Читать книгу "Река во тьме. Мой побег из Северной Кореи - Масадзи Исикава"

К нашему изумлению, отец возвратился с поросенком, овцой и цыпленком. Мы решили держать их во дворе. Моим сестрам эта живность служила игрушкой, хотя мы выращивали их на убой. Давно я не видел сестер такими довольными и увлеченными.

Но в тот же вечер деревенский полицейский явился к нам во двор с таким видом, словно все здесь принадлежало ему, и начал совать свой нос во все углы. Вид у него был самый зловещий – впалые щеки, глубоко посаженные злые глазки. Я даже избегал встретиться с ним взглядом – лучше уж поросенку корм заготовить.

– Ты глупый японский выродок! Что ты себе думаешь? Рисом кормить свиней! Это недопустимо! Рис для людей! Эх ты, сопляк тупой!

Я был слишком напуган, чтобы возразить. Да и рису была всего горсточка – то, что просыпалось на пол во время обеда. Я собрал этот рис с полу по зернышку и решил дать его поросенку. И теперь мне приписывали разбазаривание семенного фонда.

И тут отец выскочил из дома, схватил полицейского за шиворот и швырнул его на землю. Тигр черного рынка снова пробудился. Но ненадолго. Когда полицейский, опомнившись, поднялся, он выхватил пистолет и с диким видом навел его на отца. Тот вынужден был отступить.

– Ладно-ладно, я все понял. Убери пистолет. Не надо стрелять.

Полицейский ткнул пистолетом в спину отцу и рявкнул, что тот должен пройти с ним в отделение. Отец повиновался и, уходя, оглянулся на меня.

– Не волнуйтесь! – крикнул он.

Мы с матерью в страхе ждали его возвращения, опасаясь самого худшего. Когда он, наконец, вернулся, пошатываясь, было около полуночи. Опухшее от побоев лицо его было в крови. Я никогда не любил своего отца и не сочувствовал ему, но в ту ночь все изменилось.

– Вам нужно быть осторожнее. Боже мой, как же эти скоты-чхонрёновцы обвели меня вокруг пальца! – сокрушался он.

Он дрожал, но не только от гнева. Я понял, что его сломали. Впервые я видел отца не на шутку перепуганным. Раньше он не боялся никого и ничего.

Когда мы жили в Японии, он просто вышиб бы мозги любому, кто попробовал бы учинить с ним такое. Даже когда его арестовывали, он не очень-то беспокоился и уж точно не боялся. Но теперь он был охвачен ужасом. И я тоже по-настоящему испугался. Видя ужас в его глазах, слыша, как он заикается, я раз и навсегда понял, что мы в аду. Я похолодел от этой догадки. Мой отец купил поросенка, цыпленка и овцу, чтобы прокормить семью, а кто-то из завистливых соседей решил настучать на него. И за это ужасное преступление полицейский запросто мог его пристрелить.

Я много раз вспоминал этот инцидент. Полностью осознав в ту ночь, кто я есть, куда меня спровадили «Чхонрён» заодно с правительством Японии, я как сумасшедший принялся искоренять свое «враждебное» прошлое. Я вгрызался в учебу изо всех сил. Я наивно думал тогда, что смогу избавиться от него за счет добросовестной, усердной работы, и был полон решимости приложить все усилия, чтобы изменить положение к лучшему для моей семьи. Мои языковые навыки улучшались на глазах, и я в конце концов заговорил по-корейски, и мы свободно общались с отцом на его языке. И я сразу же почувствовал, что стал ближе к нему.

После года пребывания в Северной Корее я был в 3-м классе средней школы, и мои усилия принесли первые плоды. Я добился признания и стал старостой класса. Как мне кажется, мне тогда просто хотелось доказать всем, что я не «японский выродок», а все же кое-что из себя представляю. Если кто-то из моих одноклассников заболевал, я приносил ему лекарства и занимался с ним предметами, которые он по болезни пропустил, чтобы он не отставал от остального класса. Я очень серьезно и ответственно относился к исполнению обязанности старосты класса – моей первой общественной нагрузки.

Но что мы изучали? Много больше, чем обычные предметы – правописание, математика, физика. Мы были обязаны назубок знать о тех волшебных революционных преобразованиях, что совершил великий вождь товарищ Ким Ир Сен. Важнее всего была твоя личная преданность идеям Великого Вождя. Все учителя, да и вообще взрослые старались промыть нам мозги, превратить нас в фанатиков их псевдорелигиозного культа. Я им подыгрывал. Я сообразил, что в такой ситуации выжить можно, только загнав куда-то глубоко внутрь свои критические способности и поддакивая тому, что навязывают сверху. Я должен был тщательно продумывать все свои шаги и маневры и не поддаваться на мелкие провокации. Но проблема в том, что некоторые люди в такой ситуации действительно превращаются в безмозглые создания. И верят любому спускаемому сверху бреду, любой ерунде. Но, к счастью, есть и такие, кто не превращается. И настанет день, когда благодаря им Северная Корея рухнет, как карточный домик.

Когда мне исполнилось четырнадцать, я вступил в «Союз демократической молодежи КНДР» (аналог советского комсомола; сменив несколько названий, сегодня эта организация называется «кимирсенско-кимченировским союзом молодежи». – Прим. ред.). Я также стал членом школьного комитета. Мне до смерти надоело слышать одно и то же: «Ты япошка, ты – тупой выродок, и с тебя все равно толку никакого». Я знал, что толк с меня был, и был полон решимости доказать это.

На церемонии вступления в СДМ КНДР мы стояли строем перед группой официальных представителей партии и исполняли гимн в честь Ким Ир Сена. Затем давали клятву верности ему и обещали приложить все усилия во имя процветания его, кимирсеновского, социализма. После этого официальное лицо повязывало тебе вокруг шеи красный галстук и прикрепляло значок на грудь. Красный цвет символизировал пролитую во имя идеалов революции кровь и дух коммунизма.

В СДМ КНДР состояла молодежь в возрасте от 14 до 30 лет. Высшей целью организации была полная победа социализма. Я-то вступил туда уж никак не ради «полной победы социализма», я просто стремился улучшить свою жизнь и жизнь нашей семьи. Некоторые группы носили только красные галстуки, но члены СДМ КНДР получали еще и членские билеты.

Никогда не забуду день, когда мне вручили членский билет. На нем было написано: «Все вы обязаны защищать дело социализма и бороться за победу революции». Партийное руководство и по сей день насаждает эти трескучие и бессмысленные лозунги. И даже если я ни на йоту не верил этой ерунде, сама процедура произвела на меня впечатление.

Не в силах оторвать взора от членского билета, я раздумывал, а что, может, и я здесь на что-то благородное сгожусь.

Той весной СДМ КНДР провела месяц на посадке риса. Посадка риса была изнурительной работой, и все ее ненавидели. Это была первая работа, которую мне поручили в этой организации. По сей день помню происходившее в деталях. Я был взволнован и возбужден – прежде мне не доводилось сажать рис. Закатав штаны до колен, я погрузил ноги в прохладную жижу. Выстроившись в шеренгу, мы приготовились сажать рассаду. Наш куратор стоял чуть впереди. Увидев, что мы готовы, он скомандовал: «Вперед!», как будто давая старт гонкам.

Какое-то время он молча наблюдал за нами.

– Нет! – рявкнул он. – Не так! Сажайте плотнее!

Я обернулся через плечо. Куратор, расхаживая по жидкой грязи, направо-налево раздавал команды с видом большого босса. Я не мог понять, почему он велел сажать рассаду плотнее. И почему он только командовал, но не работал вместе с нами.