Читать книгу "Мефодий Буслаев. Огненные врата - Дмитрий Емец"

Юноша ненадолго остановился у перил, глядя в овраг. В овраге недавно доставленный с Лысой Горы Потрошило доедал Синего Слизня. Юноша терпеливо наблюдал. Внезапно Потрошило дико заорал и схватился за живот: Синий Слизень сам стал пожирать его изнутри. Молодой человек, ожидавший чего-то подобного, удовлетворенно кивнул и толкнул дверь Канцелярии.

Тартарианцы ему не мешали. Они еще прежде наметанным глазом заметили напротив сердца юноши небольшую серебряную руну – знак особого благоволения Лигула.

Сотни младших канцеляристов, сидевших в ряд за длинным, уходящим в бесконечность столом, перестали скрипеть перьями, подняли головы и уставились на мешок в руках у юноши. У крайнего опрокинулась чернильница, кровью залив пергамент. Другому в открытый рот залетела муха, и он проглотил ее ловко и неуловимо, чтобы не дать соседям повода к насмешке. Такого рода казусы, вроде залетевшей в рот мухи, помнятся в Канцелярии, где нет никаких происшествий, очень долго, лет по четыреста.

Юноша шел вдоль стола к видневшемуся в отдалении кабинету Лигула, слыша опережающий его шепот:

– Человек! Живой человек в Тартаре!.. С эйдосом!

И правда, юноша был человеком, невесть как выжившим в царстве огня и холода.

– Куда прешь? Не видишь: совещание! – Не заметив руны, охранник у кабинета вздумал преградить ему дорогу, но выскочивший на шум секретарь что-то торопливо прошуршал ему в ухо.

Тартарианец спохватился и, кривясь улыбкой, распахнул юноше двери. Кабинет Лигула был гораздо меньше, чем его Канцелярия. Серая комнатка с серыми шторками. Вот только, если отодвинуть штору, становилось ясно, что за шторой ничего нет – одни глухие окна, заложенные кирпичом.

У Лигула, и правда, проходило совещание. Начальник Канцелярии помещался во главе стола, съежившийся, горбатенький, с тусклыми глазами, одетый в пыльный балахончик. Его легко было принять за умершего или, на худой конец, погруженного в вековую спячку, если бы длинные, неожиданно тонкие пальцы не бегали как пауки.

Юноша кашлянул, привлекая к себе внимание. Лигул поднял голову и, кивнув ему, как хорошему знакомому, задумчиво поглядел на мешок. Юноша начал было развязывать его, но горбун покачал головой, приказывая подождать.

Бонзы мрака, собравшиеся в кабинете Лигула, уставились на юношу с удивлением ничуть не меньшим, чем рядовые канцеляристы. Разве что удивление они скрывали лучше и не шептали друг другу в заросшие уши: «Живой человек в Тартаре! Откуда он здесь? Почему с мечом?»

И правда, из всех, кто находился в кабинете, только Лигул и его последний секретарь – незаметный, быстрый как тень, отнеслись к появлению юноши без малейшего изумления.

Заслуженные стражи Аттила и Тамерлан сидели на почетных местах, дули щеки, пучили глаза и глубокомысленно помалкивали. Вид у них был такой важный, что они казались мудрецами, однако ни для кого не составляло секрета, что эти два древних мамонта подмахнут все, что угодно, только бы их не перестали приглашать на важные заседания и не лишили ежемесячной выдачи эйдосов.

Страж второго ранга Карл Австрийский окунал в чай сухарики и выкладывал раскисшие кусочки хлеба на салфетку. У него была такая тактика: вначале перемочит все сухарики, а потом уже съест. Если же чего не съест, то с немецкой аккуратностью унесет с собой в тарелочке, просушит и, завернув каждый кусочек в салфеточку, подпишет: «сей хлепп я кушаль (число-год-час) в присутствии Его Мрачности и.о.в.м.н.г.к. Лигула». И.о.в.м.н.г.к. – исполняющего обязанности владыки мрака, начальника главной Канцелярии.

Аида Плаховна Мамзелькина была, как всегда, не трезва и не пьяна, а где-то в промежутке. По дороге она успела хлебнуть медовухи и теперь то и дело вздрагивала головой, борясь со сном. Рыжебородый Барбаросса, сидевший с ней рядом, то и дело толкал старушку локтем, помогая ей проснуться. Мамзелькина благодарно икала и, глядя на Барбароссу слезящимися глазками, называла его «сынок!».

Китайский страж Чан довольно жмурился, отчего казалось, что глаз у него и вовсе нет. Говорили, сегодня он принес Лигулу десять тысяч эйдосов. Просто так, вне норм, как дар уважения. Лигул с каждым разом становился к Чану все благосклоннее. Прочие начальники отделов едва ли не змеями шипели: еще бы, с такими землями, с таким населением и не делать подарков! А ты попробуй-ка выполнить норму в Европе, где все живут по девяносто лет, всякую сделку норовят обсудить с личным юристом, а если все же ухитришься и выцыганишь эйдос – так он еще и в пальцах расползется, подернутый теплым жирком.

Исполосованный шрамами Сын Большого Крокодила доводил Буонапарте: наступал ему под столом на ногу и незаметно обстреливал хлебными шариками. Один шарик уже попал главе французского отдела в нос, другой в щеку. Буонапарте кипел, синея пухлым лицом. Он ощущал свою полную беспомощность. Ну что тут сделаешь? Встать и наябедничать Лигулу, что «вот этот вот хлебом пуляется во время совещания!», никак невозможно. Новозеландский божок ничего не потеряет: он и так известен всем за клоуна. Над Буонапарте же будут потешаться. Тот же Вильгельм Завоеватель, давний его недруг, сразу поднимет брови. Подумать только: грозу мира и кумира сотен литераторов обстреливают хлебными шариками!

Зарубить его? Заманчиво, конечно, но тоже не выход. В кабинете Лигула обнажать мечи нельзя, да и притом Сын Большого Крокодила отлично знает, что дерется Буонапарте посредственно. Глядишь еще, рассечет от плеча до пояса своим зубчатым хвостом и получит его эйдосы, выплатив Канцелярии некую часть в качестве штрафа. Теперь, после гибели Арея, многие рубаки осмелели. Устраивают драки в Тартаре едва ли не ежедневно. Каждому хочется занять освободившийся трон первого клинка мрака.

Лигул, сидевший на председательском месте, ковырял ногтем полировку. Затем, разлепив губы, сказал:

– Я осмелился позвать вас к себе, дорогие друзья, вот по какому поводу. Наш добрый друг Вильгельм хочет поделиться с вами своим планом. Мне кажется, своей последовательной деятельностью, направленной на благо мрака, Вильгельм заслужил ваше благосклонное внимание.

Барбаросса и временно пробудившаяся Плаховна обменялись понимающими взглядами. Лигул, как всегда, предпочитает оставаться в сторонке. Если дело выгорит, это, конечно, будет очередная блестящая победа Лигула. Если же не выгорит – то это станет далеко не первым промахом главы британского отдела, разумеется, всесторонне смягченным мудростью высшего руководства в лице все того же Лигула.

Вильгельм Завоеватель встал и, поблескивая перстнями на изящных пальцах, закрутил тонкие усы.

– Прежде всего я хочу поблагодарить начальника главной Канцелярии за внимание, терпение и ценные замечания, которыми он сопроводил и исправил мой изначально далеко не самый блестящий план. Вне всякого сомнения, все это будет учтено в дальнейшей работе и станет стимулом к ее плодотворному продолжению! – вкрадчиво начал Вильгельм. Казалось, невидимая лиса виляет рыжим хвостом.

Лигул великодушно кивнул и развел ручками, позволяя всем пользоваться своей мудростью. Вильгельм снова закрутил усы.