Читать книгу "Союз нерушимый… - Юрий Силоч"

Пуля столкнулась с ракетой – и та взорвалась огненным шаром. Раскалённая волна прокатилась по всему залу с оборудованием, подняв облако пыли и запекая мои волосы. Несколько тупых и почти неощутимых ударов.

Я увидел, что взрывная волна изрешетила вертолёт: его двигатель заработал с надрывным свистом, после чего винтокрылая машина, закрутившись, исчезла внизу. Та же волна опрокинула САУ набок – и теперь беззащитная самоходка шевелила уцелевшей верхней гусеницей в бесплодной попытке перевернуться.

Спустя какое-то время ко мне вернулся слух, но я долго не мог этого осознать, потому что стало удивительно тихо. Даже ветер не свистел в проломе, лишь снежинки медленно опускались на серый пол и изжёванный гусеницами металл.

Поднявшись, я почувствовал острую боль в груди и ноге: всё же нашлись и на меня осколки. Один из них ещё торчал в броне – острый, рваный, как шестерёнка. По лбу стекало что-то липкое, и, утеревшись, я какое-то время стоял, тупо глядя на тёмно-красную жидкость, оставшуюся на пальцах.

Путь к самоходке дался очень тяжело. Нога подворачивалась и ужасно болела, а я никак не мог эту боль отключить: из-за контузии, видимо, что-то повредилось. В голове мутилось, яркость и контрастность то и дело менялись, делая реальность похожей на картинку, обработанную каким-то фильтром. Дышалось с трудом, при каждом выдохе во рту оставался железный привкус.

– Бесполезно, Владимир Ильич, – тихо сказал я вертевшимся перед моим лицом гусеницам самоходки. – Всё бесполезно.

На пол вытекала вязкая слизь – под самоходкой уже собралась целая лужа. Бронестекло «аквариума» покрылось сеткой трещин.

– Это есть наш последний… – я подобрал с пола подходящую по диаметру арматуру, – и решительный бой…

Удар вызвал мучительную боль в пальцах: я громко взвыл, но останавливаться было нельзя.

Снова удар.

И ещё.

Теперь поддеть.

Хруст, маленькие осколки выглядят как звёзды. Они валятся внутрь, прямо промеж серых извилин с уродливыми фиолетовыми опухолями.

– С Интернационалом, – арматура лязгнула по полу, я достал из набедренной кобуры обрез.

– Воспрянет… – снял с предохранителя.

– Род… – взвёл.

– Людской!

Выстрел дуплетом разворотил и вспахал мутировавшую мякоть мозга. Рука дёрнулась, отчего я чуть не заехал себе по лбу. В лицо брызнули осколки стекла и мягкие комья, нестерпимо завоняло порохом.

Гусеницы перестали дёргаться, и я, наконец, сумев глубоко-глубоко, до рези в раненой груди, вдохнуть морозный воздух, осел, прислонившись спиной к тёплому металлу брони, и закрыл глаза, чувствуя, как на моё лицо падают холодные крупинки снега.

Эпилог

Первым, что я увидел после пробуждения, стала физиономия Палыча. Всклокоченный и какой-то синюшный, он держал в одной руке огромную чашку, от которой вкусно пахло кофе с лёгкими нотками коньяка, а в другой – сигарету, скуренную почти до самого фильтра: она полностью превратилась в столбик пепла. Уставшие глаза с красной сеткой сосудов смотрели, не мигая, и на какое-то мгновение мне показалось, что я гляжу в лицо мертвеца.

– А! – дёрнулся шеф, заметив, что я моргнул. Пепел упал на цветную простыню, которой я был заботливо укрыт. – Напугал, чёрт!

Я запоздало и заторможенно дёрнулся в ответ.

– Да ты и сам…

Палыч поискал глазами что-нибудь, обо что можно затушить сигарету, и, не найдя ничего лучше, вытер её о подошву, а бычок засунул в карман коричневого пиджака.

– Как ты?

– Неплохо, – соврал я. По мне словно каток проехал.

Палыч нервно хохотнул и зашагал по палате, заложив руки за спину, а я обратил внимание, что для больницы тут слишком много ярких цветов. На стенах нарисованы персонажи мультфильмов: прямо напротив меня Львёнок и Черепаха самозабвенно пели песню. В голове само собой зазвучало: «Я на солнышке лежу, я на солнышко гляжу».

– Что это за мультики, я в дурдоме?

Палыч отмахнулся:

– Это детская больница, недалеко от Дворца. Сюда всех раненых свозили.

– А что с мятежом?

Шеф остановился, глядя в стену.

– М-да, – неопределённо сказал он спустя пару мгновений. – Мятеж подавлен. Но последствий не оберёшься.

– Это каких? – напрягся я.

– Все члены Ставки мертвы. Все депутаты тоже. Помимо них куча жертв среди гражданских и военных чинов. Связь нарушена, с экономикой полная задница, на фронте неспокойно. Но если в целом, то мы победили. Ты победил, – поправился Палыч. – Тем не менее сейчас не время отлёживаться. Доктора тебя подлатали, так что собирай вещи, едем в Контору. Есть новая работа.

– Ну ладно, – я слез с постели, улыбаясь до ушей, и обнаружил, что мне приделали новую руку – ничуть не хуже старой. – Работа так работа…

Палыча мой вид шокировал: наверняка он подумал, что сотрудник повредился в уме, а мне почему-то было так легко и спокойно, будто я долго-долго нёс тяжёлый чемодан и, наконец, получил возможность от него избавиться.

Через несколько минут чёрная «Волга» катила по ночной Москве в сторону Конторы. Дворец Советов с заклинившей статуей Ленина остался далеко позади. На проспекте Калинина, через который нас почему-то повёз навигатор, окна четырёх огромных «книжек» горели, образовывая исполинскую надпись «СССР». Я смотрел по сторонам – на спящую столицу, которая проснётся утром и продолжит жизнь с того момента, как её прервал мятеж. Несмотря на то что, как оказалось, я провалялся без сознания почти сутки, ужасно хотелось отдохнуть.

«Ничего-ничего, – успокаивал я себя. – Скоро будет горячий душ, чистая одежда, любимая кровать и мохнатая кошачья морда под боком».

Палыч сидел рядом – нахохлившийся, закутавшийся в пальто, то и дело клевавший носом.

– Да! – устало говорил он с кем-то. – Да, пацан нам нужен. Он очень способный. А этому старому жиду, как бы ни торговался, больше двухкомнатной не давай. Угу. Угу. До связи.

На какое-то время установилась тишина, нарушаемая лишь тихим шелестом двигателя.

– Что это всё-таки было? – задал я давно мучивший меня вопрос.

– Ты о Ленине?

– О нём самом.

– О-о, тут очень интересная история, – ответил шеф, прищурив глаз. – Было настоящим удовольствием её распутывать. В кои-то веки детективная работа, а не поиск тех, кто рассказывает политические анекдоты. Пока ты валялся без сознания, мы допросили кучу народу. Из числа тех, кто остался жив, само собой, потому что Ильич начал своё очищение именно с соратничков. Очень здравая, кстати, мысль.

– Действительно, – согласился я. – Ни Захарова, ни Гречко совсем не удивила мысль, что главный пытается их слить. Похоже, они готовились к этому заранее. Так всё-таки, откуда взялся Ленин?