Читать книгу "Повседневная жизнь древнегреческих женщин в классическую эпоху - Пьер Брюле"

Бестиарий для демонстрации женских пороков

Мы начинаем с группы дурнопахнущих женщин. Этот женский порок выражается в трех видах животных. Пример свиньи является наиболее оскорбительным, поскольку никогда не мыться — на самом деле чуть ли не самый большой человеческий порок. «Гривастая кобылица» также принадлежит к этому отродью; это странно, поскольку она тщательно следит за своей внешностью, но зато ей «труд велик из дому выместь сор!»[18]. И, наконец, несчастная женщина-ласка, живущая в жутком зловонии.

Леность сравнивается с поведением упрямой ослицы, которая «под брань, из-под кнута, с большим трудом она / Берется за дела — кой-как исполнить долг», а также поведением аристократической «гривастой кобылицы», предпочитающей заставлять работать других.Глупость — еще одно женское качество. Это случай женщины-земли, такой глупой, что она от холода «дрожит, а к очагу стул пододвинуть лень» (настоящий рекорд!)... И женщины-моря, на которую «мочи нет, противно и взглянуть. Приблизиться нельзя: беснуется она, не зная удержу», и женщины-обезьяны, не осознающие свои изъяны, в числе которых уродливая внешность. Дальше следует злоба, воплощенная в женщине-свинье, женщине-собаке и женщине-море, — «ко всем неласкова, ни сердца, ни души», а также женщине-обезьяне, которая «занята одной лишь думой день-деньской: / Какую пакость бы похуже учинить». Муж, мечтающий лишь о мире, теряется перед лицом такого агрессивного существа, которое «добра не сделает, пожалуй, никому». Жадность — черта, присущая женщине-свинье и женщине-ослице, которые, даже побитые, едят «и ночью... и днем, не свят им и очаг», иными словами, как на женской половине дома, так и на той, что открыта для гостей! Но чемпионом среди них является женщина-ласка, «у этой ни красы, ни прелести следа, / Ни обаяния — ничем не привлечет», которую ее ненасытность может довести до поедания сырого мяса! Поедание свежатины является признаком женщины: на такое способны только животные!

Невоздержанность в «трудах Афродиты» является наиболее отличительной чертой женщин. Женщина-пчела — единственный вид, заслуживающий внимания, «и не охотница сидеть в кругу подруг, / За непристойными беседами следя». Ужасы, которые женщины рассказывают друг другу, порождают новых отъявленных нимфоманок! Сюда входит и ослица, у которой «для дел любовных... / Приятелю-дружку любому вход открыт», и ласка, чья похотливость доводит партнера до болезни. Что касается «гривастой кобылицы», она превосходно играет своим телом, раскидывая сети, в которые попадает и остается там узником муж (подобно Пандоре Гесиода). Кроме того, многочисленные животные поэмы — свинья, собака, кобылица — упомянуты у греков в связи с необузданной сексуальностью.

Непостоянство представлено женщиной-лисицей и женщиной-морем. Чего ждать от существа, неспособного отличить добро от зла (женщина-лисица; женщина-земля) и, следовательно, неспособной на добродетель, чего ждать от воровки (женщина-ослица), от вечно неудовлетворенной, вечно смотрящей на сторону, «ей бы все разведать, разузнать, / Повсюду нос сует, снует по всем углам», подобно женщине-собаке, любопытной, завистливой? Этот обращенный к внешнему миру характер в сочетании с леностью (второе связано с первым) и с обжорством объясняет, почему тот, «кто с женщиной судьбу свою соединил, / И голод вытолкнет не скоро за порог; / А голод — лютый враг, сожитель — демон злой». И если бы еще муж страдал молча, если бы никто об этом не знал! Но это невозможно. Его несчастье становится достоянием гласности, а с ним и та, что явилась его причиной. Даже если он «молчит», его соседи узнают об этом и «злорадствуют над тем, как слеп он и как прост», и вот он уже становится объектом всеобщих насмешек... К тому же как, имея в доме подобное животное, может он исполнить священный долг гостеприимства, ведь «у кого жена, тому не к дому гость»? А кому захочется находиться в компании женщины-собаки в гостях, ведь «она и у чужих, в гостях, свое несет: / Попробуй одолеть ее крикливый нрав». Лучше всего резюмирует все вышесказанное заключение Семонида: «Ведь это зло из зол зиждитель Зевс создал».

Однако есть все же один приемлемый вид женщины — пчела, единственная, достойная похвалы. «Такая — счастья дар... / Растет и множится достаток от нее; / В любви супружеской идет к закату дней, / Потомство славное и сильное родив. / Средь прочих жен она прекрасней, выше всех... / Вот лучшая из жен, которых даровал / Мужчинам Зевс-отец на благо, вот их цвет». Какая радость обладать подобным «домом», столь похожим на улей! Целая армия работниц во главе с царицей! Благодаря ее заботам, ее умелому руководству имуществом (и благодаря отсутствию у нее аппетита) она способствует процветанию «дома» своего мужа. К тому же есть charis, божественный дар, привлекающий внимание и делающий ее приятной взгляду: Тысячелетие спустя Плутарх изящно прошелся по поводу его власти:

«Союз мужчины и женщины... может привести лишь к любви благодаря "доброжелательности" (charis), сопровождающей его. "Доброжелательность" [...] — это слово, служившее нашим предкам для описания согласия женщины на любовное желание мужчины; это божественное и священное чувство, предшествующее полному союзу. Так Пиндар говорит, что Гера зачала Гефеста "без любви и доброжелательности"»

(«Беседа о любви»).

Если существует царица пчел, наделенная charis, любящая своего «царя» и дарующая ему прекрасных детей, значит, жить с женщинами все-таки можно. Но битва проиграна заранее, несмотря на всю ценность пчелы и того, что она постоянно дает: детей (которые станут заботиться о муже), труд (приносящий богатства, умножающий состояние) и заботу (когда он состарится, она будет о нем заботиться), — пчела тем не менее остается женщиной и, как другие виды, по своей природе лишена интеллекта и души.

Таким образом, в основе посвященной женщинам поэзии лежат надуманные идеи. Эти же идеи мы вновь обнаруживаем у другого поэта, Гесиода. Гесиод рассказывает о происхождении мира и богов, о создании греческой Евы и о создании гор и рек. Но если Семонид посмеивается над бедолагами-мужьями, то у знаменитого поэта тон совершенно иной: собрат по женоненавистничеству, он более серьезен, более наставителен.

Гесиод и его Пандора, греческая Ева

У Гесиода[19] Пандора воплощает в себе «женский род», поскольку именно от нее «женщин губительный род... на земле происходит». Важная деталь: от Пандоры родились женщины. Ясно, что подобно тому как Адам не родился от женщины, так и греческие мужчины не происходят от своей Евы-прародительницы; от нее произошли только женщины. Для нас, читавших Семонида, в этом нет ничего удивительного: разве не создал бог сперва «дух, не рассчитывая на женщин», и лишь потом другой вид, отличный от мужского.