Читать книгу "Девушка с тату пониже спины - Эми Шумер"

Тот же бывший, который подарил мне двухголового медведя, подарил и огромную — то есть на самом деле огромную — плюшевую гориллу на день Святого Валентина. Мы назвали его Карлос. И не ищите в этом расистский подтекст. Мне просто приглянулось имя Карлос. Мы все шутили, что он мне дарит огромные подарки, хотя квартирка у меня крошечная. Он покупал огромные вещи, которые не вписывались в квартиру, иногда делая это нарочно. Как-то подарил здоровенное растение, почти дерево, из-за которого моя квартира стала вроде тех мест, где любила бывать Джейн Гудолл. Мне пришлось вытащить его на задний двор, а в Нью-Йорке это просто жуткий переулок, где резвятся крысы и жрут все, что ты там сложишь — в моем случае, доски для серфинга.

Последняя мягкая игрушка, которую мне подарил парень, это маленькая лошадка. Моя двухлетняя племянница увидела ее и стала звать «Игого» — это такой звук, который издает лошадь, если вы вдруг выросли в городе. Теперь она спит с Игого, а мне приходится ждать, пока она перерастет это увлечение, но пока у них все серьезно. Надеюсь, с парнями у нее будет не так. Или с девушками. Или, может, она не будет считать себя женщиной. Что бы она ни выбрала, нас все устроит. Или он. Черт, как трудно написать книгу, чтобы на тебя никто не наорал.

Я знаю, вы только начали читать, так что пока еще знакомитесь со мной и, возможно, сомневаетесь в моей преданности этим зверушкам. Думаете небось, что я пишу пафосную фигню об этих старых забавных существах. Но я на сто процентов искренна в своей к ним привязанности. Где закончится моя одержимость ими? Уж точно не в отвратительном нью-йоркском мусорном контейнере, откуда я как-то заставила своего парня их спасать, когда грузчики, работавшие у нас на переезде, совершили страшную ошибку и выбросили все игрушки. (Грузчиков можно понять: у Поуки и правда такой вид, что место ей в темном переулке разоренной войной деревни, а не в симпатичной спальне взрослой тетки.) Вам, наверное, хочется меня спросить: «Эми, ты заказывала партнеру Тильды Суинтон, Сандро, групповой портрет своих зверушек, чтобы запечатлеть их навеки?» Нет, это было бы слишком — то есть погодите, я хотела сказать: да, вашу мать, я это сделала.

Они этого стоят. Все они — потрепанные свалявшиеся куски ткани, сшитые кое-как, но я люблю их больше, чем большую часть своих родственников.

Папа

Когда мне было четырнадцать, папа обделался в парке аттракционов.

Произошло это прекрасным летним утром, когда он повел меня и Ким в «Страну приключений» — которая была ровно тем, чем кажется по названию: парком аттракционов, полным приключений, если только вы никогда не переживали настоящих приключений или не были в настоящем парке аттракционов. Я всю неделю представляла себе эту поездку, мечтала о пиратском корабле и качелях. Они, уж точно, были самыми безопасными в парке, но для меня то была самая дальняя граница зоны комфорта. Я любила аттракционы, от которых появлялось чувство невесомости, падавшее из живота до самой вагины, когда аттракцион шел вниз — но мне никогда не нравилось переворачиваться или вращаться, пока не стошнит, и сейчас все еще не нравится. Думаю, можно сказать, что у меня вообще до крайности низкая переносимость страха.

В детстве меня до смерти напугал фильм «Улика». Я спала, положив на спину подушку — потому что кухарку в том фильме убили, ударив в спину здоровенным кухонным ножом. «С этой девочкой ничего не случится; только попробуйте проткнуть ножом эту подушку», — думала я. Как будто убийца войдет ночью ко мне в комнату, собираясь ударить меня ножом в спину, увидит, что на спине подушка, и отменит свои планы. Примерно такую же тактику я использовала, после того как услышала (не посмотрела) про фильм «Мизери». Я спала накрыв ноги подушками — на случай, если у Кейти Бейтс среди ночи возникнет желание приехать на Лонг-Айленд, вломиться ко мне в дом и переломать мне ноги киянкой. Может, поэтому я всегда спала (и до сих пор сплю) со своими жутковатыми, как из фильма ужасов, мягкими игрушками. Для защиты.

Достаточно сказать, что я была трусихой. В четвертом классе я говорила со школьным психологом обо всем, что наводило на меня ужас. Сама напросилась, а не обеспокоенный учитель к нему отослал. Наверное, я — единственная в истории девятилетка, попросившаяся на прием к мозгоправу. После сессии он отдал маме список моих страхов. Среди них были землетрясения и ленточные черви. Последние, в общем, не часто встречались там, где я жила, но мой брат изучал их в школе и не смог устоять перед порывом убедить меня, что я — легкая добыча, которую со стопроцентной вероятностью сожрет изнутри червяк. Однако первым (и самым памятным) в списке шел страх, что я случайно собью себя в масло. Он родился под влиянием страшноватой старинной детской книжки «Черный малыш Самбо», истории из времен более простых и расистских, когда писали пугающие, оскорбительные сказки, чтобы дети лучше засыпали по ночам. Когда-то она была очень популярна, потом ее запретили — и правильно сделали — и изъяли из обращения. Но у мамы книжка сохранилась. Там про мальчика, который отправляется на поиски приключений, и в итоге за ним гонятся тигры, которые так быстро бегают вокруг дерева кругами, что нечаянно сбиваются в озеро масла, которое мальчик потом относит домой матери, чтобы она напекла оладушков… А вот так вот. В общем, меня всегда мучил страх, что я как-то превращусь в растопленное масло, и сейчас он не кажется таким уж пустым. Сейчас, правда, это больше похоже на то, как я хотела бы провести свои последние сутки на свете.

Короче, в то утро, когда папа собрался отвезти нас в «Страну приключений», я встала, надела джинсовые шорты, которые заканчивались точно над коленом (шли безумно), и длинную футболку с тасманским дьяволом, чтобы все понимали, что за дела. Футболку надо было завязать сбоку, потому что на дворе было начало девяностых, а тогда зажигали так.

Папа не часто нас куда-то возил, но родители недавно развелись, так что мы начали проводить время с ним наедине. Так мы могли отхватить немножко веселья, а он — немножко почувствовать себя отцом. Он забрал нас на своей красной машинке с откидным верхом около десяти утра (даже потеряв все, он все равно водил машину с открытым верхом). Я села впереди, потому что сзади слишком дуло, и убедила Ким, что ей так больше нравится. Ехать от дома было минут сорок, но от нетерпения казалось, что четыреста: с десяток аттракционов, сколько хочешь мармеладных червяков и игровые автоматы прямо в парке!

С папой я всегда чувствовала, что меня любят выше крыши. Он старался изо всех сил. Но когда я была маленькой, его личность приводила меня в замешательство. Он — совсем не из тех семейных мужчин, игравших в гольф и пивших пиво, каких я видела по телику или на кухнях у друзей. Его трудно было отнести к какой-то категории — и нелегко было понять. В молодости папа жил богатым холостяком в Нью-Йорке 70-х — который тогда тоже переживал расцвет. Жил в пентхаусе со своим лучшим другом Джошем, в то время — знаменитым актером. Баловался наркотой, спал с девицами и наслаждался каждой минутой. Встретив маму, он простился с той жизнью. Как бы.

Когда я была маленькой, он держал себя в форме — всегда загорелый, всегда хорошо одет. Он вел международный бизнес, часто летал во Францию, Италию, Прагу, и я знала, что он вернулся из поездки домой до того, как видела его или слышала, потому что от него так мощно и роскошно пахло. Я думала, это смесь дорогого европейского одеколона, легкий запах сигарет и что-то еще, что я тогда не опознавала — а потом поняла, что это алкоголь.