Читать книгу "Глаза ее куклы - Екатерина Неволина"

Видя, что я свернула рассказ, Ник заговорил сам. Он с большим юмором рассказал о немецком обществе, правильном и благочинном, как во времена кайзера, а еще мы, конечно, говорили о куклах. Даже странно, что познакомились мы только сейчас, потому как бывали на нескольких выставках в одно и то же время и, видимо, ходили совсем рядом друг с другом.

— Почему куклы? — спросила я, слегка осмелев. — Мальчики редко ими интересуются.

Вернее, куклами интересуются мальчики совершенно определенной направленности, и внешне мой собеседник абсолютно не походил на гея — никакой манерности, суетливости, желания покрасоваться. С другой стороны, одет он был очень аккуратно и стильно, а мне уже приходилось слышать, что часто такие вот красивые и фактически идеальные молодые люди оказываются бракованными с общепринятой точки зрения. Я покосилась на его руку — без кольца. Значит, не женат? Но почему этот красивый мужчина до сих пор не женился? Вдруг… Так что же там с куклами?

Я задала Нику вопрос, но тут же сама испугалась — а если он обидится? Или, что еще хуже, вдруг подтвердит мои опасения и едва начавшаяся сказка закончится. А ведь он, признаюсь, уже серьезно захватил мое внимание, и мне даже казалось, что я ему тоже нравлюсь. Иначе зачем бы он уделял мне столько времени, расспрашивал, ухаживал совершенно мило и ненавязчиво, заказал для меня вкуснейший десерт и кофе.

— Это довольно долгая и невеселая история, — признался Ник, принимая у официантки очередную чашечку кофе. — Ты уверена, что хочешь ее услышать?

От кофе тянулись тоненькие струйки пара, и сразу запахло так волнующе-приятно.

Мне стало неудобно. Возможно, я вторгаюсь в запретную область.

— Если это слишком личное… — пробормотала я, снова смутившись.

Он задумчиво посмотрел на меня и, очевидно решившись на нечто важное, кивнул.

— О, это история из моего детства…

Ник уставился в окно, за которым шли люди, отделенные от нас стеклом, на улице кипела какая-то бессмысленная жизнь, напоминающая копошащийся муравейник или кадры не интересной тебе хроники, настоящее же было именно здесь, в этом маленьком и вдруг оказавшемся таким уютным кафе.

— Все началось именно с этой куклы, — он кивнул на фотографии куклы, — благодаря которой и состоялась наша встреча. Она принадлежала еще моему отцу. Я очень поздний ребенок: отцу, когда я родился, стукнуло уже пятьдесят. Пока я был мелким, совершенно ее не ценил, однако помню как сейчас, как впервые серьезно влюбился… Мне исполнилось тогда двенадцать, и мы переехали из Берлина в Мюнхен. Та девочка была моей ровесницей, жила на нашей улице и часто проходила мимо меня вместе со своей мамой. Обе всегда нарядные и невероятно красивые. Ее звали Ева, и тогда она казалась мне единственной девочкой на земле… Я буквально помешался на ней — ждал ее у подъезда и за углом музыкальной школы — а Ева, конечно, играла на фортепиано… Но все никак не решался к ней подойти. Мог спокойно болтать с любой девчонкой из нашей школы, дергать за косички, даже подставлять подножку… но Ева казалась мне особенной, волшебной, словно случайно попавшей к нам из страны грез. Я много думал о ней и вдруг неожиданно стал слушать Вагнера и читать романы, ранее не привлекавшие меня. И вот тогда я словно впервые взглянул на эту куклу. Нет, она не похожа на Еву, и тем не менее мне казалось, будто у них очень много общего… — Ник замолчал, взял с блюдца кофейную чашечку, повертел ее в руках и поставил обратно: — Наверное, это звучит как полный бред.

— Нет! — воскликнула я, кажется, слишком громко.

В этот час посетителей в кафе, к счастью, было немного, но сидевшая за два столика от нас немолодая пара покосилась на меня с недоумением.

— И что случилось с Евой? — спросила я, почему-то перейдя фактически на шепот.

— Не знаю, — Ник вздохнул. — Я так не решился к ней подойти — наверное, был слишком в нее влюблен. А через полгода они переехали. И думаю, — он усмехнулся, — это к лучшему. Такая романтическая влюбленность не выдерживает столкновения с действительностью. Конечно, я осознаю это сейчас. А тогда ужасно переживал и однажды решил выбросить куклу, слишком напоминавшую о Еве… — Он замолчал и уставился в окно.

Я напряженно, с замершим сердцем, ждала окончания рассказа. По тому, что он фотографировал куклу недавно, это видно по качеству фотографий, становилось совершенно ясно, что завершилась эта история благополучно, но как?..

— Отец застал меня в последний момент, — глухо произнес Ник, — и, догадавшись, что я собираюсь сделать, выпорол меня. Впервые в жизни. А потом подробно объяснил, что такое семейные ценности и как нужно чтить традиции предков. В тот момент я ненавидел его и кричал, что никогда не приму его бюргерскую идеологию! После этого случая он запер куклу в сейф, а мы с ним не разговаривали почти неделю, несмотря на попытки матери нас примирить. Я отказывался есть и злился на весь белый свет. Но однажды…

Ник снова замолчал, видимо, рассказ давался ему с усилием, а прошлое все еще оставалось живым в его памяти.

Я не перебивала. Весь мир в этот момент сосредоточился на еще недавно совершенно незнакомом мне человеке с невероятно синими глазами.

— Однажды вечером отец зашел ко мне в комнату, держа в руках эту куклу, и остановился напротив меня. Я тогда валялся на диване, бессмысленно пялясь в потолок. Даже музыку слушать не хотелось. «Я был не прав, — сказал отец, и это первый случай, когда он передо мной извинился. — Между прошлым и будущим не может быть выбора. Возьми эту куклу, я решил передать ее тебе. Ты — мое будущее, и только ты можешь сделать выбор, что оставить в своей жизни, а что безжалостно из нее удалить». — «То есть я могу сделать с ней что угодно? Продать? Выбросить?» — Я не собирался отвечать ему, планируя сохранять гордое молчание, однако его неожиданное решение выбило почву из-под ног. «Ты — будущее нашей семьи, поэтому решение за тобой», — повторил отец. После этого он осторожно посадил вот эту самую куклу на мой письменный стол, украшенный положенными под стекло постерами Kiss и Rammstein, и вышел из комнаты.

— И что случилось потом? — Я не отрывала от него взгляда.

— Я посмотрел на куклу, — признался Ник. — И вдруг почувствовал острую вину перед ней. Отец оказался во всем прав, нужно было высечь меня еще сильнее, чтобы поставить мои размякшие от любви мозги на место. Эта кукла — прошлое нашей семьи, и я не имею права его вычеркивать. Напротив, я понял, что должен передать ее своим детям… Так что, — он провел рукой по щеке, словно смахивая с себя тяжелые воспоминания, — именно с того времени я стал интересоваться старыми куклами. Они вдруг сделались для меня живыми… Снова несу бред, да? — он быстро взглянул на меня.

— Нет, — опять ответила я. — Знаешь, я тоже ужасно виновата перед своей Гретхен…

И я торопливо заговорила, словно боясь передумать. Эту историю я не рассказывала никому до этого момента. Ее не знал никто за пределами нашей семьи, и мне даже в голову не приходило изложить ее тому же Павлу. Я говорила и смотрела на Ника, боясь заметить в его глазах насмешку, однако он отвечал серьезным взглядом и кивал так, словно действительно понимал все мои чувства. Не только понимал, но и удивительным образом их разделял.