Читать книгу "Книга Атлантиды - Святослав Романов"

Что касается властей и (их) ответственности, установлено было с самого начала следующее. Каждый из десяти царей господствовал в своем уделе, состоящем при собственном его городе, над людьми и большею частью законов, наказывая и присуждая к смерти, кого захочет; взаимные же их отношения и общение правителей определялись предписаниями Посейдона, как их передавал закон и надписи, начертанные еще предками на орихалковом столпе, что находился посередине острова, в капище Посейдона. Туда собирались они попеременно, то на пятый, то на шестой год, воздавая честь в равной доле и четному и нечетному числу, и, собравшись, совещались об общих делах или же разбирали, не сделал ли кто какого проступка, и творили суд. Но, приступая к суду, сперва давали они друг другу вот какую клятву. Неподалеку от пасущихся на свободе буйволов они, в числе десяти, оставшись одни в святилище Посейдона и помолившись богу, чтобы им захватить приятную для него жертву, без железа, с одними дубинами и петлями, выходили на ловлю, пойманного буйвола приводили к столпу и закалывали на вершине его, над надписями. А на столпе, кроме законов, было заклятие, призывавшее великие бедствия на непослушных. Так вот, когда, совершив жертвоприношение по своим законам, освящали они на жертву все члены буйвола, — в это время, замешав предварительно чашу, бросали в нее за каждого по комку свернувшейся крови, а прочее, очистив столп, предавали огню. Затем, черпая из чаши золотыми кубками и творя возлияния на огонь, они клялись, что будут судить по начертанным на столпе законам и карать, если кто совершил ранее того какое-нибудь преступление, да и в последующее время не будут нарушать ничего из предписанного и не будут ни сами управлять, ни повиноваться правителю иначе, чем исполняя отеческие законы. После того как каждый из них даст такой обет за себя и за свой род, выпьет и вложит кубок в капище бога, наконец управится со столом и со всеми нуждами — а между тем стемнеет и жертвенный огонь станет гореть слабее, — все они, облекшись, по возможности, в самую прекрасную темно-голубую одежду, среди ночи, по погашении в капище всех огней, садились на земле пред пламенем клятвенной жертвы и творили суд либо были судимы, если кто-либо обвинял кого из них в нарушении закона. Постановленные же приговоры они заносили, когда наступал свет, на золотую доску и, как памятник, вместе с плащами, помещали ее в капище. Много было и других, особых для каждой местности законов относительно прав царей, но самый важный был тот, чтобы никогда не поднимали они оружие друг против друга и выступали все, если бы кто из них в каком-нибудь городе задумал истребить царский род, — чтобы сообща, подобно предкам, принимали они решения относительно войны и других предприятий, предоставляя высшее руководительство роду Атласа. И царь не властен был приговорить к смерти никого из родственников, если более половины царей не будут на этот счет одного мнения.

Эту столь великую и крепкую силу, что проявилась в тех местах, бог выстроил и направил против здешних мест по причинам именно такого рода. В продолжение многих поколений, пока божественной природы было в них еще достаточно, они оставались покорны законам и относились дружелюбно к родственному божеству. Ибо они держались образа мыслей истинного и действительно высокого, выказывая смирение и благоразумие как в отношении к обычным случайностям жизни, так и по отношению друг к другу. Поэтому, взирая на все, кроме добродетели, с пренебрежением, они мало дорожили тем, что имели, массу золота и иных богатств выносили равнодушно, как бремя, а не падали наземь, в опьянении роскоши, теряя от богатства власть над самими собою; нет, трезвым умом они ясно постигали, что все это вырастает из общего дружелюбия и добродетели, а если посвящать богатству много забот и придавать большую цену, рушится и само оно, да гибнет вместе с ним и дружба. Благодаря такому взгляду и сохранявшейся в них божественной природе у атлантов преуспевало все, на что мы раньше подробно указывали. Но когда доля божества, от частых и обильных смешений со смертною природой, в них наконец истощилась, нрав же человеческий одержал верх, тогда, не будучи уже в силах выносить настоящее свое счастье, они развратились и тому, кто в состоянии это различать, казались людьми порочными, потому что из благ наиболее драгоценных губили именно самые прекрасные; на взгляд же тех, кто не умеет распознавать условия истинно блаженной жизни, они в это-то преимущественно время и были вполне безупречны и счастливы, — когда их преисполнил неправый дух корысти и силы. Бог же богов Зевс, царствующий согласно законам, как существо, способное различать истину, обратил внимание, что честное племя впало в жалкое положение, и, решив наказать его, дабы оно, образумившись, стало скромнее, собрал всех богов в самую почетную их обитель, которая приходится в средине всего мира и открывает вид на все, что получило жребий рождения,[37] — собрав же их, сказал…»

Текст «Крития» обрывается на этом месте, и остается только догадываться, какова была речь Зевса. Быть может, он гневно громил потомков своего брата Посейдона, забывших о выпавшем им завидном уделе, а может быть, сожалел, что еще одна попытка богов привить роду человеческому правильный образ жизни оказалась неудачной.

Во всяком случае, реакция Олимпа на гордыню и стяжательство атлантов была жесткой и походила на гнев ветхозаветного Яхве, уничтожившего Содом и Гоморру.

С точки зрения современной истории рассказ Платона совсем не невероятен. Критий сообщает нам о постепенном складывании того типа цивилизаций, которые современная наука называет «номовыми». Это протогородские культуры; их центром является святилище, являющееся одновременно дворцом правителя. Подобные святилища имели обычно огромные размеры: на сооружение святынь древний человек не жалел ни сил, ни навыков, многие из которых нам до сих пор непонятны.

Протогородские цивилизации постепенно становятся городскими, образуя культовый союз, управляющийся священными законами. Таким союзом был Дельфийский в Древней Греции, Альбанский в италийском Лациуме или Ниппурский в Шумере. Спустя какое-то время эпоха идиллических отношений между городами-государствами прекращается, начинается борьба за гегемонию, своего рода воинские состязания правителей-честолюбцев.[38]

Заканчивается период городов-государств установлением гегемонии одного из них. Эта гегемония оборачивается созданием обширной территориальной державы, даже империи (подобных Египетской, Аккадской, Ассирийской, Македонской, Римской), стремящейся распространить свою власть на окружающие страны.

Трудно сказать, сообщал ли Платон о том, каким образом земли атлантов были объединены в подобную империю, но нет сомнений, что рассказ прерывается как раз на том месте, где Зевс собрался порицать жителей Атлантиды за честолюбие и своекорыстие. Из «Тимея» же мы знаем, что атланты начали завоевательные войны и были остановлены лишь доисторическими афинянами.