Читать книгу "Города вам на пользу. Гений мегаполиса - Лео Холлис"

В 2005 году Уэст стал президентом Института Санта-Фе, Мекки всех специалистов по теории сложности. Институт был создан в 1980-х годах для изучения связей между физикой, математикой, компьютерной наукой и эволюционной биологией (охват дисциплин в институте настолько широк, что там имеет кабинет даже писатель Кормак Маккарти). На этом посту Уэст сосредоточил внимание ученых на природе города — наверное, величайшего из всех самоорганизующихся организмов; за урбанистические исследования его включили в почетный список «100 самых влиятельных людей в мире» по версии журнала Time.

Уэст изучил динамику развития городов по мере увеличения их размеров: как менялся их облик и характер, как при росте плотности населения усиливалась интенсивность взаимодействия людей. Позднее в одном интервью он признал: «Мы проводим все это время, думая о городах с точки зрения их местных особенностей, ресторанов, музеев и климата... Но у меня было ощущение, что здесь есть нечто большее, что характер каждого города формируется и набором скрытых закономерностей»10.

Он намеревался выявить правила, определяющие сложность города. У Уэста уже сложилось определенное понимание природы самоорганизующихся систем, но он развил его, рассматривая город как органическое целое, подобное улью, муравейнику или даже слону. Он собрал максимально возможный объем данных — о площади американских городских центров с населением больше 50 тысяч человек, статистику о ВВП крупных городов, уровне преступности, денежных суммах, получаемых от каждой АЗС во всех 52 штатах США, патентах и налоговых поступлениях, — а затем соединил их вместе, стараясь выявить глубинный порядок, определяющий функционирование города. Исследование не только охватывало американские города, но и включало в себя данные Национального статистического управления КНР, Евростата, даже цифры о площади дорожного покрытия в Германии. В совокупности эти сведения составили одну из самых обширных баз данных, которые только можно себе представить. Выводы Уэста оказались весьма интересными.

В своей «единой гипотезе городской жизни» Уэст предположил, что все города одинаковы и живут по одним правилам. То есть, хотя у каждого своя история и характер, сходства между ними больше, чем различий. Также, подобно тому как метаболизм мыши некоторым образом соотносится с метаболизмом кита, главной детерминантой города является его размер. В двух словах это выглядит так: назовите Уэсту численность населения любого города и он скажет вам его основные характеристики. «С помощью этих законов я могу точно спрогнозировать количество преступлений против личности или общую площадь дорог в японском городе с населением 200 тысяч человек. Я ничего не знаю об этом городе, ни его истории, ни даже где он находится, но я могу рассказать о нем все»11.

Но, хотя метаболизм города можно оценить подобно метаболизму слона, между городами и животными имеется существенное различие. Клайберовский закон энергопотребления работает по сублинейному правилу четверти, то есть уровень основного обмена увеличивается не на такую же величину, что и вес. Так, если вес животного возрастает вдвое, уровень метаболизма увеличивается только на 75%. Развитие городов, напротив, следует суперлинейному закону, в соответствии с которым при увеличении размера города на 100% эффективность его функционирования и уровень энергопотребления повышаются больше чем вдвое. Полученные Уэстом результаты можно наблюдать повсюду: чем больше город, тем выше среднедушевой доход. Кроме того, в таком городе будет больше возможностей для творчества и производства; увеличение любой социально-экономической активности ведет к росту производительности труда, диверсификации экономической и социальной деятельности12. Таким образом, города становятся городами благодаря своей повышенной сложности.

Как отметил Уэст в интервью New York Times в 2010 году, он подводит научную основу под интуитивную догадку Джейн Джекобс: «Лучший комплимент для меня — когда люди подходят и говорят: „Вы сделали то, что сделала бы Джейн Джекобс, если бы была математиком“... Имеющиеся данные четко показывают то, до чего она дошла своим умом, — когда люди собираются вместе, их продуктивность намного возрастает»13. Джекобс изучала то, что видит, и наблюдала жизнь собственной улицы, а суперлинейный закон Уэста показывает, что эта сложность возникает всякий раз, когда люди собираются вместе.

Город XXI века не будет рациональным и упорядоченным, скорее жизнь городов во всем мире будет сравнима с хаотичной жизнью сотен тысяч недавних переселенцев, ищущих себе жилье. Это будет динамичная среда, постоянно преобразующаяся, самостоятельно открывающая основополагающие законы собственной деятельности. Пожалуй, только «единая гипотеза городской жизни» Уэста сможет сохранить актуальность перед лицом социально-экономических и политических потрясений ближайших десятилетий. Эта перспектива одновременно манит и тревожит. И все же есть веские основания надеяться на лучшее. Эта надежда связана с восприятием города не как определенного места, а как общности людей, которые вместе живут, работают, развлекаются и выстраивают друг с другом отношения.

Глава 2. ВНУТРИ УЛЬЯ

Сложность балансирует на грани хаоса, и города бывают опасными и непредсказуемыми. Достаточно вспомнить о странном ощущении, возникающем в гуще толпы, — будто человек теряет свое «я», перестает быть хозяином положения, оказывается беззащитным перед окружающими его потоками людей и их эмоциями. На протяжении всей истории человечества существует страх индивидуума перед толпой (в английском языке слово «толпа», mob, появилось в 1680-х годах для обозначения mobile vulgaris — безликой кишащей массы, готовой взбунтоваться в любой момент). С тех пор одни писатели твердили о безумии толпы, а другие пытались доказать, что она может быть очень мудрой. Как показывает Элиас Канетти в своей книге «Масса и власть», правители всегда относились к толпе с подозрением и страхом: ее пытались контролировать, рассеивать, приводить к повиновению любыми средствами. Это ощущение зыбкости мы испытали на себе в августе 2011 года, когда в Лондоне вспыхнули уличные беспорядки. Начались они так же, как множество предыдущих бунтов в Британии, США, Франции и других странах: с гибели молодого человека от рук представителей власти.

4 августа 2011 года в Тоттенхэме на севере Лондона полицейские застрелили 29-летнего чернокожего Марка Даггана. Следующие три дня по городу ползли слухи: он первым выстрелил в блюстителей закона; пуля пробила ему грудь навылет и попала в рацию полицейского, стоявшего сзади; у него за голенищем был спрятан пистолет; это было не оружие, а муляж; нет, пистолет был настоящий, но Дагган прятал его не за голенищем, а под пассажирским сиденьем автомобиля. О том, что убитый был женат, что у него осталось четверо детей; что его дядя был бандитом и наркоторговцем в Манчестере. Что за Дагганом следили, потому что подозревали его в подготовке убийства из мести, и что он вел себя подозрительно. Однако никто из чиновников не счел нужным сообщить членам семьи Даггана, как погиб их сын, муж и отец, и 6 августа они возглавили мирную демонстрацию у полицейского участка Тоттенхэма, надеясь получить ответы на свои вопросы. Протестующие спокойно простояли весь день перед участком, ожидая, что кто-нибудь из представителей власти объяснит им, что случилось. Кадры бунта, начавшегося вечером и бушевавшего еще трое суток, были растиражированы по всему миру1.