Читать книгу "Палачи и герои - Сергей Зверев"

– Ладно. – Майор положил пистолет на стол, опять подошел к окну – над городом на севере стоял столб дыма, что-то там горело, слышалась отдаленная стрельба. – Отныне никаких сведений счетов и убийств… Без моего ведома… Или хотя бы без уведомления меня.

– Больше никакого своеволия, господин майор, – произнес Дантист, а потом осторожно поинтересовался: – А что со свидетелями?

– Пусть вас это не волнует, – майор отошел от окна и устроился в кресле. – Вопрос решается. А теперь проработаем тактику вашего поведения в Организации. Меня тревожат некоторые тенденции…

Организацию лихорадило. После того как сотрудники НКВД взорвали в Роттердаме ее лидера – легендарного террориста Евгена Коновальца, фракции, которые удерживались воедино его стальной волей, начали тянуть одеяло на себя. В августе 1939 года руководителем ОУН объявили бывшего австро-венгерского и петлюровского офицера Андрея Мельника – родственника почившего в бозе вождя. Фракцию Бандеры это не устраивало.

В феврале 1940 года Дантисту довелось принять участие в собрании сторонников Бандеры в Кракове. Там Мельника обвинили в том, что он не принимал меры к агентам польской контрразведки в своем окружении, то есть фактически в предательстве. В результате вождем Организации провозгласили Степана Бандеру. Основным приветствием ОУН вместо старого доброго «Слава Иисусу Христу!» стало «Слава героям! Героям слава!».

Так образовалось две ОУН – ОУН (Б) (он же революционный), склонный к террору и насилию; и ОУН-М – Мельника, больше расположенный к компромиссным вариантам. К расправам и убийствам старый австрийский вояка был склонен не меньше Бандеры, только убивать предлагал с оглядкой, так, чтобы не спалить подполье на Западной Украине.

Ситуация была достаточно глупая. Теперь ОУН напоминал организм, чья голова поражена шизофренией, – тело вроде одно, руки, ноги тоже, но в голове два разума, потому организм шатается и идет вразнос. Все зависело от немцев – кого они больше полюбят. Те любили обе фракции и исправно снабжали их деньгами при соблюдении главного условия – устроить коммунистам в Галиции как можно больше проблем…

Между тем две части одного организма начали лупцевать друг друга. Бандера перетянул на свою сторону Службу безопасности ОУН – то есть ее контрразведку, которая принялась уничтожать мельниковцев. Те в долгу не оставались. Немцы возмущались нерациональностью такого подхода, но остановить резню, жертвой которой уже стали сотни человек, не могли.

Положение Дантиста в ОУН (Б) укреплялось. Он занимал разные должности, но главным был его авторитет как мастера боевых операций и конспирации. Постепенно он становился доверенным лицом руководства. И брался за самые отчаянные предприятия. Начал ходить «за линию», то есть на территорию СССР. Первый раз ему казалось, что живым ему не вернуться. Но постепенно привык. Видел, что настоящая работа именно там, на родной земле. А здесь – политиканский треп и красивые, но бесполезные воззвания: «Украинцы – это кровь нашей крови и кость нашей кости. Только украинцы имеют право на украинские земли и украинские имена и украинские идеи».

Однажды он нашел в Кракове своего судебного защитника Альберта Красновола. Тот прозябал в каморке рядом с костелом Святого Эгидия в полной растерянности. Времена настали жестокие. Адвокатская практика закончилась. Не сегодня завтра его грозили отправить на принудительные работы в Германию.

– Время выбора, Альберт, – сказал Дантист, выкладывая на стол из портфеля банки с консервами, приковавшими голодные глаза собеседника. – Или как мокрица быть – тогда тебя раздавят. Или воевать за новую жизнь. Не часто даются такие шансы. Ты со мной?

Красновол кивнул.

– Только одно условие, – продолжил Дантист. – Личная преданность. Мне.

– Согласен.

Так в организации появился функционер с псевдонимом Адвокат.

На данном этапе Германии нужно было от ОУН следующее: разведывательные данные по деятельности Советов на территории Западной Украины и подготовка населения к массовым акциям против «советских оккупантов».

На территорию Галиции постоянно забрасывались «группы поддержки». Функционеры создавали резидентуры, укрепляли подполье. Выявляли внедренных агентов НКВД, которых казнили без жалости. Создавали разветвленные негласные властные структуры. И не уставали напоминать населению: «Советы здесь ненадолго. Скоро придем мы. И тогда вспомним, кто был нашим другом, а кто работал на врага». Это действовало безотказно. Практически в каждом селе теперь были агенты ОУН. Удручало то, что селяне на словах клялись в верности, но реально воевать с комиссарами не торопились.

Руководству ОУН (Б) всего этого казалось мало. Оно хотело взбодрить народ и требовало красивых силовых акций.

– Оккупанты должны бояться. Днем и ночью. За ними должен ходить топор народного гнева! – экзальтированно восклицал Бандера перед соратниками.

Мельников убеждал немцев, чтобы они укоротили неистового Степана, который своей кровожадностью до срока раскроет всю агентурную сеть. Потери после каждого акта террора были неприемлемыми – НКВД арестовывало людей сотнями. Но немцы, как царь горы, витали над суетой бытия. Абвер, который фактически курировал всю Организацию, пока проявлял политику невмешательства. Разведданные шли бесперебойно, а это главное на данном этапе.

Каждый месяц верхушка ОУН на полном серьезе обсуждала дату начала всеобщего восстания. Первое время оно откладывалось из-за нехватки сил. Потом пошли слухи, что немцы готовятся к войне, так что восставать нужно к приходу освободителей. Планировалось одновременно ударить во Львове, Луцке, Черновцах, Киеве, Одессе, Харькове, Днепропетровске и на Кубани.

Между тем Дантист раз за разом переходил границу. Русские пограничники с каждым днем работали все лучше. Каждый переход, несмотря на наличие вроде бы надежных коридоров, был опасен смертельно. Однажды погибли его сопровождающий и два телохранителя. В другой раз ему пришлось два часа лежать в снегу, молясь, чтобы наряд с собаками не пошел в его сторону.

Но Дантисту везло. Он приходил туда и возвращался обратно. Видел, как растет Организация. Пару раз пришлось заниматься любимым делом – террором. В города националисты не лезли, однако в селах систематически выбивали сторонников советской власти. Наглядно. Со зверствами. Чтобы запомнили, как Свободную Галичину любить.

В апреле 1941 года Дантист отчитывался перед куратором в закрытом зале ресторации для немецких офицеров в Кракове:

– Плохо, что селяне начали принимать Советы за власть. Некоторым пообещали землю, они и рады. Но большинство привыкли гнуться перед панами. Перед польскими, теперь перед советскими. Мы бы перетянули на свою сторону всех, если бы они осознали, что власть – это мы, а не большевистский райком.

– Скоро они увидят власть. – Майор Кляйн отпил из бокала коньяк – и как только в него столько влезает. – Только не вашу, а нашу. А вы будете выступать от нашего лица.

– Скоро? – Дантист с удовольствием пригубил шампанское «Мадам Клико» из высокого хрустального бокала.