Читать книгу "Завещание бедной красавицы - Светлана Алешина"

— Он крупный такой, мешковатый, на щеке слева, вот здесь, мерзкая такая бородавка…

Более чем знакомое описание! Я была в полной растерянности, что отвечать, могло ли нам чем-то повредить то, что я честно отвечу: да, встречали, он даже за мной ухаживал. Мне было очень грустно, несмотря ни на что, услышать вот так, из чужих уст, что все это ухаживание было чистым блефом с одной-единственной целью — убить человека. И я видела, что секретарша Чубатого — кстати, так и не сказавшая нам своего имени, — осведомлена об этой истории достаточно хорошо. Однако, к счастью для нас, зачем был внедрен бородавчатый на телевидение, не знает — иначе бы она не стала нам все это рассказывать… Так что лучше промолчать обо всем этом и честно соврать, что никакого бородавчатого мы там не встречали…

Впрочем, второй раз врать секретарше Чубатого мне не пришлось, потому что внезапно она тихо ойкнула, вдавила голову в плечи и шепотом заявила:

— Атас, ребята, он идет! Ни гугу про то, что я тут говорила, иначе мне крышка!

Каким по счету, седьмым, восьмым, девятым ли чувством уловила секретарша приближение Чубатого, ей-богу не знаю. Мы оглянулись на вход в холл, но ничего не увидели и не услышали. Однако в следующее мгновение на пороге его и впрямь возник Чубатый, его уже знакомая нам складная, невысокая, но коренастая фигура, с совершенно лысой, с покатым лбом головой и огромными, акульими челюстями, которые придавали удивительно отталкивающее, злобное выражение всему его лицу. Одет он был на этот раз в униформу «нового русского»: черные штаны и длиннополый пиджак зеленого цвета. Однако на шее — никаких признаков галстука, и рубашка выглядела поношенной и плохо выглаженной.

При его появлении секретарша вскочила и серьезным, достойным губернаторской приемной тоном объявила:

— Петр Миронович, к вам посетители с телевидения…

Она кивнула на нас, тоже поднявшихся с мест. И только тогда Чубатый обратил к нам свой, как он, наверное, думал, царственный, а на самом деле акулий взор. Глаза у него и впрямь были какого-то водянистого, бледно-коричневого цвета, холодные, рыбьи, а не человечьи глаза.

Увидев меня, Чубатый на мгновение остолбенел, даже чуть приоткрыл рот: внутри оказались исключительно желтые, одни от табака, другие — из золота, зубы.

— Вы ко мне? — спросил он, забыв откашляться, поэтому голос у него получился хриплый, неуверенный. — Проходите.

Мы зашли в кабинет. Он был устроен в новом европейском, довольно аскетическом стиле: простые, из черного пластика шкафы и столы, из хромированной стали и кожи стулья, голые, ровные белые стены, матово блестящие потолок и пол.

Огромное, почти во всю стену, окно пропускало достаточно света, чтобы в кабинете было очень светло, однако этот свет не слепил глаза. Потом Валера Гурьев объяснил мне, что при всем своем внешнем аскетизме мебель в этом кабинете была офисная, выписанная из Германии и стоившая немалых денег; стены имели специальный звуконепроницаемый слой, отчего в кабинет не доносился ни один звук из внешнего мира, а штукатурка имела свойство особым образом мягко отражать падающие на нее солнечные лучи, так что они не утомляли глаз. Таким образом, выглядевший аскетично и просто кабинет Чубатого на самом деле был одним из самых крутых кабинетов в городе.

— Итак? — сказал Чубатый, когда мы уселись — он за стол, мы на стулья рядом. — Как я понимаю, вы пришли насчет телепередачи, так?

На этот раз он откашлялся и голос его звучал нормально: низкий, но какой-то вымученный, нарочито-неестественный. Наверное, считал, что говорить басом очень солидно, даже если у тебя на самом деле более высокий голос.

— Не совсем, — сказала я. — Одну передачу с вашей подачи мы уже сделали, больше нам пока не хочется.

Чубатый расхохотался, самодовольно откидываясь на спинку офисного кресла.

— С моей подачи? — весело переспросил он. — Бог знает, что вы такое говорите!.. Я к средствам массовой информации никакого отношения не имею, мой бизнес автомобили. А телепередачи готовить, как вы выразились, с моей подачи — нет, этим я не занимаюсь!

— Врете, дяденька! — сказала я упрямо, и Чубатый снова расхохотался, поглядывая на меня при этом весело, с любопытством.

— Ну, если вы пришли не по поводу телепередачи, — сказал он, — тогда чем могу быть полезен? Как вас, кстати сказать, прикажете называть?

— Как меня зовут, — сказала я сухо, это вы знаете так же хорошо, как и я сама. — Меня коробила слащавая любезность Чубатого. Вежливые из позапрошлого столетия фразы казались жутко карикатурными, вылетев из уст бандита с акульими челюстями.

— Да? — Чубатый усмехнулся. — А вы ничего не путаете?

— Нет, не путаю! — У меня вдруг возникло непреодолимое желание высказать в лицо этому преступнику все, что я о нем знаю. — И лицо мое вы хорошо знаете, видели много раз по телевизору. И не только по телевизору: во время устроенной вами разборки вы видели меня в трамвае, как я лежала там на полу. И вы мне Игоря Горелова показывали сидящим в машине с автоматом в руках, чтобы я на него в милицию донесла.

Чубатый продолжал посмеиваться, глядя на меня, но смех его стал искусственным, а бесцветные, рыбьи глаза сделались злыми, смотрели пристально и напряженно.

— Вы, наверное, бульварных детективов начитались! — сказал он наконец. — И у вас разыгралась фантазия. Вот и потеряли чувство реальности.

Но я пропустила его слова мимо ушей.

— А сделали вы это только для того, чтобы убить Сучкова! — продолжала я. — Его самого убить, дело его прибрать к рукам, а на Анжелке, его жене, жениться самому. А за убийство в тюрьме сидеть должен был ни в чем не повинный Игорь Горелов — ведь он же с Сучковым конкурент был, значит, для милиции мотив налицо, очень даже удобно его подставить, а Сучков на самом деле во время разборки уже полчаса как мертв был, в багажнике собственной «Ауди» скрюченный лежал. Вы его с кондитерской фабрики похитили.

Анжелка по уговору с вами ему позвонила, попросила его за ворота выйти, он и выскочил как дурак! Он же своей Анжелке верил во всем! И едва он вышел, как вы на него набросились, затолкали в машину, отвезли в ближайший лесок. Там приставили ему дуло к затылку, заставили позвонить Горелову, попросить его приехать на кондитерскую фабрику. После этого вы пристрелили Сучкова, засунули его в багажник собственной машины и поехали на встречу с Игорем. Остановили его машину в каменном мешке на улице Технической, вытащили его из машины, посадили в «Ауди» Сучкова… Затем ждали, пока я сяду в трамвай и поеду. Потом устроили эту фиктивную разборку. Стреляли-то вы исключительно по трамваю, чтобы людей напугать. А потом заставили даже дверь трамвая открыть, и один из ваших вышел из машины, чтобы убедиться, вижу ли я, как едет Игорь Горелов в сучковской машине. Нужно вам так было: чтобы я его там увидела и думала, что он один из бандитов. И рассказала об этом в милиции. И сел Игорь Горелов в тюрьму за убийство, которого он не совершал…

Я умолкла, чувствуя, как всю меня трясет. Еще немного, и начнется истерика, и я снова буду рыдать как полоумная. Чубатый смотрел на меня внешне спокойно, только лицо его стало чуть бледнее, и рыбьи глаза выражали откровенную злобу и ненависть.