Читать книгу "Жена поэта - Виктория Токарева"

Валя метнулась из комнаты, открыла дверь. Лестница в огне. Путь из дома отрезан. Есть одна дорога – в окно.

Второй этаж. Высоко и страшно, к тому же Валя неуклюжая и неспортивная. Но все это сейчас не имело значения. Главное – не столкнуться с огнем.

Валя скинула тапки, непонятно зачем, перелезла через перила и сиганула со второго этажа.

Лететь недалеко и недолго. После чего столкновение с землей и резкая боль. Одновременно с болью – нечеловеческий вой, рвущийся из окон первого этажа. Вой, боль и языки пламени. Ад.

Первый этаж полыхает, и кто-то горит заживо. «Маша…» Валя взметнулась, хотела вскочить, но ничего не вышло. Правая нога никак не ощущалась, ее как будто не было.

Вой становился гуще, и Вале казалось, что она летит на этом вое, как на метле, обхватив руками и ногами, и ее уносит вверх, потом еще выше, где нет ни света, ни воздуха. Только чернота и едва звенящая тишина.

Валя очнулась в белой палате. Больничная двухместная палата. Одна кровать свободна. На другой – она, Валя. Рядом семья: Маша, Ваня, Виля. Они стояли понурые, с одинаково вытянутыми лицами. Как на похоронах. Это она сделала их такими. Сердце прожгла жалость и любовь.

– Герда сгорела, – проговорила Маша.

Значит, выла Герда.

– А ты где была? – спросила Валя.

– Она не поехала, – ответил Ваня. – Они с Милкой поперлись на дискотеку. На охоту, парней ловить.

– Нечего им дружить, – вмешался Виля.

– А с кем? – спросила Маша.

– Ни с кем. Сиди дома.

– Ага… Ты везде, а я нигде, – огрызнулась Маша.

Валя слушала любимые голоса. Все живы и здоровы, какое счастье… А она сама – не в счет. Как-нибудь выкрутится.

– У тебя перелом шейки бедра, – сообщил Виля. – Завтра будет операция по замене сустава. Поставят эндопротез.

– Называется «сиваш», – уточнил Ваня.

– Ужас, – сказала Маша.

– Не ужас, а спасение, – поправил Виля. – Раньше таких больных не оперировали. Отправляли на долеживание.

– Ужас, – сказала Маша.

– Лиля Брик находилась на долеживании и покончила с собой, – вспомнил Виля.

– А Лиля Брик – это кто? – спросил Ваня.

– Любимая женщина Маяковского, – напомнила Валя.

– А Маяковский кто, знаешь? – спросил Виля.

– Ну, так… – неопределенно ответил Ваня.

– Вот уж действительно ужас, – сказал Виля. – Маяковского не знать…

– Так он когда жил? В прошлом веке?

Вилен Иваныч выпал из жизни Аллы. Она понимала – ему не до любви и не до журнала.

Дача выгорела и обвалилась, стояла посреди участка, как сломанный зуб.

«Сиваш» – отечественный протез – был тяжелый и неудобный. Казалось, что в бедре трактор. Боль стала верной подругой. Валя жила в обнимку с болью. Ходила с палкой.

Виле пришлось заниматься хозяйством, и он преуспел. Ему особенно удавался жареный хлеб, натертый чесночком, а также щи из кислой капусты.

Маша навострилась варить рассольник на мясном бульоне с перловкой. По выходным она лепила котлеты на целую неделю. Получалось пятьдесят шесть котлет. В холодном виде они тоже были вкусными. Ваня их воровал.

Вклад Вани – гречневая каша. Он ее не кипятил, а запаривал. Нетрудно и полезно.

Как ни странно, это было хорошее время. Каждый член семьи чувствовал себя необходимым. А сердце Вали буквально захлебывалось от любви.

Постепенно Валя включалась в хозяйство, создавала пельмени, блинчики с яблоками.

Прибегал Олежка, все сжирал в одночасье. Аппетит у него был отменный.

Единственное, что настораживало: Олег пил. От него постоянно веяло спиртным. Запах – приятный, и поведение повышенно доброжелательное. Маша любила его присутствие. Как будто праздник Первомая. Солнышко и ожидание счастья.

Алла остановилась на том месте, где героиня детектива по имени Юлия сдала убийцу ментам. Убийца назывался Оборотень. Итак…

В дверь позвонили. «Кто бы это?» – подумала Юлия.

Алла писала героиню с себя, поскольку она себя хорошо знала. У них много общего. Обе хорошенькие, но бесхозные, никому не нужные девушки. Они, конечно, нужны своим родственникам, но в этом возрасте – двадцать пять лет – родственники не считаются. Требуется любовь, и только любовь, при этом разделенная.

Снова позвонили. Юлия открыла дверь. На пороге стоял Оборотень. Юлия хотела тут же кинуть дверь обратно, захлопнуть перед его носом, но что-то удержало ее от такого хамского жеста.

Оборотень стоял и смотрел. Глаза его были отнюдь не волчьи. И даже наоборот – немножко овечьи.

– Вы ко мне? – проверила Юлия.

– К вам.

– Зачем?

– Просто так.

– Просто так даже вороны не каркают.

– Этого я не знаю.

– Чего не знаете?

– Про ворон.

– А где вы взяли мой адрес?

– У милиции.

– Они вас не задержали?

– Нет. Проверили документы, и все.

– Интересно… – Юлия задумалась.

– Можно мне пройти? – спросил Оборотень.

– Ну, проходите…

Если милиция его отпустила, значит, Оборотень не опасен. И даже наоборот, может быть полезен. В доме накопилось много мелочей, требующих мужских рук. Например: в люстре заело патрон, невозможно вывернуть перегоревшую лампочку. Но, прежде чем эксплуатировать человека, его надо к себе расположить.

– Хотите чаю? – спросила Юлия.

– Очень хочу, – сознался Оборотень.

– Проходите…

Оборотень вошел. Разделся. Юлия вгляделась. Никакой он не оборотень. Вполне себе красивый парень, похожий на артиста Филатова в молодые годы. Просто у него неподходящая верхняя одежда.

Юлия поставила чайник, сделала бутерброды, сверху положила кружки огурчика. Сели за стол.

Оборотень начал есть. Ел он красиво, с сомкнутым ртом.

Надо было о чем-то говорить.

– А где вы живете? – спросила Юлия.

– Я живу в одном доме с дочерью Аристотеля Онассиса.

– В Греции?

– Нет, в Москве. В писательских домах. На проспекте Мира.

– А разве Кристина Онассис живет в Москве?

– Сейчас в Москве. Она вышла замуж за русского.

– За писателя?

– Нет. По-моему, он кагэбэшник.

– А зачем дочери Онассиса квартира в Москве? Жила бы в Америке.