Читать книгу "Естественная история драконов - Мари Бреннан"

Нашим гидом был сам мистер Суорджин, королевский натуралист. По его указаниям животные в зверинце были размещены согласно видам: в одном месте – птицы, в другом – млекопитающие, в третьем – пресмыкающиеся и так далее. Чучела экземпляров тех животных, что умерли в неволе, стояли на постаментах рядом с клетками тех, что продолжали жить. В коллекции короля имелись попугаи, утконосы и пираньи, кукушки, верблюды и хамелеоны… Я изо всех сил сдерживала энтузиазм: тяга к знаниям достойна восхищения как в мужчинах, так и в женщинах, но только тогда, когда она соответствует приличиям. (Это, конечно же, мнение общества, а не мое. Рада отметить, что с тех времен оно несколько изменилось.) Мне, как юной леди, приличествовало выказывать интерес лишь к певчим птичкам и прочим нежным созданиям, иначе общество тут же заклеймило бы меня «чернильным носом».

Организация экскурсии оставляла желать лучшего: экскурсанты бродили по всевозможным садикам и залам со стеклянными стенами, и только единицы обращали хоть какое-то внимание на речи мистера Суорджина. Мне очень хотелось послушать его, но я не осмеливалась выделяться, оказавшись единственной его слушательницей, и потому улавливала только короткие обрывки. Но вот мы остановились у огромных двустворчатых дверей.

– Внутри, – натуралист возвысил голос, и это привлекло к нему больше взглядов, чем прежде, – находятся ценнейшие из экспонатов коллекции Его Величества, последние его приобретения. Умоляю дам соблюдать осторожность, ибо многие найдут содержащихся здесь животных пугающими.

Можете вообразить, насколько решительно я отвергла старые интересы: я не имела ни малейшего представления, что же такого приобрел в последнее время король и что находится за этими дверями.

Мистер Суорджин отворил двери, и мы прошли в большой павильон, накрытый куполом из стеклянных панелей, пропускавших внутрь дневной свет. Остановившись на мостках, огибавших павильон по периметру, мы оказались над глубокой ямой с посыпанным песком дном, разделенной массивными решетками на три просторных вольера, словно разрезанный на куски пирог.

В каждом из этих вольеров оказалось по дракону!

Забыв обо всем на свете, я бросилась к ограждению. Животное, покрытое блекло-золотистой, точно топаз, чешуей, подняло длинную морду и взглянуло на меня снизу. За левым плечом раздался сдавленный вскрик, и кто-то из дам лишился чувств. Самые храбрые из джентльменов тоже подошли к ограждению и о чем-то зашептались меж собой, но мне было не до них. Все мое внимание было приковано к драконам в яме.

Дракон отвернулся от меня, и что-то глухо лязгнуло. Только сейчас я заметила на его шее тяжелый ошейник, соединенный толстой цепью с кольцом в стене. Решетки, разделявшие вольеры, были двойными – между каждой парой решеток имелось пустое пространство, не позволявшее драконам достать друг друга когтями сквозь прутья.

Медленно, точно завороженная, я обошла яму кругом. В вольере справа лежала грязно-зеленая груда, также прикованная цепью к стене и даже не взглянувшая на меня. Третий дракон был совсем тощ и тщедушен, в белой чешуе, с розовыми глазами… Альбинос?

Мистер Суорджин ждал у ограждения возле выхода. Взглянув на него, я увидела, что он внимательно следит за экскурсантами, огибавшими яму вслед за мной. В начале экскурсии он просил всех ничего не бросать животным и не шуметь возле них; подозреваю, в тот момент это особенно тревожило его.

Ахиатский пустынный дракон

Золотистый дракон отошел в дальний угол вольера и принялся грызть большую, почти полностью обглоданную кость. Я внимательно пригляделась к нему, примечая характерные анатомические признаки и сравнивая его размеры с размерами кости – похоже, бедренной кости коровы.

– Мистер Суорджин, – заговорила я, не отводя взгляда от дракона, – это ведь не молодые особи, не так ли? Это карлики?

– Прошу прощения? – откликнулся натуралист, повернувшись ко мне.

– Я могу ошибаться – честно говоря, все мои познания почерпнуты только из труда Эджуорта, к сожалению, очень скудно иллюстрированного – но, насколько я понимаю, гребень на затылочной части головы у драконов настоящих полностью развивается только в зрелом возрасте. Мне плохо виден зеленый в следующем вольере – видимо, это мулинский болотный змей? – но эти особи не могут быть вполне развившимися взрослыми представителями своих видов. Учитывая сложности содержания драконов в зверинце, мне кажется, что коллекционировать карликовые экземпляры проще, чем сталкиваться с новыми и новыми проблемами по мере развития молодых особей. Конечно, их развитие длится долго, поэтому можно…

Тут я осознала, что делаю, и поспешила захлопнуть рот. Но, боюсь, слишком поздно – меня успели услышать. Сзади раздался незнакомый голос:

– Альбинос, несомненно, карлик, но я не могу опознать вид.

Если будет на то воля моего любезного читателя, он может дополнить эту картину драматическим аккомпанементом оркестра – я предложила бы нечто в зловещем минорном ключе. Именно такой мотив прозвучал в моей голове, как только я поняла, что окончательно и бесповоротно выставила себя «чернильным носом». Отяжелев от ужаса, я оторвалась от золотистого дракона и подняла взгляд на джентльмена, вступившего в разговор.

Первым, что я увидела, была пара изящных ступней в блестящих кожаных туфлях. Далее – стройные длинные ноги, узкие бедра и талия, еще не огрузневшая с возрастом. Длинные пальцы, лежавшие на фигурной бронзе ограждения. Плечи – довольно широкие, но не настолько, чтобы фигура принимала треугольную форму, которую я нахожу неприглядной, хоть некоторых леди она и привлекает. Длинный овал лица, твердые губы, прямой нос, жесткие скулы, ясные карие глаза за стеклами очков и, наконец, шапка аккуратно подстриженных и причесанных темно-русых волос.

Другая леди, возможно, смогла бы поведать вам, во что он одет. Я же, со своей стороны, рассматривала его глазами натуралиста, оценивая размеры, экстерьер и окрас. А также особые приметы – герб, вышитый на носовом платке в нагрудном кармане: в серебряном поле чернью три скрещенные стрелы в руке.

Герб Кэмхерста, принадлежащий богатому баронету. Судя по возрасту и очкам, передо мной стоял второй сын баронета, некто Джейкоб Кэмхерст. Двадцать три года, окончил Эннсбери, хорошо обеспечен благодаря капиталовложениям. Свахой, сообщившей его имя моему отцу, он был помечен, как «в лучшем случае – весьма маловероятно»: в будущем Джейкоб обещал стать если не блистательной, то достойной добычей, но пока что не изъявлял намерения жениться.

Только это и спасло меня от полного позора. Это значило, что я не поставила под угрозу свои перспективы – если только не дала мистеру Кэмхерсту повода посплетничать обо мне с кем-либо еще.

– Прошу прощения, – сказал этот джентльмен, остановив взгляд на мне. – Я вовсе не хотел перебивать вас.

Да он и не перебивал – я умолкла сама, прежде чем он успел это сделать. Однако внезапная остановка лишила меня дара речи. От этого плачевного состояния меня спасло только явление беспутного братца.