Читать книгу "Немые и проклятые - Роберт Уилсон"

— Дело не в сексе, — сказал Фалькон. — Здесь главное — боль. Боль, причиненная тебе, или боль, которую ты причиняешь другим. Секс не имеет отношения к происходящему на пленке.

— Да какая разница! — огрызнулся Рамирес, наливая еще по кружке пива. — Ну вот, мы переписали кассету. И что теперь? Это ничего не даст. Как только станет известно, что поджигателям заплатил Монтес, мы окажемся в заднице. Нам придется заткнуться, или нас будут пользовать клизмой, утыканной гвоздями.

— Элвира прочел мне лекцию о том, что не стоит увлекаться погоней за справедливостью в этом деле, — в тон ему сказал Фалькон. — Власть защищают влиятельные люди, которые не прочь сохранить свое положение, и они-то позаботятся, чтобы я не достиг желаемого. Когда видишь этот ужас на пленке, этот дом в лесу, начинаешь осознавать мощь коррупции, которая все это позволяет и прикрывает, то хочется пройтись поганой метлой, вычистить все и начать заново. Но это невозможно. Я понял, что слишком наивен для работы со столь высокопоставленными клиентами.

— Тебе известно, кто попадет под раздачу, если ты примешься все вычищать, — сказал Рамирес, хлопая себя по груди. — Мое прошлое не сахар. Думаю, священник, которому я исповедовался, постарел лет на десять, пока дослушал.

— Хосе Луис, о чем ты говоришь? Несколько одолжений от проституток?

— В такой ситуации никто легко не отделается, — пожал Рамирес плечами.

— Ты с ними не в одной команде.

— А знаешь, что это за люди? — спросил Рамирес; пиво попало в его пустой желудок и закружило голову. — Этот урод из нашего района — он успешный, богатый, у него здесь пара домов, еще несколько на побережье, яхта, катер, машин больше, чем штанов, и он все равно хочет еще. Понимаешь, ты не съешь больше лобстеров, чем влезет, не выпьешь больше шампанского, чем сможешь, не трахнешь больше платных красоток, чем осилишь… И что дальше?

— Радость запретного плода, — объяснил Фалькон. — Значит, я ошибся, и главное для них не в боли. Может быть, дело во власти. Власти творить такое безнаказанно.

— Я лучше пойду. Ни до чего хорошего мы не договоримся, — сказал Рамирес. — Но вот еще что, стоит им узнать дерьмовую правду о Монтесе, и они постараются, чтобы мы остаток жизни прожили в страхе.

— Ты видел фотографии Марти Крагмэна, которые нашла Феррера?

— Я не узнал парня, с которым он говорит.

— Его зовут Марк Флауэрс, — сказал Фалькон. — Офицер из американского консульства.

— Ха! Не такой уж безумный этот Крагмэн.

— Для этого, возможно, существует другое правдоподобное объяснение.

— Ага, они были любовниками, — поднял в прощании руку Рамирес. — Спокойной ночи.

Отчаянно желая услышать хоть какие-нибудь хорошие новости, Фалькон позвонил Алисии Агуадо и обрадовался, застав ее в приподнятом настроении после встречи с Себастьяном Ортегой. Первый шаг сделан. Юноша рассказал о сексуальном насилии, которое он долгое время терпел от Игнасио Ортеги. Несмотря на ужас, через который он прошел, Алисия радовалась достижению — процесс излечения начался. Хотел бы Фалькон тоже получать удовольствие от своей работы, вместо того чтобы проводить ночи, подобные нынешней. Работа представлялась ему отчаянной попыткой залепить кусочком пластыря язву размером с тыкву на теле общества. Он пожелал Алисии удачи и повесил трубку.

Кассету Фалькон спрятал за двумя запертыми дверями в старой студии Франсиско. Вернулся в кабинет, убедился, что не забыл ключи от дома Крагмэнов, ноутбук, снимок Марка Флауэрса и заряженный револьвер. Он приехал в Санта-Клару, остановился на подъездной дорожке к дому Консуэло. Зашел объяснить, почему работает ночью, а она настояла, чтобы он поел. Консуэло была сама не своя: вялая, тихая, рассеянная, даже подавленная.

Сказала, что скучает по детям и волнуется за них, несмотря на опеку полиции, но Фалькону показалось, что ее заботит что-то еще. В половине одиннадцатого Фалькон направился в дом Крагмэнов, поднялся по лестнице и положил ноутбук Мэдди Крагмэн обратно в кабинет. Пошел в спальню, отключил мобильный, лег и даже задремал.

В два часа ночи Фалькон открыл глаза, услышав внизу резкий щелчок. Он ждал и вслушивался в бесшумную работу хорошего вора. Через несколько минут в коридоре за дверью спальни показался свет фонаря. Первоклассный, методичный вор, не шумная дешевка, способная нагадить на пол. Свет переместился в кабинет Мэдди Крагмэн. Раздался звук, напоминавший открываемую нейлоновую молнию, — вор включил ноутбук.

Когда работает хороший вор, даже дыхание кажется громким. Но, ожидая, пока загрузится ноутбук, человек с фонарем занялся просмотром напечатанных фотографий. Фалькон воспользовался этим, чтобы встать с кровати, подождать, пока к правой руке вернется чувствительность, взять револьвер и пойти по коридору в направлении света, мелькающего в комнате.

— Ты не это ищешь? — спросил он, вытягивая руку с револьвером.

Вор оторвал взгляд от ноутбука, в свете экрана Фалькон разглядел его удивление и замешательство, но он со скучающим видом сел на рабочий стул Мэдди и заложил руки за коротко стриженную голову.

— Ты меня не интересуешь, — сказал Фалькон. — Меня интересует, что ты делаешь, когда находишь то, что ему нужно.

— Звоню ему, и мы встречаемся у реки.

— Звони и скажи, что тебе повезло, — приказал Фалькон. — Двигайся медленно.

Вор позвонил, на это ушло несколько секунд, он сказал только одно слово: «Цыган». Они спустились к машине Фалькона, и вор сел за руль. Остановились на бульваре Христофора Колумба, спустились на несколько ступеней к дорожке вдоль реки и ждали, стоя в темноте. Через несколько минут на дорожке раздались шаги. Человек стоял, оглядываясь по сторонам. Фалькон вышел к нему из тени.

— Вы не это ищете, мистер Флауэрс? — спросил Фалькон, протягивая отпечаток и светя на него фонариком.

Флауэрс кивнул, рассматривая снимок.

— Думаю, нам стоит присесть, — сказал он. Вор побежал вверх по ступеням. Флауэрс вернул снимок и вытащил носовой платок.

— Простите, что недооценил вас, инспектор, — извинился он, вытирая лицо и брови. — Я приехал из Мадрида десять месяцев назад. У мадридцев довольно устаревшее представление об интеллекте севильцев. Мне не следовало действовать так грубо.

— Уже десять месяцев?

— С прошлого сентября мы гораздо живее интересуемся нашими латиноамериканскими друзьями и способами их появления в Европе.

— Ну конечно, — сказал Фалькон. — И как сюда вписывается Марти Крагмэн?

— Никак, — ответил Флауэрс. — Дело Веги было побочным, хотя мы переполошились, услышав о «предсмертной записке», но потом поняли, откуда она взялась.

— И откуда?

— Это было нацарапано на стене одной из камер на вилле Гримальди, пыточном центре в Сантьяго-де-Чили американцем Тоддом Кравицем, которого держали там месяц в семьдесят четвертом, пока он не «исчез», — сказал Флауэрс. — Полный текст: «Мы будем растворены в воздухе, которым вы дышите с одиннадцатого сентября и до скончания времен». Достаточно поэтично, чтобы засесть в голове Веги, а тридцать лет спустя начать преследовать его.