Читать книгу "Степан Бердыш - Владимир Плотников"

— Братцы! Дверь ломай, спасай добро! Половина вам пойдёт! — наконец сдался хозяин.

Добро не спасибо: поплевав на ладони, трое здоровил схватились за мощное наружное кольцо со стукальцем, повисли тупым углом к двери. Качались недолго. Вывернутое с корнем кольцо изогнулось в шести ручищах, а три задницы сплющились о порог. Оставалась, правда, толстая замочная скоба.

— Веди лошадей! — бесился Пронька. — Привяжите их, что ль, пущай дёрнут!

Но кони брыкались, остервенело косились, не желая подходить к жареву. Тогда кто-то догадался привязать к скобе бечеву в кисть толщиной. За неё уцепились всей улицей. От мощного рывка тянульщики попадали. Дверь вылетела. Успели едва заметить, как в сенях потолок протаранила громадная колода. Тотчас под балкой глушильно грохнула звонница.

Позже определили: воспарившей горой был Сёма. Валенка связали, залепили рот, поставили на рундук, накинули на шею петлю. Хвостик верёвки продели через торчащий из потолка крюк и дотянули его до внутреннего кольца двери. В довершение маковку Валенка украсил казан. Таким образом, чтобы отворить дверь, требовалось вздёрнуть грузного Сёму. Что и было блестяще проделано его подельщиками, которым предстояло теперь до скончания гадать, что послужило смерти приятеля: дым, жар, петля или страшный удар о потолок? С другой стороны, кое-кто и позавидовал столь праведному концу: жил грешником, а ушёл, поди ж ты, колоколом!

Сени только дымились, но и сюда местами врывались алые всполохи. Остальные помещения спасению не подлежали. Ничего и не спасли, если не считать чёрного казана, ставшего посмертным шеломом Валенка. Бездомному Шелепуге оставалось лишь по достоинству оценить остроумие поджигателей.

Так или иначе, распоряжение Годунова было выполнено честно, ловко и не без вдохновенья…

Особое поручение

Годунов спал. Даже в редкие часы отдыха его лицо не ведало мира и безмятеги. Вечная печать забот, прерывистое дыхание, не сходящая встороженность… И куда улетучивалась прилюдная благосклонность, улыбчивость и приветность? Пляшущий огонёк из кенкета подстегивал зловещую игру теней. Подрагиванье воспалённых век, мерное вздутие желваков. Мышцы лица разыгрывали стихиру страстей задремавшей души.

Борису Фёдоровичу привиделся странный сон.

Вот он посреди колдовского круга. В уши адовой громозвоницей давят несмолкаемые тулумбасы — медные бубны. Он мечется по замкнутой кривой — ищет выход. Тщетно: то вдруг наткнётся на лежащего в гробу Стефана Батория, который жмёт мёртвой правой шею чёрного петуха с лицом… Андрея Шуйского. А шуйцей — яростно грозит Борису. Годунов подаётся назад и перед ним уже холм, окружённый водой. При этом он почему-то наверное знает, что это и есть излучье Волги. На верхушке холма — кривой старик. Это ногайский хан Урус. Рядом — державный жёлтый зуб: изгибается к красно-серым облакам. Урус оловянным ногтем тычет в зуб, почём зря понося Годунова тихим голосом Андрея Щелкалова. Борис пятится от него, но путь отрезает толпа во главе с Шуйскими и… царём. Все непереносимо галдят. Годунов в испуге стынет перед Фёдором. Тот, как всегда, кротко улыбается. Толпа рычит, зверея, обступая правителя, готовая разодрать его в клочки. Борис бросается к ногам царя, ища защиты. Тот благосклонно кладёт ему на голову руку. В этот миг взгляд Фёдора искажается, кожа чернеет, пальцы впиваются шурину в чуб. И вот уж над Борисом плывёт чудовищное лицо Грозного — то самое, что было у Иоанна на смертном одре. Годунов жмурится, не в силах стоять на ветошных стопах.

…Открыв глаза вторично, он был уж вне владений сна. Но поперву не мог сообразить, кто это там неподалёку. Видения покуда мешались с явью. Издохший кенкет чернел в проёме окна. Тонким арбузным ломтём отслаивался рассвет. Борис протёр глаза, как ни в чём не бывало потянулся. За сим занятием успел распознать стоящего перед. И уже без лишнего суесловия:

— Никак я задремал, Степан?

— Да, Борис Фёдорович, как явился, ты почивать изволил. Андрей Петрович просил не тревожить, покуда сам не проснёшься. Изводишь ты себя, говорит. Ни сна ни передыху, — отвечал Бердыш.

— Пустое. Ты лучше о себе доложи: отдохнул ли?

— Да вроде и не уставал больно-то.

— Продых никогда не повредит. Дело тут одно припекло. По тебе как раз.

— В Литву?

— Кабы. И подале, и подоле. В Ногаи.

Степан напряжённо гадал: если в улус Казыев, то на Кубань, если в Алтулский — ещё дальше. Вслух предположил третье:

— К Урусу в Сарайчик?

— Не совсем. То есть не совсем в Ногаи. Придётся тебе, милок, покружить эдак кроху по Волге, а то и по Яику. Может, и в Астрахань завернуть понадобится. И на излучину, где Волга с Самарой. А снуждит, так и к мирзам кой-каким ногайским. Смекнул?

— А то что ж. Когда сбираться?

— Ну, чем скорей… Только в начале слушай, в чём служба.

Степан выразил готовность.

— Ну, и добро. Сам знаешь, Стеня, как я ценю твой честный и открытый нрав. Знаю и ценю, уж поверь. Оттого тебя и прочу на это предприятие. Нужен мне там, понимаешь, насквозь свой человек. Смекаешь? Годунова человек! И надо, чтоб был у него и глаз верный, и ухо острое, и ум резвый, дабы чуть что, на месте и вникнул, и упредил, и приворотил. Ну, словом, сам понимаешь, не мне учить. Места дальние. Каждодневно указку с Кремля не уловишь. Так что считай: ты будешь там, как бы я. Далее. Удумал государь наш заложить по Волге крепости. Одну — на излучине волжской — в Самарском урочище, подьячие там уж разметили кой-что. Вот туда я тебя и спровожаю на первый случай…

— Постой, боярин. Растолкуй, какая от меня там надобность? Я чай, не стены рубить? Моё дело ратное. Доселе им кормился. А крепости ставить — в новинку. Да и не тот пошиб. Не из стропальщиков…

— Бу скудоумцем-то казаться, птенец ты непонятливый. А то не знаю, что не в плотниках ходил. Слушай внимательно. Урус со своими мурзами-султанами насилу стоит против казаков тамошних да собственных мятежных улусов. Но коль полезут на нас татарва и ляхи, так озлобчивый Урус тоже возьми да наскочи на нас с самого незащитного пятака. Нам тогда и не на чем против него удержаться. Значит, что? — нужно и нам там клыки заставить, да покруче его коготков. Только городок поставить — ещё не всё… Ногаи или казаки его, городок-то, раз — и в щепы, покуда малый он и неокрепший. Так вот, к чему я?.. — смешался Борис забывчиво. — Ага, ты, кажись, знавал атамана Кольцо?

— Было дело, — охотно признал Бердыш.

— Ну, запоминай тогда первую задачу. Как приедешь на луку, спробуй казаков, а средь них немало его пособников по сибирскому походу, так вот спробуй их смани на царскую службу. Чем нам угрозой быть, пускай лучше со служилыми против ногаев поддержат. А дальше, глядишь, государь и грешки им отпустит. Коль удастся сманить, в детинце Самарском не задерживайся — веди шишей в Астрахань. Перейдёшь под начало воеводы Лобанова и нашего посла в Ногаях. На месте, полагаю, много и мне незнамого уяснишь и, если выйдет, с пользой для дела провернёшь. Известия посылай с верными нарочными, когда уж сладится. Следи за всем чутко. В случае как что, поступай на своё усмотрение. Ты — это всё равно, что я, запомни. Но главное, повторяю, это казаков тамошних на службу сманить. Всем остальным займёшься после того, как удача в главном засветит… Вот так примерно.