Читать книгу "Из смерти в жизнь.... Советские солдаты России - Сергей Галицкий"

«Духи» говорят: «Мы передали своим, что взяли пленного». Отвечаю: «В плен не сдамся. У меня граната без кольца, взорвусь вместе с вами. Знаю, чем плен закончится, я видел трупы наших». Они говорили-говорили между собой. Потом спрашивают: «Что предлагаешь?». — «Я предлагаю… Может, отпустите меня?..». — «Но ты же приехал убивать нас?». — «Да. Но в плен не сдамся. Я ещё никого не убил, всего полтора месяца здесь».

Душманы посоветовались ещё немного, потом старший говорит: «Ну ладно, мы тебя отпустим. Но с условием: мы тебе «чарс», а ты мне — свою куртку». (Куртка душману понравилась потому, что это была «эксперименталка». Её недавно дали, да и то только нашей роте — опробовать. А она тяжёлая, как бронежилет. Как будто матрас на себе тащишь, в горы ходить в ней очень неудобно.)

Говорю: «Куртку можно. Только отойдите». У меня в одной руке автомат, в другой — граната. Я всё равно опасался, что душманы могут на меня кинуться во время переодевания. Автомат положил, осторожно вытянул одну руку из рукава, потом другую с гранатой. Действовал с опаской, но было ощущение, что находился в какой-то прострации. Настоящего страха у меня не было. Когда я просил: «Господи, отними страх! Я боюсь взорвать гранату», Господь страх у меня отнял. И в тот момент я понял, что человек на девяносто девять и девять десятых процента состоит из страха. И этот страх мы сами на себя берём, им как будто грязью мажемся. Я почувствовал, что от этого мы и болеем. И если страха нет, то человек совсем другой.

Я отдал старшему куртку, тот её сразу надел. Все куртку похвалили, а мне говорят: «Ты настоящий шурави, хубасти-хубасти (хорошо. — Ред.)». Старший говорит: «Всё, мы тебя отпускаем. Вот тебе «чарс», вот конфетки». Даже чай мне налили. Но чай пить не стал — а вдруг отравят?

И действительно мне дали конфеты! Ещё платочки размером сантиметров тридцать на тридцать, на них вышивка в виде руки с пальцем и что-то по-арабски написано. И ещё наклейки овальные, размером сантиметров десять. Там тоже рука и надпись.

Говорят: «Мы тебя отпускаем, но оставь автомат». Отвечаю: «Автомат не дам. Я за него расписался, за потерю автомата четыре года «дисбата» (дисциплинарный батальон. — Ред.)». — «Ладно, автомат не нужен. У нас и патронов таких нет, 5,45. Давай ракетницы!». — «Это пожалуйста». Вытащил четыре штуки и отдал. — «Можешь идти, мы тебя отпускаем. Скоро рассвет».

Сунул всё, что они мне дали, в карман, встал и без страха совершенно, как будто мы сидели за столом с приятелями, пошёл к выходу. Нагнулся, вышел из пещерки. Впереди площадка метров, наверное, десять в длину. «Духи» машут рукой — тебе туда, ты оттуда пришёл!..

Первые секунды не думал ни о чём. Но как только прошёл метров пять, как будто проснулся!.. Появился такой страх, просто будто молния какая-то в меня ударила! Первая мысль: какой я дурак, они же сейчас в спину будут стрелять! От этой мысли меня сразу пробило потом холодным, по спине струйка потекла. Думаю: они даже бушлат сняли, чтобы не продырявить! Остановился… Я реально чувствовал эти пули в себе, мне казалось, что они уже стреляют! Решил повернуться лицом, чтобы стреляли не в спину. Повернулся: а они мне машут рукой — туда-туда!..

Развернулся обратно и как будто схватился за ниточку надежды Божьей. «Господи, пожалуйста! Ты меня почти спас! Осталось всего пять метров. Господи, Тебе всё возможно! Сделай так, чтобы пули мимо пролетели!». Иду, а ощущение такое, что всё равно будут стрелять! Осталось метра три. Не выдержал, обернулся: душманы руками машут — иди-иди, туда-туда!.. — «Господи, Ты меня почти спас! Три метра осталось… Ну пожалуйста, спаси меня!». И как сиганул в темноту!

Спустился вниз, стал подниматься. Сначала хотел гранату выбросить, но сообразил — если гранату брошу, то свои прикончат из гранатомётов. Так и пошёл дальше с гранатой. Поднимался очень осторожно — как бы не начали стрелять. А в Афганистане ведь как: темно-темно-темно… А как только солнце выходит, бац — и сразу светло! Буквально пять-десять минут — и кругом день деньской!

Слышу: «Стой, пароль!». Пароль я назвал, цифры какие-то были. — «Это ты, что ли?!.». Поднимаюсь, радостный такой. Дембеля подбежали и в девять рук меня — бам-бам-бам!.. Я: «Тихо, у меня в руке граната! Взорвётся сейчас!». Они — в сторону! (Оказалось, что они действительно решили, что я к душманам сбежал! Всех опросили по сто раз — меня нигде нет. И испугались — поняли, что им по шее могут дать за это дело. А тут я вернулся. — «Ах, ты вернулся!.. Мы же за тебя столько переживали!..». И действительно — вместо того, чтобы праздновать сто дней до приказа, они всю ночь не спали! Короче, наваляли мне прилично. Хотя я всё равно был очень рад, что всё так обошлось.) Говорю: «Осторожно, у меня пальцы онемели!». Одни гранату держат, другие пальцы отгибают. Наконец гранату вытащили и бросили куда-то. Граната взорвалась — командир взвода проснулся. Вышел: «Что вы тут делаете? Кто гранату бросил?». — «Подумали, что «духи» ползут! Решили шваркнуть». Вроде поверил.

Дембеля: «Ну всё, тебе просто крышка! Жизни тебе не дадим!». А я всё равно счастливый, что живой остался!

Тут приходит приказ: спускаться вниз на другую сторону горы, на броню. А я в тельняшке, кителе и шапке, больше ничего на мне нет. Холодно… Командир взвода спрашивает: «А где куртка?». — «Да не знаю. Положил куда-то, она и потерялась». — «Где потерялась? Площадка одна — всё как на ладони! Ты меня за дурака считаешь?». — «Нет». — «Ну и где она?». — «Нету…». Не буду же я ему говорить, что я куртку душману отдал. Тем более здесь за командира взвода у нас был замполит, командир в это время от гепатита лечился. Он: «Приедем на базу, я тебе покажу!». А я всё равно рад, что от душманов живой вернулся! Ну побьют, ну ничего страшного… Ведь за дело. И вообще, если бы душманы мне сказали: «Выбирай: либо мы тебя убьём, либо дембеля тебя будут бить целый месяц», я бы всё равно выбрал дембелей.

Спустились, сели на броню, поехали на четвёртый этап. У меня как у ненадёжного автомат забрали. Главный дембель мне говорит: «Ну всё, тебе крышка! Мы столько переживали из-за тебя! На боевые больше никогда не возьмём, будешь салагой до конца службы». — «Так вы сами меня послали за анашой!». — «Так мы тебя за анашой послали, а не куда-нибудь! Ты где был?». — «Сейчас расскажу». И подробно всё рассказал — командир не слышал, на другой машине ехал. — «Вот платки, вот наклейки, вот конфеты, вот анаша…». Разворачиваю, показываю. Он: «Так это же душманская!». — «Конечно! Я же тебе говорю, что был у «духов»! Бушлат им отдал, анашу взял». Он на меня: «Шайтан!..». Отвечаю: «Я не шайтан!». (Я знал, что это слово значит. Бабушка в детстве нам даже имя «чёрного» запрещала произносить. Когда мы сидели на бревне нога на ногу или на скамейке ногами болтали, она нам говорила: «Так нельзя! Он там сидит в это время, а ты его качаешь».)

Дембель был просто в шоке! Говорит: «Будешь в моей тройке!». Я: «Как скажешь». Это был очень сильный парень. Звали его Умар. Это его прозвище от фамилии Умаров. А имя его Дели. Внешне — просто двойник Брюса Ли! Он для меня стал реальным покровителем. Конечно, он меня гонял как сидорову козу, но никогда не бил и защищал от всех! (Умар строго-настрого запретил мне кому-то рассказывать про историю с пленом, но потом сам и проболтался. Дембеля ведь когда обкурятся, то хвастаются, какие у них молодые шустрые. Умар слушал, слушал и говорит: «Вот у меня молодой — вообще волшебник! На боевых говорю ему: «чарс» нужен! Он к душманам сходил, «чарс» у них отобрал и мне принёс! Вот это волшебник!». И скоро об этой истории узнал весь полк.)