Читать книгу "Ферма - Джоан Рамос"

Госпожа Ю больше не улыбается. Ее лицо выглядит пугающе. Джейн не следовало упоминать о видео. Ей не следовало слушать Рейган и Лайзу.

– Или план в том, чтобы обнародовать имена клиентов? Шантажировать их?

– Нет! – восклицает Джейн, потрясенная тем, что госпожа Ю могла о ней так подумать. – Нет, они не говорили ничего подобного…

– Кто они? – ловит ее на слове госпожа Ю.

Джейн энергично качает головой и закрывает глаза, чувствуя влагу на ресницах.

– Кто вас подговорил, Джейн? Такое на вас не похоже. И, скорей всего, это не Рейган, хотя и она явно замешана. Или все затеял какой-то человек со стороны?

Джейн по-прежнему качает головой, отказываясь открыть глаза. Что она натворила?

– Вы снова собираетесь взять вину на себя, да, Джейн? Как вы поступили с клещом, когда виновата была Лайза? Как вы поступили со своим мужем, взвалив на себя тяжесть развода – все расходы, воспитание дочери?

Джейн даже не пытается вытереть глаза.

– Вы этого не заслуживаете, Джейн. Нельзя всегда быть той, кто дает, дает и дает. И никогда не получает того, чего достойна. Это просто несправедливо.

Госпожа Ю протягивает Джейн бумажную салфетку.

– Подумайте о матери ребенка, которого носите, – тихо произносит госпожа Ю. – Потому что не так важно, кто придумал этот план. Важнее, чтобы вы поняли, почему случившееся было так опасно.

Джейн сморкается и чувствует, как госпожа Ю изучающе глядит на нее.

– Вы представляете, каково не знать, где твой ребенок? – спрашивает госпожа Ю. – А ведь сегодня вечером вы заставили мать пройти именно через это. В течение нескольких часов она понятия не имела, находится ли ее ребенок в руках человека заботливого или кого-то эгоистичного и, возможно, опасного.

Госпожа Ю делает паузу. Руки Джейн начинают дрожать, и она сжимает их в кулаки. Неужели у нее могут забрать Амалию?

– Представьте себе, – продолжает госпожа Ю, – что вы не имеете ни малейшего представления о том, ранен твой ребенок, болен или находится в серьезной опасности. Вы хоть представляете, как это больно для матери, которая его тебе доверила? Как это больно – не знать?

Рыдания подступают к горлу Джейн. Она подавляет их или, во всяком случае, пытается это сделать. Она слышит, как говорит:

– Конечно, я представляю.

– Вот как?

Госпожа Ю смотрит на нее, не двигаясь с места. Госпожа Ю ей не верит.

– А почему еще я здесь? – выкрикивает Джейн и чувствует, будто что-то внутри ее лопается.

Госпожа Ю пожимает узкими плечами, слегка приподнимая их под жакетом цвета слоновой кости.

– Это не имеет смысла, Джейн. Я уже обещала вам, что устрою приезд вашей дочери. Девочка в хороших руках. Вы сами знаете, что о ней заботится ваша двоюродная сестра.

– Моя сестра умирает, – выпаливает Джейн, сдаваясь и не заботясь о том, что госпожа Ю видит ее опухшее лицо, мокрое и уродливое.

Она смотрит на холодильник. Там висят фотографии Амалии, прижатые магнитами, календарь из ближайшей прачечной-автомата, на нем нацарапаны рукой Аты дата приема врача и назначения, а также желтая медицинская листовка с заголовком «Опасные признаки сердечного приступа».

– Но Энджел сказала, она выздоравливает?

Голосом настолько хриплым, что она сама не знает, поймет ли ее госпожа Ю, Джейн рассказывает все: как узнала о Сегундине, как узнала, что Ата работает на госпожу Ю, об ушной инфекции у Амалии и о долгих неделях, когда не удавалось связаться ни с кем, чтобы справиться о здоровье дочери, – ни с Атой, ни с Энджел, ни с кем-то из общежития в Квинсе.

А затем о больнице, Ате и Рое.

Джейн не упоминает о побеге. Она не упоминает ни о Рейган, ни о Лайзе, ни о театре, ни о поездке в Нью-Йорк, а госпожа Ю не спрашивает.

Госпожа Ю говорит:

– О Джейн. Извините. Я не знала, что все так серьезно. Когда Эвелин отменила приезд Амалии, она только сказала мне, что неважно себя чувствует и не хочет вас беспокоить. – Она замолкает на мгновение, словно о чем-то напряженно размышляя. – И, я надеюсь, вы знаете: она послала вас ко мне, так как искренне верила, что «Золотые дубы» помогут улучшить вашу жизнь. И жизнь Амалии тоже.

– Ей не стоило мне лгать, – говорит Джейн, прижимая к лицу комок бумажных салфеток.

Госпожа Ю вздыхает:

– Оглядываясь назад, я понимаю, что это была не самая удачная линия поведения. Но в то время она считала, что так будет лучше. Вы просто должны верить, Джейн, что она действовала так исключительно в ваших интересах.

Джейн недоверчиво смотрит на нее.

– Как я теперь смогу кому-то доверять?

Госпожа Ю снова вздыхает. Она качает головой, и этот жест похож на выражение печали:

– Я вижу, что вы оказались в трудном положении. И что вас переполняло беспокойство за Амалию. И что вы чувствовали, будто вам не к кому обратиться… Но, Джейн. Вам оставалось совсем немного. А теперь…

Джейн сглатывает:

– Теперь что?

Госпожа Ю снова качает головой:

– Я просто не знаю.

Мэй

Мэй замечает у официанта лысину. Когда он наклоняется, чтобы поставить поднос на оттоманку, у него на макушке поблескивает клочок кожи в форме Австралии. Он старше, чем кажется на первый взгляд.

– Вы давно здесь работаете? – спрашивает Мэй.

Насколько она помнит, его здесь не было, когда она руководила клубом.

Официант кладет чайные ложки так, чтобы они были перпендикулярны краю подноса.

– Нет, мэм. Это мой первый месяц.

– Поздравляю с хорошей работой.

У него сильный акцент, похожий на восточноевропейский. Мэй обычно советовала работникам с сильным акцентом посещать занятия по его устранению. Клиенты терпеть не могут, когда им трудно понимать, что говорит обслуживающий персонал. Зачем чему-то исправимому мешать карьере?

– Спасибо, мэм.

Мэй раздумывает, не порекомендовать ли такие занятия официанту, но он уже отвернулся, и она понимает, что просто пытается отвлечься от недавнего разговора с Леоном.

Она наливает себе чашку чая, залпом выпивает ее, потом наливает еще одну. Она почти не спала прошлой ночью, даже зная, что Джейн и Амалию благополучно поселили в отеле под присмотром координатора, и утром, встав с первыми лучами солнца, покинула свою квартиру еще до того, как Итан начал ворочаться в постели.

За годы работы с Леоном Мэй часто приходилось наблюдать, как он выходит из себя – характер у него вспыльчивый, и переход на крик служит своего рода изгнанием бесов. Но она никогда не видела, чтобы он был так взбешен, как прошлой ночью. Не то чтобы она могла его винить. Леон имеет полное право злиться. Мэй облажалась. Ее неспособность организовать строгий надзор и ее самодовольство поставили под удар не только ребенка мадам Дэн, но и их грандиозные планы по расширению деятельности «Золотых дубов».