Читать книгу "Адмиралы Арктики - Александр Плетнёв"

Посадив машину, Шабанов, стянув с себя лишь комбинезон, отправился на мостик с докладом.

Ходовая рубка ледокола в самом верху широкой надстройки. От борта до борта – 30 метров, с прекрасным обзором прямоугольных иллюминаторов.

– Давай сюда, – с ходу начал капитан, подзывая к штурманскому столу в левом крыле, – показывай.

Размашисто протопав за кэпом, Шабанов с таким же размахом провёл рукой по карте:

– А чего тут показывать? Дальше пойдёт старый лёд, местами до четырёх метров – выше к норду километров на десять, не больше. Плюс торосистость, которую… блин, я не знаю – есть ли смысл обходить. И только ближе к краю поля появляются разводья и полыньи – там наблюдаются подвижки льда.

Черто́в зыркнул, всем видом давая понять, что он сам будет решать – обходить или идти напрямую.

Но недолго предавался сомнениям, оценив и взвесив, выбрал прямой путь.

– Объяви по судовой трансляции экипажу и предупреди вахтенного механика о переводе СЭУ[16] на маневренный режим, – приказал он старпому.

Ещё полчаса шли пятиузловым ходом, вполне сносно куроча белый панцирь. Затем стали попадаться первые торосы, горбатящиеся большими гребнями и застывшими под разным углом льдинами, так называемый ропак[17], порой внушительной толщины. Что не замедлило сказаться на скорости хода.

Попеременно то капитан, то старпом поглядывали на показания лага, брались за бинокли, обозревая белую промёрзлую пустыню. Матрос на руле косился на начальство, но иных приказов не поступало – впереди не наблюдалось даже намёков на удобные для прохода перемычки или трещины.

Пошла крупная торосистость, заметно возросла вибрация корпуса, началась своеобразная раскачка – нос приподнимался, заползая на льдину, та не выдерживала веса громилы ледокола, проламывалась, уступая, и судно клевало носом, чтобы затем всё повторялось вновь.

С треском и грохотом…

…и клёкотом взбиваемой винтами воды…

…сквозь стылую среду, шумоизоляцию рубки…

…до уже привычных перепонок.

На «телеграф» (ручки управления движения судна, их три на каждый винт) становится старпом – впереди намечался сложный участок.

– Средняя три узла! – поступил доклад.

Так прошли с милю. В очередной раз оседлав поверхность, «Ямал» мощно, но неожиданно беспомощно замолотил винтами, застыв на месте.

– Хрена себе, – раздаётся за спиной капитана незнакомый голос.

– Полный назад! – командует Черто́в и только потом оборачивается: – О! Пассажиры пожаловали! У вас какие-то вопросы, товарищ старший лейтенант?

А машины между тем крутили реверс, и махина ледокола стащилась с неподатливого поля.

Командир морских пехотинцев молчал, уставившись на отступающий от пролома нос судна, что пропятилось метров на сто назад.

Звучит новая команда:

– Полный вперёд!

Визгнула на коротком сигнале предупреждающая сирена. Все за что-нибудь ухватились, зная, что сейчас будет толчок.

«Ямал» вгрызается в сделанный во льдах пролом, с грохотом, с вибрацией и с тряской отвоёвывает участок пути ещё на полкорпуса.

Звякнул стакан в подстаканнике, подпрыгнула трубка на рычаге телефона, покатился, упал карандаш со штурманского стола…

– Полный назад!

– Да тут не четыре метра, – ворчит старпом, – что-то летуны недобдели.

– У них на борту стоит аппаратура СВЧ-зондирования. А она, как известно, даёт немалую погрешность. Оказалось, что в неудобную для нас сторону – видимо, паковый участок, – нисколько не напрягаясь от сложности прохода судна, замечает Черто́в. И снова командует: – Полный вперёд!

Протяжный скрип, удар, в очередной раз нос судна лезет выше. Стоящий позади офицер, снова не сдерживаясь, что-то удивлённо бормочет.

– Что, молодой человек, первый раз видите ледокол в тяжёлых льдах?

– Впечатлён! Гефестово воплощение![18]

Такое неожиданное экспрессивное сравнение вызвало удивление. Морпех не просто крепкий парень лет тридцати – выпирающая грудь, тугие мышцы шеи и рук при среднем росте немного квадратили его фигуру, что не производило впечатления интеллектуала.

– Вон он, кто сейчас главный наш «гефест», – чуть погодя указал Черто́в на старшего помощника, снова отыгравшего аверс-реверс, – тут важно при переводе с хода вперёд, назад и далее, не остановить винт, чтобы он постоянной струёй отгонял обломки льдин.

– А не то?..

– А не то? – переспросил капитан, слегка покривившись на манеру речи старлея. – А не то застрянет льдина в винтах – можно лопасть потерять. Я видел, вы во время погрузки разглядывали наши запасные на верхней палубе?..

– Вот те огромадины, – удивился офицер, – и обломать?

– Они самые, – подтверждая жестом, – и обломать вполне… ха, как дураку стеклянный, простите, член – на раз!

Новый разгон сделали со 150 метров. Ледокол влез на льды чуть ли не всем корпусом, оставив в воде кормовую часть с бешеным бурлением винтов. И замер. Ни туда, ни сюда.

В этот раз уже кэп сказанул:

– Ну да ни хрена ж себе заползли!

И стоял, чуть наклонив голову набок, как будто прислушиваясь, слегка сгримасничал морпеху, дескать, «видишь, как бывает». И уже собирался дать команду заполнить носовые дифферентные цистерны[19], как с похожим на выстрел звуком лопнула здоровенная льдина и изломанной змеёй побежала вперёд чёрная дорожка трещины, ветвясь поперечинами. Зубовным скрежетом «Ямал» осел корпусом, ширя для себя вместилище, на мгновенье создав эффект ухода палубы из-под ног.

– Отлично, – осклабился капитан, с довольством и превосходством глядя то на покоренную природу, то на старлея, как бы говоря: «Видал, как могём!»

– Полный вперёд!

Морпех приник к иллюминатору, глядя, как расползается трещина, и судно уже с меньшим усилием, да какое там, почти непринуждённо после таких-то «туда-сюда», устремилось вперёд.

– Хребет мы ему сломали, – компетентно заявил старпом, передавая ручки управления вахтенному, – теперь пойдём легче.

– Так что вы хотели, молодой человек? – в свою очередь спросил капитан у офицера морской пехоты.