Читать книгу "Мертвая хватка - Дженнифер Роу"

Отец подтолкнул Верити локтем.

– Нами интересуются, – пробормотал он.

– О, Верити! Верити Джейн, привет! Как чудесно, что ты смогла прийти! Добрый вечер, мистер Бердвуд! – Сияя улыбкой, на них надвигалась грузная особа средних лет.

Господи, это же Уэнди! Выглядит старше Макса, подумала Берди и опустила нос в бокал, чтобы привести в порядок выражение лица. Все мы стареем, прозвучал в сознании печальный голос. Проклятие!

Пухлые руки обняли ее и прижали к пышной, обтянутой ярким платьем груди. Берди приказала себе не сопротивляться и постаралась не расплескать шампанское.

– …так давно, – лопотала Уэнди. – А ты ничуть не изменилась, Верити Джейн!

Чувствуя на себе взгляд отца, Берди слабо улыбнулась. В детстве, когда доводилось вместе с родителями приезжать в «Третье желание» на дневные праздники, играть в безупречно ухоженном саду и купаться в бассейне вместе с другими детьми, пока взрослые развлекались по-своему, Уэнди неизменно становилась душой компании. Затевала игры в прятки и в «ночное убийство», отвечала за угощение, объясняла, где расположен туалет, никогда не тонула и не падала с террасы. Не спуская с рук маленького Дугласа, уверенно командовала своими гостями, улаживала ссоры и разнимала драки, откровенно наслаждаясь собственным авторитетом и всевластием.

Долгое время Берди считала, что Ингрид – высокая надменная красавица, которую Макс постоянно обнимал – доводилась Уэнди матерью, однако удивляло то обстоятельство, что Уэнди никогда не упоминала о ней, хотя постоянно говорила об отце. И вот однажды, качаясь на старой шине, которую повесил в саду Макс, Берди прямо спросила:

– Ты не любишь свою маму?

Уэнди стояла перед ней с Дугласом на руках. Миловидное дружелюбное лицо внезапно застыло.

– Моя мама умерла, – произнесла она и отвернулась.

Восьмилетняя Берди смутилась и сообразила, что больше ничего говорить не надо.

Когда она приехала в гости в следующий раз, Ингрид исчезла, а вместе с ней и Дуглас. Макс обнимал другую высокую красивую леди в красно-белых полосатых брюках и красном топе. Звали ее Бонита. Она улыбалась гораздо чаще Ингрид и угощала детей шоколадными эклерами. Берди заметила, как Макс похлопал ее по попе и засмеялся вместе с другими взрослыми. Уэнди густо покраснела.

– Не смей сплетничать, Верити Бердвуд, – прошипела Уэнди, перехватив ее взгляд. – Не вздумай рассказывать о моем отце мерзкие истории, иначе никогда больше сюда не придешь.

По сей день Берди помнила лицо Уэнди в эту минуту – юное, полное, симпатичное; за маской справедливого возмущения скрывались тревога, неуверенность и одиночество. Потом Берди замечала это выражение еще много раз – по мере того как Уэнди медленно превращалась во все более полную и менее симпатичную женщину, приходивший в гости Дуглас взрослел, говорил хриплым голосом и держался самоуверенно, сама она мучительно переживала подростковый возраст, а Макс, подобно Питеру Пэну, оставался прежним.

– Дуглас где-то здесь, – продолжила Уэнди. Чтобы ее услышать, приходилось напрягаться. Низкий голос звучал почти без модуляций. Говорила Уэнди быстро, долго и ровно, без выраженных подъемов и спадов в интонации. Царивший вокруг гул поглощал едва ли не каждое второе слово. – Несколько дней назад специально приехал из Перта и остановился у меня, но до сих пор я его почти не видела. А тем более не успела обстоятельно поговорить с ним. Носится повсюду, общается с друзьями. Ты, конечно, понимаешь: от школьных товарищей не спрячешься. Приятно снова встретить тебя. И Дуглас обрадуется. Не виделись сто лет, правда? Помнишь, как все играли в саду в прятки, а вы вдвоем перелезли через камни на пляж и до смерти меня напугали? О, вы были невыносимы. Правда, они с Дугласом были невыносимы, мистер Бердвуд?

Верити слабо улыбнулась.

– Макс говорил, что ты надолго уезжала, – сменил тему Ангус. – Кажется, в Англию?

Уэнди закатила глаза:

– Восхитительно провела время. Папа сделал мне подарок на день рождения. Представляете, путешествовала целых два месяца, только вчера вернулась. – Она вздохнула. – Вот только очень волновалась за папу. В его возрасте оставаться одному тяжело. Конечно, спасает любимая работа, да и новая экономка оказалась настоящим сокровищем – прекрасно ведет хозяйство. Но все равно это не семья. Дуглас живет в Перте, Бервин предпочитает Голубые горы… Однако папа заверил, что все будет хорошо, и подарил билеты. Это моя первая поездка за границу, если не считать Фиджи во время медового месяца. Никогда прежде не приходилось так надолго оставлять дом без присмотра. К счастью, сосед согласился кормить кошку и поливать сад. Боялась, что залезут воры: сейчас это часто случается, – но ничего, обошлось. В Англии остановилась у школьной подруги, которая теперь живет в Лондоне. Это было чудесно. Мы побывали повсюду и все видели. К концу второго месяца ноги едва не отвалились. Ну и, разумеется, я почти не выходила из «Би энд Эй»… – Уэнди бросила на собеседников быстрый взгляд и снисходительно объяснила: – Так лондонцы называют Музей Виктории и Альберта. Он стал для меня настоящим домом! Там столько необыкновенного, что просто необходимо сохранить в памяти! Я накупила открыток и буклетов, но многие экспонаты на них не представлены, поэтому пришлось взять бумагу и карандаш и рисовать, рисовать…

– Зачем, Уэнди? – перебила Берди, чтобы как-то остановить поток восторгов и не потерять не только нить разговора, но и собственный разум.

Краем глаза она наблюдала, как отца атаковало визгливое существо с неестественно блестящими глазами, невозможно длинными фальшивыми ресницами, кричаще-яркими губами и копной кудрявых рыжих волос. На худых запястьях звенели браслеты, темные морщинистые руки с кроваво-красными когтями преувеличенно жестикулировали; экзотическое розовое одеяние с широкими рукавами и бахромой на подоле стекало на пол пышными шелковыми складками. Такой предстала Иза Траби в боевом облачении. Судя по всему, упорные попытки Макса сократить поголовье кошачьей стаи не испортили соседке настроения, во всяком случае сегодня. Она пребывала в прекрасном расположении духа, болтала и смеялась. Под театральным гримом, накладными ногтями и ресницами, под рыжим париком скрывалась милая, вполне разумная пожилая леди, известная всей Австралии как тетушка Дора – главная продавщица маргарина «Спрингдейл». Однако чтобы узнать ее сейчас, пришлось бы очень постараться. Морщины и седина принесли Изе Траби богатство, которого она так и не смогла добиться благодаря таланту, молодости, уму и красоте. И все же тетушка Дора оставалась лишь ролью и в свободное от работы время решительно отодвигалась в сторону. Настоящая Иза, с макияжем, ресницами, ногтями и прочим, присутствовала здесь и сейчас.

– Дорогой, не видела тебя целую вечность! Как, черт возьми, поживаешь? Представь, Максу семьдесят! Господи, да мне и самой в августе исполнится шестьдесят девять. Невыносимо! – Иза вопила прямо в ухо Ангусу Бердвуду, крепко обняв его, окутав невысокую коренастую фигуру бескрайним розовым хитоном и спутанными рыжими кудрями.

Берди смотрела, как отец невозмутимо высвободился из объятий, вытащил изо рта прядь волос и отступил на шаг.