причинам, которые вы привели и с которыми я не согласилась… Я не хотела показывать вам, что понимаю ваши резоны.

— Ах, должно быть, я верил, что вы сами во всем разберетесь, не заставляйте меня чувствовать себя слишком навязчивым.

Будь ее нервы не так натянуты, Лили поняла бы, что легкомысленной интонацией Селден пытался всего лишь перевести разговор на безопасные рельсы, но этот же тон покоробил ее страстное желание быть понятой. Немыслимое озарение внушало ей чувство владения ситуацией, и казалось невероятным, что кто-то испытывает необходимость оставаться на окраинах словесных игр и уверток.

— Все не так, я не была неблагодарной, — настаивала она.

Но настойчивость, с которой она это сказала, вдруг обессилила ее, она ощутила, как дрожит голос, две слезы набрякли в глазах и медленно потекли по щекам.

Селден придвинулся ближе и взял ее за руку:

— Вы очень устали. Почему бы вам не сесть, дайте мне устроить вас поудобнее.

Он подвел ее к креслу у камина и, усадив, положил подушку за спину.

— А теперь разрешите угостить вас чаем: вы знаете, уж этот признак гостеприимства всегда у меня в запасе.

Лили покачала головой, и по щекам ее скатились еще две слезы. Но она была не из тех, у кого глаза вечно на мокром месте, долгая привычка самоконтроля вновь заявила о себе, хотя нервная дрожь все еще мешала Лили говорить.

— Вы же знаете, я могу улестить воду закипеть за пять минут, — продолжал Селден таким голосом, как если бы она была непослушным ребенком.

Его слова вызвали видение иного дня, когда они сидели за его чайным столом и шутливо обсуждали ее будущее. Были минуты, когда казалось, что день тот более отдален, чем всякое другое событие в ее жизни, и все же она всегда могла пережить его снова, вплоть до мельчайших подробностей.

Лили махнула рукой.

— Нет. Я пью слишком много чая, лучше бы мне просто посидеть молча. И я скоро уйду, — добавила она смущенно.

Селден по-прежнему стоял около нее, облокотившись на каминную полку. Оттенок отчуждения все сильнее проявлялся под непринужденной простотой его манер. Эгоцентризм Лили не позволил ей сразу принять это, но потом, когда ее сознание снова выпустило жадные щупальца, она увидела, что ее присутствие становится для него в тягость. Такая ситуация могла быть спасена только мгновенным всплеском чувств, а Селдену явно не хватало накала, чтобы спровоцировать этот всплеск. Она уже давно миновала период вежливой взаимности, когда каждое проявление чувств должно быть точно пропорционально эмоциям, которые их вызвали, когда избыточная страстность порицается. Но одиночество охватило ее с удвоенной силой, когда Лили осознала себя навсегда изгнанной из сокровенных глубин души Селдена. Она пришла к нему без определенной цели, ведомая простым желанием увидеть его, но и сокровенной надеждой, которая проявилась лишь сейчас, внезапно содрогнувшись на дне сердца в предсмертной конвульсии.

— Мне надо идти, — повторила она, привстав из кресла. — Но может быть, мы не слишком скоро увидимся снова, и я хотела бы сказать, что никогда не забуду того, о чем вы сказали мне в Белломонте, а порой, когда я будто бы совсем далека от того, чтобы помнить ваши слова, они помогают мне и удерживают от ошибок, не дают превратиться в то, чем многие меня считают.

Пытаясь навести порядок в мыслях, чтобы высказаться предельно ясно, Лили чувствовала, что не может оставить его, не попытавшись еще раз объяснить ему, что она спасла себя от возможного падения.

Пока она говорила, выражение лица Селдена изменялось. Лицо его еще пыталось скрыть эмоции, но осторожность уступила место кроткому пониманию.

— Я рад услышать от вас все это, но что бы я ни сказал — мои слова ничего не меняют. Возможность перемениться — в вас самой и всегда там пребудет. И раз она с вами, то какая разница, что думают другие, вы ведь уверены, что ваши друзья всегда вас поймут.

— Ах, не говорите — не говорите, что сказанное вами ничего не изменило. Мне кажется, вы убиваете меня, оставив наедине с этим миром.

Она встала и стояла пред ним, полностью собравшись, ибо нечто внутри подсказало, что это кульминация их отношений. Осознание его смутно угаданной неприязни исчезло. Хочет он того или нет, но он должен увидеть всю ее, прежде чем они расстанутся.

Голос ее окреп, она серьезно смотрела ему в глаза, продолжая:

— Раз или два вы дали мне шанс бежать из моей жизни, и я отказалась, отказалась потому, что струсила. Потом я поняла свою ошибку — поняла, что никогда не буду счастлива тем, что радовало меня прежде. Но слишком поздно, чтобы вновь обрести счастье; вы осудили меня — я поняла. Поздно, чтобы стать счастливой, но не поздно опереться на мысль — чего я лишилась. Это все, ради чего я жила, — так не забирайте и это теперь! Даже в самые худшие времена вы были мне светом в конце туннеля. Иные женщины сильны вполне, чтобы быть довольными собою, но мне нужна помощь вашей веры в меня. Возможно, я смогла бы сопротивляться великому искушению, но разрушили бы меня искушения ничтожные. И тогда я вспомнила — я вспомнила, как вы сказали, что моя жизнь никогда не сможет меня удовлетворить, и мне стало стыдно признаться себе, что сможет. Вот что вы сделали мне и за что я вам благодарна. Я хочу сказать вам, что помню это всегда и что я старалась — и старалась изо всех сил…