Читать книгу "Лагерь обреченных - Геннадий Сорокин"

К 11 часам площадь перед памятником воинам, павшим в Великой Отечественной войне, была заполнена народом, все приглашенные и участвующие в церемонии заняли свои места. Ветераны войны стали напротив памятника: слева отдельной группой – приглашенные ветераны, справа – местные. Между ними, как связующее звено, райкомовские работники. У столба по моему предложению была установлена тумба, на которую взобрался водитель председателя райисполкома, молодой парень, недавно пришедший из армии. В белой рубашке с пионерским галстуком, он держал в руках горн.

Мирошниченко и сопровождающие его лица появились ровно в одиннадцать. Как только они вступили на площадь, из громкоговорителей на площади зазвучала музыка – церемония началась.

Стоя в стороне, я наблюдал за ветеранами войны, для которых, по идее, и было организовано это мероприятие. Ветераны помоложе, особенно приезжие, с интересом рассматривали ножки старшеклассниц в коротких школьных платьях. Другие ветераны посматривали на часы, прикидывали, сколько времени осталось до праздничного обеда. Сама церемония зажжения Вечного огня и торжественная речь товарища Мирошниченко никого не интересовали. Всем присутствующим было понятно, что Вечный огонь Мирошниченко зажигает в честь самого себя, дабы увековечить память о себе, а не о неких безымянных воинах, павших на полях сражений с гитлеровской Германией.

В полдень Мирошниченко двинулся через площадь с факелом. «Пионер» на тумбе вскинул горн. Два комсомольца с зажженными факелами встретились с первым секретарем райкома партии в двух шагах от памятника. Антон Антонович зажег от их факелов свой факел, подошел к постаменту и без осечек и эксцессов зажег Вечный огонь. Над площадью зазвучал гимн СССР. Я пошел перекусить, пока было время.

В три часа дня меня вызвал к себе Гордеев.

– До какого часа они будут там праздновать? – спросил он, имея в виду ветеранов в ДК.

– Иногородние должны сейчас уехать. В 16.00 за столы сядут наши ветераны. По сценарию торжественный обед должен закончиться в 18.00, но если старички засидятся за столом, то им дадут еще час времени. На 19 часов запланирована уборка зала…

У Гордеева на столе зазвонил телефон. Он, поморщившись как от приступа изжоги, поднял трубку:

– Что случилось? Драка? Прямо в ДК? Мать его, только этого нам не хватало!

Гордеев с раздражением бросил трубку, нажал интерком связи с дежурной частью:

– Вышли один экипаж охраны к ДК и вызови ко мне замполита и Казачкова.

– Ветераны подрались? – спросил я.

– Иди в ДК и реши все вопросы на месте! – приказал Гордеев.

Тяжело вздохнув, я поднялся с места. Не дело это – инспектору уголовного розыска разбором драк заниматься! Для этого целая служба участковых инспекторов милиции есть.

– Андрей, – видя мое недовольство, сказал Гордеев, – ты у меня самый молодой офицер, но чуть ли не самый опытный. Ты – мой резерв на случай непредвиденных ситуаций. Иди в ДК и вернись ко мне с рапортом, что все проблемы улажены. Если там случилось что-то серьезное, запрашивай помощь.

Я пошел к двери.

– Андрей Николаевич! – громко и весело сказал мне вслед начальник РОВД. – Партия и советское правительство с надеждой смотрят на тебя! Комсомол на тебя смотрит. Я на тебя смотрю…

Кто еще смотрит на меня, я не дослушал – вышел за дверь.

На первом этаже ДК было немноголюдно. Двое участковых инспекторов милиции разогнали всех ненужных людей: кого – на улицу, кого – на второй этаж, кого – на цокольный. Увидев меня, один из участковых подошел с докладом.

– Некто Сыч, иногородний ветеран, оскорбил нашего старика по фамилии Трушкин и получил от него в нос. Трушкин нами задержан и сейчас сидит в служебном помещении на цокольном этаже. Сычу врач оказывает первую помощь.

– Из-за чего возникла драка? – спросил я.

– Да какая там драка! Слово за слово, повздорили. Трушкин ему двинул по носу, и их тут же разняли.

– И все-таки? Люди в таком возрасте ни с того ни с сего кулаками не машут.

– Причиной ссоры стал давний конфликт между «нашими» и «вашими». Сыч – ваш, а Николай Анисимович – наш, вот они и повздорили.

Я обернулся. За моей спиной стоял Паксеев, председатель Верх-Иланского совета ветеранов.

– «Наши» и «ваши» – это кто? – спросил я. – «Наши» – это верх-иланские, а «ваши» – это городские?

По интонации Паксеева я чувствовал, что «ваши» каким-то образом имеют отношение и ко мне.

– «Ваши» – это те, кто на фронте ни дня не был, а всю войну в войсках НКВД отсиживался, зэков в лагерях охранял. А наши – это фронтовики, окопники. Орденоносцы!

От Паксеева несло водкой. Каждое слово он произносил с нескрываемым презрением. Хорошо, что я накануне узнал о его связи с Ингой, а так бы стоял как дурачок, хлопал глазками и не понимал, с чего бы это на меня вдруг взъелся почтенный, уважаемый всеми ветеран.

– А есть еще не «наши» и не «ваши», – продолжил он, – а так себе, непонятно кто. Такие, как твой тесть, например.

Мне захотелось так двинуть Паксееву в челюсть, чтобы он отлетел к стойке вахты и валялся там до моего ухода. Ненавижу, когда кто-то лезет в мои личные дела.

– А мой тесть – это кто? – стараясь оставаться спокойным, спросил я.

– Вон стоит в углу, зыркает на всех, как зверюга. – Юрий Иосифович кивнул в сторону буфета. Я посмотрел, куда он указывал. У буфетной стойки стоял, хмуро посматривая на Сыча, Михаил Антонов.

– Понятно, про кого речь. – Я облизнул пересохшие губы. – У него две дочери, какая же из них моя жена?

– Рыжая, конечно! Младшенькая-то у него совсем малахольная, ей бы еще в бирюльки играть, а она уже на работу вышла, мужикам глазки строить. Только ничего у нее здесь не получится. Лучше бы она к вам в милицию шла работать, там кобелей побольше, кто-нибудь да позарится на ее кривые ноги.

«Врет, сволочь, – автоматически отметил я. – Нормальные у Наташки ноги, ровные. Это у Инги ноги чуть-чуть кривые, рахитные. На свалке же выросла, там витаминов с самого рождения не хватало».

С лестницы второго этажа раздался цокот каблучков. К нам легкой походкой спустилась нарядно одетая Бобоева.

– Где Трушкин? – властно спросила она.

– В подвале, – сквозь зубы процедил Паксеев.

Вслед за Бобоевой в фойе появился Заборский.

– Николай Иванович, – обернулась к нему Бобоева, – забирайте Трушкина и ведите наверх, к Антону Антоновичу. Андрей Николаевич, пойдемте со мной.

Мы отошли в сторону.

– Антон Антонович велел нам уладить этот конфликт. Вернее, конфликт улаживать буду я, а вы будете мне помогать как представитель правоохранительных органов. Причину ссоры вы знаете?

– Один служил в НКВД, а другой был на фронте?