Читать книгу "Николай II - Сергей Фирсов"

В последующие годы жизнь наследника престола протекала без особых потрясений; иногда он появлялся на официальных мероприятиях вместе со своим венценосным отцом, в мае 1883 года присутствовал на его коронации. Как воспринимали наследника, как к нему относились современники? Особого восторга он не вызывал. Так, председатель II Государственной думы Ф. А. Головин вспоминал случай, свидетелем которого был в 1883 году, — при посещении Александром III Лицея цесаревича Николая в Москве. Лицеисты, одним из которых тогда и был Головин, восторженно встретили царя и царицу, но наследник почему-то показался им «ничтожеством, не стоящим внимания». Оттертый от отца лицеистами, ринувшимися вслед за удалявшимся по лестнице царем, наследник «стал испуганно пищать: „Пропустите, пожалуйста, и я — царская фамилия“». Лицеисты потом много смеялись над этой фразой, вспоминая подробности царского визита. Конечно, Головин, считавший Николая II плохим царем, субъективен, но дело не только в субъективизме: даже если подобное замечание — миф, то миф весьма показательный. В великом князе изначально отказываются видеть «персону», достойную уважения; его воспринимали лишь как слабого и блеклого человека. «Мифоманию» можно считать своеобразной социальной болезнью, распространение которой трудно остановить и которой бессмысленно противопоставлять проверенные факты. Интереснее другое: механизм создания негативного или, наоборот, позитивного образа исторического героя. Но говорить о механизме — значит говорить об исторической обстановке, в которой этот герой жил, говорить о его окружении и о психологическом «фоне» эпохи. В конце концов, формирование образа в истории играет не меньшую роль, чем сам образ.

Гнусные истории о «тяжелом детстве» будущего самодержца стали появляться еще при его жизни, находя и публикаторов, и заинтересованных читателей. Одним из распространителей подобных историй был В. П. Обнинский, ровесник (как и Головин) Николая II, в молодые годы служивший офицером в гвардейском полку, расквартированном в Царском Селе. Источник информации, таким образом, проясняется. Что же отмечал, говоря о юных годах Николая II, Обнинский? Он, разумеется, обращал внимание на недостаточное образование и совершенно разнузданную жизнь будущего самодержца, протекавшую якобы в обстановке попоек и разврата. Желая показать, что окружение Николая Александровича было самого дурного свойства, Обнинский приводит рассказ о развлечениях великого князя Николая Николаевича (Младшего), который, заметим, был на 12 лет старше цесаревича.

Этому-то великому князю, судя по всему, и отдавалась «пальма первенства» в деле развращения наследника: ведь именно Николай Николаевич и его «гусары», напившись до полубессознательного состояния, считая себя «волками», раздевались и выбегали на улицу в Царском Селе. Воя на луну, они таким образом требовали алкоголя, и старый буфетчик выносил им большую лохань водки или шампанского. Алкоголь «вылизывался» языком, с визжанием и кусанием. «В такой-то оригинальной обстановке протекали все драгоценные годы молодости наследника, когда всякий, даже рядовой человек спешит забирать из школы и жизни побольше знаний и опыта», — писал Обнинский. Пошлые слова, из которых следовало, что наследник формировался в нездоровой обстановке, свидетельствовали не столько о знании автором реалий, сколько о том, как воспринимали воспитание и образование последнего самодержца оппозиционные ему и его правлению лица. В дальнейшем пасквиль Обнинского, где правда была сдобрена значительной массой лживых слухов и сплетен, стал источником, из которого черпали свое вдохновение и другие авторы (в частности, журналист Л. Львов и публицист И. М. Василевский /He-Буква/). Причем у этих авторов мы можем наблюдать развитие сказки: если Обнинский делал акцент на поведении Николая Николаевича, «развращавшего» цесаревича, то Львов уже смело писал, что спиртными напитками будущий царь начал увлекаться чуть не с детства, прославившись попойками еще до достижения шестнадцатилетнего возраста. «Часто он со своими сверстниками допивался до того, что устраивал игру в зверей — все бегали по парку одного из гатчинских дворцов на четвереньках, иногда нагишом. Тогда ворота парка наглухо запирались, дабы посторонние не проникали в тайну забав наследника престола». По словам «информированного» журналиста, одним из наиболее активных участников этих попоек был Д. С. Сипягин, за что (равно как и за умение готовить соус с устрицами) в царствование Николая II стал министерским чиновником[11]. «Предания» Львова лишь технически отличаются от «откровений» Обнинского: если первый описывал «игрища» в Царском Селе, то последний перенес их в Гатчину, сделав центральной фигурой развлечений наследника и его сверстников (а не Николая Николаевича). В «ровесники» попал и Д. С. Сипягин, бывший на 15 лет старше цесаревича и к 1884 году имевший скромный чин VII класса (чин надворного советника, равный подполковнику).

До убожества прямолинейна была и схема И. М. Василевского: недостаточное воспитание, посредственные способности («короткомыслие»), алкоголизм, упрямство — вот основные черты характера Николая II. Черных красок для его описания много, светлых — неоткуда взять. Получается странная «запрограммированность» на неуспех. Все плохо, даже английское воспитание, полученное в детстве, — ведь оно «сказалось настолько сильно, что еще в первые годы царствования Николай II высказывался не иначе как переводя свои слова с английского»! То, что это не так, доказывается наличием дневника, который велся по-русски и, несмотря на свою лаконичность, не производит впечатления «труда переводчика». Но разве это важно? Царь — не русский по духу, и все, — говорить больше не о чем. Так миф обретает право на существование в истории…

Негативному мифу, в свою очередь, ныне вполне закономерно противопоставляется диаметрально иное суждение, иная форма лубочного рассказа. Объяснять подобные метаморфозы дело бесперспективное. Они — лишь возможность оттенить идеологическую пристрастность авторов. Современные апологеты Николая II, пытающиеся нарисовать образ «идеального» во всех смыслах царя и справедливо отрицая наветы прежних лет, выставляют в качестве основного тезиса то, что именно старшему сыну Александра III лучше всех удавалось следовать наставлениям родителей, подчеркивая, что «за его жизнь не случилось ни одного „морального падения“», что «никогда он не шел на сделку с совестью…»[12]. Столь однозначное заявление заставляет иначе расставлять акценты, обращая внимание, скорее, на религиозную составляющую воспитания Николая Александровича. Действительно, трудно отрицать очевидное: последний царь не был великим полководцем и великим монархом. По словам У. Черчилля, «он был только верным, простым человеком средних способностей, доброжелательного характера, опиравшимся в своей жизни на веру в Бога». И все же, как кажется, не менее важно проследить основные этапы воспитания этого человека, постараться увидеть, как он взрослел и формировался.

Семейная обстановка, в которой рос будущий монарх, была, по воспоминаниям соприкасавшихся с русским двором современников, «безусловно здоровой», отличалась сердечностью и простотой. Главную ответственность за воспитание наследника престола взяла на себя его мать — Мария Федоровна, внимательно следившая за выбором учителей для сына. К тому времени, когда Александр III занял российский престол, у Николая были два брата и две сестры. 27 апреля 1871 года на свет появился великий князь Георгий, 25 марта 1875-го — великая княжна Ксения, 22 ноября 1878-го — великий князь Михаил. Вскоре после воцарения Александра III, 1 июня 1882 года, в царской семье родилась дочь Ольга, единственный «порфирородный» (то есть родившийся в то время, когда родители уже были самодержцами) ребенок императорской четы. Николай был общительным и веселым мальчиком. «Детство его протекало в скромном Гатчинском дворце в семейной обстановке, которую он очень любил», — вспоминал великий князь Александр Михайлович.