Читать книгу "Великая сталинская империя - Юрий Фролов"

Сталин с полной уверенностью и с чистой совестью, с чувством выполненного долга заявил, что Россия стала намного сильнее, а советский народ в результате проведения индустриализации, коллективизации, социальных преобразований и других многочисленных реформ может отразить любую агрессию.

Вот такое безжалостное, жестокое отношение к людям, кадрам, человеку вообще. Двойная мораль, коварство и любовь, возвышение и уничтожение человека, жестокая власть над человеком этого диктатора, панически боявшегося предательства по отношению к себе, к России, к делу его божества — Ленина. А обманутый народ по-прежнему верил своему вождю, по-прежнему доверял ему, но почему-то не задумался, откуда же столько врагов и предателей, откуда они взялись, кто их породил и воспитал? Что же это за страна, где каждый второй, а может и каждый, кроме самого вождя, — враг, шпион и предатель. Какое же было состояние народа, если никто не задумался над этим странным явлением, продолжая фанатично любить и служить своему вождю — вождю, добивавшегося преданности себе и страшно боявшегося своего народа.

Империя «на костях». Власть ужаса и террора

В разгар насильственной коллективизации в армии усилились «крестьянские настроения, сочувствие к подневольным селянам», и в связи с этим был в ОГПУ издан приказ о «вычистке среди комсостава троцкистских и «уклонистских» элементов», то малообразованные, но изворотливые чекисты типа Ягоды восприняли это как сигнал к деланию карьеры. По документам, имевшимся в архиве Ворошилова, за 1920-е и первую половину 1930-х годов из армии были уволены 5 тысяч оппозиционеров. Когда же настало время подавлять среди солдат, младших и средних командиров сочувствие к своим братьям-крестьянам, то тут чекисты и вовсе засучили рукава в стремлении выявить побольше врагов.

Постепенно фальсификация дел ради завышения «разоблачительных показателей» и, следовательно, ради получения наград и должностей становилась нормой действий.

Только с 1 ноября 1929 года по 31 октября 1930 из РККА, пользуясь терминологией особых отделов, «было изъято» 4473 военных кадрового состава и 5600 человек переменного. Когда дело касалось бывших царских офицеров, то тут не ограничивались простым увольнением: их почти всех вскоре арестовали. В конце 1930 года начались аресты среди старых спецов Военной академии имени Фрунзе. По фальсифицированным делам о «заговорах бывшей белогвардейщины» были осуждены более 3 тысяч командиров РККА.

Размаху репрессий в армии способствовало то, что особисты не подчинялись командирам и комиссарам своих соединений, где они служили. Это позволяло им развивать агентурно-осведомительскую работу втайне от комсостава. И таким образом под угрозой сексотов находились старшие командиры, на которых зачастую писались доносы из зависти и стремления занять их должности.

В конце 1933 года у особистов произошел «прокол», вызвавший скандал не только в верхах ОГПУ, но и в ЦК ВКП(б). Дело касалось старшего летчика Вахромеева, которого 5 декабря 1933 года вызвали в особый отдел 209-й авиабригады на Дальнем Востоке и, предъявив ему компромат, заключавшийся в том, что он скрыл свое социальное происхождение (отец Вахромеева был полицейским чиновником, расстрелянным партизанами в гражданскую войну), завербовали его без всякой конкретной цели — «на будущее». Через некоторое время в ходе очередной партчистки особисты бригады по неосмотрительности, забыв о вербовке, предали гласности сведения об отце Вахромеева. Тот, не теряя времени и не дожидаясь расправы над собой, в состоянии отчаяния от подобного предательства особистов 11 марта 1934 года улетел на самолете за границу. И там в отместку рассказал прессе и спецслужбе все, что знал о своей авиабригаде и вообще об авиационных силах СССР на Дальнем Востоке.

Вопрос о случившемся обсудили в ЦК. В результате факты неправильного исполнения осведомителей обобщили, и 7 июля 1934 года появился приказ наркомата обороны, в котором осуждались случаи грубого нарушения указаний ОГПУ о вдумчивом и четком «отношении по обслуживанию армии». Отмечалось, «что каждое неправильное применение столь острого оружия, каким является агентурно-осведомительская работа в армии, каждая непродуманность и ошибка в оперативном использовании имевшихся данных неизбежно приносит политический вред, зачастую непоправимый».

Решением ЦК ВКП(б) был определен новый порядок вызова и допроса военнослужащих особыми отделами. На основании этого решения в приказе ОГПУ, в частности, предписывалось: «Категорически запретить впредь особым отделам ОГПУ вызывать и допрашивать командиров и красноармейцев без ведома и согласования с командиром части». Но о вербовке сексотов без осведомления высших командиров ничего не говорилось. И эта порочная практика продолжала процветать в армии, что было крайне выгодно руководству ОГПУ, знавшему, что Сталин подозревает наличие в войсках и во флоте разветвленного «контрреволюционного, антиправительственного заговора».

Перед сексотами по сути определилась провокаторская задача — «ставить перед наблюдаемыми антипартийные и антисоветские вопросы, чтобы таким путем вылавливать врагов». Ветеран Вооруженных Сил полковник В. Красильников в 1985 году рассказал журналистам самый что ни на есть реальный житейский анекдот на эту тему. В танковой части, где он служил в 1937 году, один командир за короткое время на основе задаваемых ему провокационных вопросов выявил в части трех сексотов.

Обдумав ситуацию, этот командир, ответив на вопросы в соответствии с генеральной линией партии, сам настрочил на стукачей три омерзительных доноса, при этом использовав как истину их провокационные вопросы. Двоих из сексотов вскоре арестовали. Судьба их неизвестна. Но предугадать ее можно. Доносы на уличенных в доносительстве — это тоже своего рода борьба против репрессий и клеветы, хотя и не очень чистоплотным методом. Но тогда некоторые взятые на заметку ОГПУ командиры и гражданские лица отваживались бить пособников террора их же оружием и тем самым подчеркивали свою полную лояльность режиму, хотя бы на время отводили от себя угрозу ареста.

Карательные органы наращивали темпы разоблачения «врагов» в частях, и за 1934 год количество осужденных только из комсостава достигло тысячи человек, Это вызвало тревогу у Ворошилова, но не за судьбу командиров, а за свой престиж и престиж ведомства. Если в войсках столько врагов, то он, Ворошилов, как нарком в скором времени вызовет неудовольствие у Сталина. Тогда Ворошилов выдвинул мнение, что «подобные результаты свидетельствуют прежде всего о слабо поставленной воспитательной работе, но также и о бездушном, формальном отношении некоторых высших и старых начальников к решению вопроса о мерах воздействия на провинившегося командира». Последняя фраза наркома была связана с тем, что все чаще за вредительство в армии особисты стали выдавать простые служебные промахи и ошибки младших и средних командиров. Ворошилов заявил, что при постоянном наблюдении и тесной связи с подчиненными «не может и не должно быть этих сотен трибунальных дел». Тут может показаться, что нарком действительно встал на защиту военных от необоснованных репрессий. Но под напором воли и власти Сталина и его рьяных сторонников Ворошилов вскоре отступил и больше не пытался как-то ограничить беспредел особистов в войсковых карательных операциях.