Читать книгу "Самодержавие и конституция - Кирилл Соловьев"

Теперь же, в 1912 году, многие помещики чувствовали себя лишними: они были бессильны противостоять многочисленному духовенству и потому вынужденно покидали избирательные съезды. В ноябре 1912 года октябрист, депутат Третьей Думы П. В. Каменский писал юристу и общественному деятелю А. Ф. Кони: «Быть избранным членом новой партии „губернаторско-архиерейской“, носить на себе ярлык „с дозволения его превосходительства, с благословления его“ – как-то неспокойно для совести».

В конце концов правительство само испугалось «поповской опасности». Влияние архиереев на формирование Думы многим чиновникам казалось чрезмерным. В итоге в ряде случаев пришлось умерить пыл церковного начальства, выделив священнослужителей в особую курию. Представительство духовенства в губернском избирательном собрании оказалось скромным: 14,5 % выборщиков (вместо планировавшихся 70 %). Но даже в этом случае духовенство, благодаря своей сплоченности и дисциплинированности, оказывало серьезное влияние на исход выборов. Оно «торговалось» с другими группами избирателей, добивалось от них необходимых уступок. Например, некоторые октябристы были избраны в Думу при условии, что поддержат финансирование церковных школ.

И все же было бы неверным говорить о всесилии правительства в избирательной кампании. Оно не могло быть в полной мере уверено даже в собственном чиновничьем аппарате, что с удивлением отмечали иностранные посланники. Как-то Столыпин в присутствии испанского посла пожаловался на ход избирательной кампании. Дипломат искренне удивился: «Не понимаю, о чем вы беспокоитесь? У нас делается это очень просто. Мэры в руках правительства, а потому как председатели избирательных бюро они своевременно засыпают в урны столько бюллетеней угодной правительству партии, сколько требуется для успеха, а затем допускают избирателей. Получается большинство, нужное правительству, и все довольны». Примерно то же самое объяснял и румынский посол: «Обратите внимание… когда у нас, то есть в Румынии, происходят выборы, правительство все ставит на карту: и свое влияние, и обещания поддержки, и ордена, и даже, если нужно, подкуп, а у вас оно не делает ничего, чтобы создать себе в Думе работоспособное большинство. Выборы – очень хорошая вещь… но правительство должно взять их в свои руки, или оно должно уйти».

В России местное чиновничество порой действовало вопреки воле своего начальства и даже напрямую поддерживало оппозицию. Например, в ходе выборов в Первую Думу некоторые члены избирательных комиссий при входе на участок раздавали готовые бюллетени с кадетскими списками. Во время избирательной кампании во Вторую Думу податные инспекторы Орловской губернии, не таясь, агитировали в пользу кадетов. Аналогичная ситуация имела место в Ярославской и Саратовской губерниях.

И все же главная проблема была в другом: результаты выборов часто не поддавались какому-либо прогнозу. Большинство избирателей были абсолютно аполитичны. Их поведение невозможно было предсказать. Ни у одной партии не было большинства ни в одной губернии. Очень многое зависело от случайных блоков и союзов. Октябрист Н. В. Савич, характеризуя ход выборов в Первую Думу в Харьковской губернии, отмечал, что в губернском избирательном собрании сложились три группы: многочисленная крестьянская, умеренная земская, близкая к октябристам, и кадетская, к которой примыкали видные представители общественности (среди них был М. М. Ковалевский). Никто из них не мог рассчитывать на однозначную победу. Приходилось искать союзников. Кадеты надеялись на блок с октябристами, но в этом вопросе встретили противодействие своего Центрального комитета.

Аналогичная ситуация имела место в любом избирательном собрании в течение всех думских лет. Так, во Владимирской губернии во время выборов в Четвертую Думу для победы нужно было получить 45 голосов выборщиков. 40 голосов гарантированно имели правые и националисты. 11 – октябристы. Остальные голоса были у «левых». В Екатеринославской губернии нужно было собрать 54 голоса. 52 было у правых и националистов, 24 – у октябристов. В Калужской губернии для победы требовалось 39 голосов. 35 было у правых, 11 – у октябристов.

Ситуация осложнялась тем, что далеко не всегда было ясно, кто правый, а кто левый. Партии не пользовались большой популярностью в обществе даже в 1906–1907 годах. В дальнейшем их значение будет только падать. Партийные предпочтения крестьян оставались загадкой, их взгляды не укладывались в прокрустово ложе партийных программ. Например, псковские крестьяне полагали, что Дума – «большое челобитное собрание», цель которого – скорейшая прирезка общине земли. Им казалось, что там, в Думе, крестьяне будут вместе с царем пить чай и обсуждать народные нужды. От Псковской губернии баллотировался граф П. А. Гейден. Крестьяне обвиняли его в том, что он утаивал от них тот факт, будто государь даровал им землю. Некоторые крестьяне выступали с целой программой реформ. Они предлагали упразднить все центральные ведомства, кроме Министерства внутренних и иностранных дел, руководителям которых предлагали положить жалованье в 500 рублей в год. В помощь министрам они предлагали держать по два писаря с окладом 300 рублей в год. В результате все центральное управление обошлось бы казне всего в 2200 рублей.

В большинстве случаев у крестьян не было партийных пристрастий. Как вспоминал князь В. А. Оболенский, во время выборов в Первую Думу крестьяне не были склонны голосовать за «господских» кандидатов и предпочитали им «своих», таких же крестьян. Эта ситуация сохранялась и в дальнейшем.

Было бы наивным ожидать проявлений высокой политической культуры и у городских избирателей, в том числе столичных. В феврале 1906 года жена видного историка и члена партии кадетов Е. Я. Кизеветтер записала в дневнике беседу трех московских приказчиков. Они спорили, в какую партию им «податься»:

Хочу записаться завтра в «Союз 17 октября», да не знаю – берут там деньги?

– Нет, там даром: они богатые, своих много, – говорит [его] товарищ.

– Вот если сюда придешь, к конституционалистам-демократам, тут возьмут с тебя…

– Много?

– Ну, там копеек 50, а если квартирный налог платишь, так по расценке. Ну а если к социал-демократам пойдешь – будут просить рублей 20. Это нам не под силу.

Узнав об этом, А. А. Кизеветтер долго смеялся: «Мыто читаем, читаем, проповедуем им разные идеи, а у них вот какая оценка – где дешевле!»

Красноречивым было и отсутствие избирателей. Конечно, это не отменяло энтузиазма, охватившего многих еще в 1906 году. А. А. Кизеветтер так описывал выборы в Первую Думу в Москве: «Избиратели шли к урнам густо. Все были в приподнятом, одушевленном настроении. Были трогательные эпизоды. Один больной генерал велел на носилках нести себя к урне, чтобы подать свой бюллетень. Была такая сцена. Приходит в вестибюль городской думы пожилой господин. Кучка подростков бросается к нему, предлагая партийные бюллетени. „Да неужто вы думаете, – говорит он, – что у меня еще не приготовлен свой бюллетень. Ведь я всю жизнь мечтал об этом дне, мечтал дожить до него“».

И все же такие настроения разделяли не все. Например, в 1906 году в Орловском уезде из 1020 числившихся городских избирателей пришли 80 человек. В Брянском уезде Орловской губернии на съезд мелких землевладельцев явились 40 избирателей из 3088. В Карачаевском уезде из 1500 мелких землевладельцев приехали 74. Подобная ситуация была и в других губерниях. Так, в Симферопольском уезде Таврической губернии из 4000 мелких землевладельцев на выборы пришли 88 человек. По городской курии Симферополя голосовала лишь четверть зарегистрированных избирателей. В Курске по городской курии голосовал 121 человек вместо зарегистрированных 3300. В Курском уезде на съезд мелких землевладельцев явилось 43 избирателя вместо положенных 1200. В городской курии Симбирской губернии голосовали 1876 избирателей вместо 6145. В Ковенском уезде (ныне Каунас, Литва) на съезд мелких землевладельцев явился 41 избиратель вместо 1740. В Шавельском уезде Ковенской губернии – 69 вместо 1013. В Тульском уезде – 150 вместо 750. В Харьковском уезде – 123 вместо 4223. В Тверском уезде – 236 вместо 1400. В Пензенском уезде – 48 вместо 1303. В городской курии Козельского уезда голосовали 217 избирателей вместо 1868. В Воронежском уезде 256 человек – вместо 2225. В Одесском уезде 360 человек – вместо 3691.