Читать книгу "Эти двери не для всех - Павел Сутин"

Обручев говорил ему: “Ты, Борька, мудришь. Книжный ты, братан, чересчур… Вот я солдатиков видел – у них гимнастерки от вшей шевелились. Они голодали… Язвы на ногах… Командиры их по морде били. А они бы за командиров сдохли. Потому, что командиры их в смерть просто так не гнали. Думали головой командиры, как правильно воевать. Ты давай иди в народ, Борька. Поучись у тех солдатиков простоте бытия. А то у одних суп жидкий, у других – жемчуг мелкий. Ты при мне не рефлексируй, а то я шибко раздражаюсь… ”

“За эти годы я был определенно счастлив трижды… Первый раз – когда Верка меня полюбила и это показала… ”

Он еще раз глотнул, поморщился, потер уголки глаз и с тоской, с давней нудной болью представил себе тогдашнюю

Веру – как она, сдержанная, изысканная принцесса, задыхаясь от нетерпения, расстегивала на нем рубашку, как тонкими прохладными пальцами гладила его по щекам, как что-то сбивчиво говорила и плакала ему в шею, а он, потрясенный, лежал на просторной тахте, в Мишкиной комнате, обнимал Веркины ломкие голые плечи и ошеломленно глядел в потолок – там клубились желтые и розовые волны…

“Второй раз – пять лет назад, когда Верка увезла Катюшу в

Данию, а я делал ремонт. То есть ремонт делали спецы, я изредка инспектировал, а сам жил в Темкиной квартире.

Белов уже ссучился, запродался Управлению, он был “ в поле

”, в Монтрё. А я написал “Обаяние книжной Европы ” – ах, как написал!

И все там было на месте, и цитатки – одна к одной.

Марта цокала языком. Гаривас говорил: “ Ну, что?

Нормально… Я вообще люблю все профессиональное… ”

С четырех я, поддатый, писал. После восьми, хорошо вдетый, украшал виньетками. К одиннадцати, пьянющий, выдумывал самое сочное и делал все грамматические и пунктуационные ошибки. Утром, светлый, отоспавшийся, убирал ненужное.

СУШИЛ. После полудня – “Арбатское полусухое ” или

“Мукузани ” – наводил блеск и глянец.

Третий раз – когда обошлось во Внукове… ”

“Ты по крайней мере можешь мне сказать, в чем дело? ” – спросил Полетаев.

“Одна пуля, кажется, наша, – виновато сказал Садовников. -

В четверг – разбор полетов. Приходи ”.

“Ты чего?.. Ты это!.. Ты не вздумай еще виноватого найти!

– вскипел Полетаев. – Одна пуля или не одна!.. Я тебя не об этом спрашиваю! ”

По холлу хирургического отделения, где они сидели на красной жесткой банкетке, похаживали сухонькие отставные полковники в байковых халатах, Полетаев вытянул ногу и морщился – ему только что сделали перевязку, под марлевой наклейкой на бедре ныло и зудело.

Слава Садовников медленно крутил пуговицу накрахмаленного белого халата.

“Боря, это эксцесс. Ты сам это понимаешь. Не заставляй меня оправдываться”.

“Все было нормально. Все было, как всегда. Почему стали штурмовать? Я понимаю, что эксцесс… Но я был внутри, а вы начали. Что случилось? Что за дерьмо? Откуда взялось это дерьмо? ”

“ Из муниципалитета ”,- злорадно сказал Садовников.

“Что? ”

“ Команду штурмовать дал Каретников. Через мою голову. Я в это время разводил стрелков ”.

“Что за чушь? Он же знал, что твой сотрудник в терминале!

Или не знал? ”

“Знал… А ты знаешь, как Управление гнется сейчас перед муниципалитетом? Газеты читаешь? ”

“Слава, при чем тут газеты?.. ”

“ Позавчера в Москве закончился саммит европейских городских муниципалитетов, – скучным голосом сказал

Садовников. – О захвате во Внукове стало известно во время заключительного заседания. Каретникову позвонили и сказали, что вся Европа будет внимательно наблюдать за тем, как в Москве умеют управляться с террором. И еще ему велели показательно не оставить в живых никого. И начинать сию минуту. Он был датый, его вытащили из-за стола… Что за праздник был – ты знаешь. Он приехал с Кобуловым и

Радько. Велел штурмовать. Ты был в терминале, я разводил стрелков… ”

“ А Самвел? ”

“Самвел был на капэ. Со вчерашнего дня Самвел переведен в резерв. По приказу того же Каретникова ”.

“Он что… возражал? ”

“То есть он так возражал, что, говорят, каретниковская личка выбрасывала его с капэ ”.

“Вот скотство… ”

Садовников осторожно положил на диванчик рядом с

Полетаевым полиэтиленовый пакет с мандаринами и сказал:

“ Единственное, что нас извиняет… отчасти… Шли не столько тех валить – сколько тебя вынимать ”.

Полетаев одобрительно хмыкнул и с удовольствием вспомнил, как Петя Черников с раскатистым грохотом выбил алюминиевую фрамугу, два раза выстрелил в голову тому гаду, который затягивал на шее Полетаева металлический тросик, и, усыпанный мелким стеклом, метнулся к Полетаеву. Сверху по фалам скользнули трое, среди них – Обручев, его лицо под “ сферой ” было перекошено, он что-то кричал… Повалил дым, защипало глаза, по ушам ударили трескучие выстрелы…

Затем были “ хлопушка ” и две “ слепилки ” – Полетаев перестал видеть и слышать. Он почувствовал сильный толчок в бедро, потом обожгло шею. Петя повалил Полетаева на пол и лежал на нем те секунды, что “Берта ” добивала опекаемых.

“Все равно скотство… ” – угрюмо сказал Полетаев.

“… Я-то уже думал, что все, каюк. И доволен потом был до крайности, что жить остался. Это теперь я такой остроумный. А там самое время было менять подштанники экстремальному аналитику.

А почему, собственно, “ трижды ”? Четырежды… Четырежды, господа хорошие. В четвертый раз – этим летом, на Итаке ”.

Приближался отпуск – и у Веры приближался, и Полетаеву

Садовников сказал: “Короче, или ты идешь в отпуск, или наша санчасть оформит тебе инвалидность – я позабочусь… ”

Что в отпуск уходить пора, Полетаев понял после того, как пришел на работу, бегло провел в секторе планерку, присел за свой стол, закурил, потом сунул сигарету за ухо и стал просматривать “ Внутренний бюллетень ”. За ухом потом долго саднило, напоминая о том, что в отпуск надо уходить вовремя.

Верка за месяц стала говорить про Минорку. Это Казаряны хвалили Минорку. Одного того, что хвалили Казаряны, было достаточно, чтобы Полетаев никогда не ступил на берег

Минорки, острова живописного и дорогого. Полетаев на дух не переносил бойкую мажорную чету Казарянов. И тут Гаривас сказал ему: “Боря, я два года подряд бывал на Итаке.

Боря, там хорошо, покойно, там бессонница, Гомер, тугие паруса, не ломай голову. Хочешь островной Греции, хочешь мира в душе и неба над головой – вот тебе Итака… ”

Полетаев объявил:

“Итака – то, что надо, так сказал Гаривас, мы проведем отпуск на Итаке. Я по крайней мере. Извини, милая. Решено ”.