Читать книгу ""Слава". Последний броненосец эпохи доцусимского судостроения. (1901-1917) - Рафаил Мельников"

МТК предавал почти 40-летние традиции отечественного броненосного судостроения, сделал бессмысленным труд Балтийского завода по разработке проектов броненосца новой программы, пустил под откос все возможности реализации, координации и объединения опыта броненосцев предшествовавших типов "Князь Потемкин-Таврический", "Пересвет" и близкого к ним броненосца фирмы Ч. Крампа "Ретвизан". Вместо логического завершения эволюции типа отечественного эскадренного броненосца на рубеже веков русское судостроение обязывалось теперь зачеркнуть свой прошлый опыт и с "чистого листа" по французскому образцу начать отсчет своей истории заново. Оказывалось необходимым осваивать совершенно чуждый конструктивный, проектный и технологический опыт, приноравливаться к чужим нормам и правилам.

Так в гулких и пустынных коридорах под шпицем на Неве были сделаны первые шаги навстречу порт-артурскому позору и цусимской катастрофе. Ибо затяжка заказа и долгая постройка французского броненосца напрямую подрывали и без того невысокие темпы осуществления русской программы и помогли японским планам развязывания войны. Несостоятельными приходится признать и встречающиеся оправдания заказа двух броненосцев за границей необходимостью ускорить осуществление программы, с которой в заданный срок – к 1903 г. отечественные заводы справиться не успевали. Применимое к заказу в Америке, это объяснение повисает в воздухе в свете гораздо более продолжительного и дорогого французского заказа. Неизвестно, однако, пытались ли обо всем этом размышлять функционеры под шпицем.

Довольные разыгранной, как по нотам, интригой и утверждением проекта А. Лаганя, они, под занавес всего действа, нашли наконец нужным 8 июня поставить перед фактом и начальника Балтийского завода. Когда все было сделано, ему вручили приглашение на заседание на следующий день в Адмиралтейство. В приглашении говорилось, что 6 июня четыре проекта Балтийского завода доложены генерал-адмиралу и 9 июня необходимо собраться в кабинете управляющего Морским министерством "для обсуждения упомянутых проектов и для предполагаемых изменений в них". О явлении французского проекта и уже состоявшемся в его пользу выборе великого князя в приглашении деликатно умалчивалось.

Легко представить всю глубину шокового состояния, в которое С.К. Ратника повергло совершенное министерством предательство интересов русского судостроения, флота и в конечном счете – государства. Не обошлось, наверное, и без немой сцены, достойной "Ревизора", и без стыдливо опущенных или отведенных в сторону взглядов, которыми С.К. Ратника встретили в МТК. Ведь ясно было, что проект четырех инженеров лучшего в России завода отвергнут без их участия и открытого обсуждения самым коварным и низким образом. Очевидно также, что они не могли уступать французскому проекту и что доведение их до уровня этого проекта или до уровня уже заказанного "Ретвизана" не могло составить никакой трудности.

Нельзя было скрыть и сомнительную подоплеку сделки, совершенной в недрах ведомства. Но министерство оставалось хозяином положения, и было бесполезно взывать к его совести. На все был бы один ответ: "Его высочество изволил…" Приходилось, сохраняя все самообладание и выдержку, оставаться на уровне деловых отношений. Это был, наверное, самый трудный момент в жизни завода со времени его основания в 1856 г.

5. Предвестник Цусимы

Навязанный бюрократией русскому судостроению французский "чудо-проект" был неудобен и для флота и для судостроения. Флот, все острее ощущавший преобладание японцев в силах Тихого океана, нуждался в скорейшем пополнении кораблями привычного типа с казематным расположением 152-мм орудий. Этот тип был предпочтительнее в силу меньшей сложности палубных установок орудий, более удобного и надежного обслуживания, большей ремонтопригодности, более уверенного комплектования личным составом, более эффективного использования в бою (благодаря быстрому обмену прислугой и боеприпасами, особенно при стрельбе на один борт), чем башенные установки. Эти установки по всем названным показателям проигрывали палубным, обладая лишь преимуществом в углах обстрела и возвышения, а также возможностью, как это было в проекте А. Лаганя, сосредоточить (при стрельбе на нос или на корму) огонь четырех из восьми башен. Но при той фактически безотлагательной роли, которую уже в начале века начинали на броненосцах играть 152-мм пушки, названные преимущества не могли считаться существенными.

Война выявила неготовность флотов к такому коварному свойству башенных установок, как удушение своей прислуги газами от выстрелов собственных орудий. В ограниченных затемненных пространствах башен приходилось прекращать стрельбу для вентиляции через открытые двери и люки, для периодической замены людьми от нестреляющих орудий. Безоговорочно необходимые для орудий главного калибра башенные установки для 152-мм орудий на броненосцах составляли несомненную роскошь, совершенно неоправданно усложняющую их обслуживание.

Удорожая конструкцию корабля и удлинняя срок его постройки, башенные установки 152-мм орудий на броненосцах мешали ускоренному введению их в строй и не повышали их боевую эффективность. В особенности нуждаясь в ускорении постройки, русский флот должен был бы не допускать применения башен для 152-мм пушек броненосцев. В конце-концов, достаточно было взглянуть на строившиеся японские корабли, где таких башен не применяли. Задуматься следовало и о важном для задач обучения и комплектации личного состава единообразии установок, которые на большинстве русских броненосцев были именно казематными и о явной неудачности башен иа броненосцах типа "Полтава". И тем не менее флоту были навязаны именно башни, хотя и в "программе", составленной для броненосца Ч. Крампа, предусматривались установки 152-мм орудий за броневыми щитами. Вопрос, почему названные простые соображения не стали побудительными мотивами для членов МТК, составляет один из необъяснимых феноменов той эпохи.

Одно из двух: либо эти соображения в то время совсем не показались непреложно однозначными (очень уж могло подкупать преимущество сосредоточения огня башен по оконечностям), либо задаваться такими вопросами было, как тогда говорили, "не в обычае". Сегодня это может показаться непонятным, но в условиях стойкого – до твердолобости – чиновного конформизма и военного чинопочитания было естественно в присутствии начальства "не сметь свое суждение иметь". Тем более такое суждение, которое могло оказаться неугодным великому князю. И не оттуда ли пришла исповедуемая ныне даже академиками научных центров кораблестроения великая шкурная заповедь: нигде и никак "не подставлять" начальство и, уж понятно, не подставляться "самому".

Так или иначе, но поставленные перед фактом предпочтения, отданного проекту А. Лаганя, никто из участников многолюдных обсуждений способов его приспособления под русское судостроение не позволил себе усомниться в оптимальности башенного расположения 152-мм орудий. И уж тем более нельзя было ожидать от собиравшихся на заседания такой, например, крамольной мысли, как переделка проекта под три или четыре башни 305-мм орудий (идея проекта 1884 г. лейтенанта В.А. Степанова; 1858-1904). Вот был реальный шанс ускоренно и с гарантией добиться решительного преобладания над японским флотом. Но увы, на это предложение не решился, кажется, даже сам автор идеи такого броненосца. И это тем более обидно, что именно в русском флоте находились тогда в строю многобашенные корабли с 305-мм артиллерией. Трехбашенные с линейным расположением фрегаты типа "адмирал Лазарев" постройки 1867 г. и эскадренные броненосцы с треугольным расположением башен типа "Екатерина И" постройки 1885-1892 гг.