Читать книгу "Семья и развитие личности. Мать и дитя. - Дональд Вудс Винникотт"

Многие хорошо знают о подобных вещах, но, возможно, не представляют себе, каковы непрямые результаты инстинктивного опыта. Я имею в виду то, что на основе удовлетворяющего и неудовлетворяющего опыта возникает все богатство личности.

Полезно в данном случае постулировать наличие ранней стадии безжалостности, чтобы привлечь внимание к тому обстоятельству, что первоначально крайне деструктивные фантазии, связанные с инстинктивными порывами, направленные на материнскую грудь, нисколько не связаны с чувством вины. Здоровый младенец, однако, очень скоро научается складывать два и два и знает, что в своих фантазиях безжалостно нападал на то, что любит и в чем нуждается. И тогда стадия безжалостности сменяется стадией обеспокоенности.

Теперь после удовлетворяющего опыта возбуждения младенцу приходится иметь дело с двумя сторонами происшедшего. Он нападал на хорошую вещь, причинил ей вред; это обогатило опыт младенца; и в то же время в нем возникает что-то хорошее. Теперь младенец в состоянии ощущать и выносить чувство вины. Со временем это дает ему возможность находить выход из неприятностей, потому что теперь он способен совершать репарацию, исправлять, возмещать, возвращать то, что (в фантазии) украл. (Читатели узнают в этом работы Мелани Кляйн.)

Таким образом, мы видим, что существуют специфические потребности, которые должно удовлетворить окружение, чтобы младенец мог преодолеть препятствия и расти (а именно: достичь «депрессивной позиции» в эмоциональном развитии). Младенец должен быть толерантным к чувству вины и изменять ситуацию, совершая репарацию. А чтобы это произошло, в «период вины» мать (или та, кто ее заменяет) должна все время находиться рядом и быть настороже. Грубо говоря: за младенцем в больнице могут ухаживать несколько прекрасно подготовленных сестер, но чувство вины, возникшее утром, «заглаживается» младенцем вечером, когда дежурит другая сестра, и цель репарации не бывает достигнута. Мать же, заботящаяся о младенце, всегда рядом и распознает спонтанные конструктивные и репарационные импульсы. Она может ждать их и узнает, когда они приходят.

Когда все проходит именно так, испытывается не чувство вины, а возникает ощущение ответственности. Чувство вины остается латентным и возникает, лишь когда репарация не в состоянии возместить причиненный ущерб.

Можно еще многое сказать о чувстве вины и репарации, а также о тревогах младенца, связанных с тем, что происходит у него внутри. Если внимательно присмотреться, мы и там, в психике младенца, можем найти пугающие вещи, порождаемые его гневными импульсами. Но сейчас я хочу оставить тему возбужденных состояний и их последствий, чтобы обратить внимание на другое. Позвольте только заметить, что трудности в этой области, связанные с подавлением болезненных конфликтов, приводят к разнообразным невротическим проявлениям и «зигзагам» в настроении. Однако, изучив данные о возбужденных состояниях, мы приблизимся к изучению психозов. Нарушения, которые я описываю под названием невозбужденных состояний, по своему качеству скорее психотические, чем невротические, то есть то, что порождает безумие. Однако я такими нарушениями не занимаюсь; напротив, я кратко описываю задачи, стоящие перед младенцем в нормальном здоровом развитии.

Развитие в стороне от возбуждений

Если мы затем несколько искусственно обратимся к невозбужденным состояниям, что же мы найдем? Прежде всего мы обнаружим, что изучаем Эго в его путешествии к автономии. Мы изучаем, например, развитие у младенца ощущения единства личности, способности чувствовать себя (по крайней мере временами) единым. Постепенно младенец начинает чувствовать себя обитателем того, что нам легко представить себе его телом. На все это требуется время, и этому процессу очень помогает правильное обращение с телом, купание, упражнения и тому подобное.

Теперь обратимся к развитию способности соотноситься с внешней реальностью. Эта задача, которую должен решить каждый младенец, очень сложна и трудна и особо нуждается во внимании преданной матери. Объективное восприятие мира никогда не совпадает с субъективным, с тем, что постигается постепенно. Все люди в той или иной степени испытывают эту большую трудность, но чуткая забота преданной матери с самого начала накладывает объективную реальность на то, что воспринимает младенец; она делает это достаточно хорошо и часто, так что младенец, проникаясь объективностью, может отложить решение этой проблемы на более взрослое время, когда сможет играть в игру, именуемую философией.

Еще одно: если окружение благоприятное, у младенца появляется возможность ощутить постоянство бытия; возможно, это ощущение восходит к самым первым движениям в материнском чреве. Когда такое ощущение существует, индивид обретает стабильность, которую невозможно обрести другими способами.

Если с внешней реальностью младенца знакомят небольшими дозами, рассчитанными на понимание маленького ребенка, младенец в состоянии постепенно дорасти до размышлений о явлениях и, возможно, взрослея, перенести мыслительный метод на постижение человеческих отношений. Если это произойдет и если такое постижение в будущем будет успешным, тогда младенец обязан этим преданной матери, заложившей фундамент, затем обоим своим добрым родителям, затем череде учителей и воспитателей, каждый из которых может и затруднить путь ребенка к научному познанию. Увы, большинство из нас, по крайней мере частично, примешивают черты своего характера к мыслительному подходу.

Наука и человеческая природа

Вот в чем здесь главная трудность. Если то, что истинно, хорошо и естественно в человеческой природе и в обращении с растущим человеческим существом, должно быть избавлено от втискивания в обезличивающие рамки научного анализа, достигнуть этого можно лишь более широким научным подходом ко всем областям человеческой природы. Я думаю, что мы все движемся к одной цели. Перефразирую: мы все хотим сделать возможным для каждого индивидуума найти свою собственную сущность и укрепить ее таким образом, чтобы со временем оказаться способным стать членом человеческого общества, активным и творческим членом, без утраты личной непосредственности и спонтанности и без потери того чувства свободы, которое к здоровому человеку приходит изнутри.

Клиническая кода (заключение)

Возможно, у читателя возникло чувство замешательства. Если младенцу приходится проходить через такое количество испытаний, если ответственность матери, отца, врачей, сестер и учителей, представляющих окружение, соответствующее различным этапам роста, так велика, — как же мы со всем этим справляемся? Но не следует забывать, что. когда мы останавливаемся и пытаемся оценить свои цели, как мы это делаем сейчас, возникает довольно искусственная ситуация. Поэтому давайте вернемся к реальности и заключим раздел рассказом о маленьком мальчике. (Впрочем, это вполне может быть и девочка.)

Этот ребенок прошел через все обычные стадии, он сосал кулак и пальцы, чесал кожу на животе, тянул свой пупок и выдергивал шерсть из одеяла. Ему сейчас восемь месяцев, и он еще не вполне уверенно обращается с обычным набором мишек и кукол. Но он нашел некий мягкий предмет. Он присвоил этот предмет. Со временем у этого предмета появится свое имя. На протяжении нескольких лет он будет необходим ребенку, но потом просто уйдет в тень, как старый солдат. Этот предмет — первая веха жизни. Мы знаем, что его принесла тетушка. А с точки зрения младенца это превосходный компромисс. Это не часть себя и не часть внешнего мира. Однако это и то и другое. Он, этот предмет, постигнут младенцем, однако младенец не может произвести его, он просто появился. Его появление показало младенцу, что нужно постигать. Предмет одновременно субъективен и объективен. Он на границе между «внутри и снаружи». Он одновременно мечта и реальность.