Читать книгу "Американская ржавчина - Филипп Майер"

Странное время года, и не весна, и не зима – на некоторых деревьях уже листья распустились, а другие стоят совсем голые. Сегодня будет теплый день. Холмы, ложбины, укромные местечки – уютно. На сотни миль ни одного плоского участка. Легко спрятаться где угодно. Но со Шведом это ничем не поможет. Рано или поздно Шведа найдут, и все будут против тебя – мертвый человек, а у него мать отец брат сестра. Я, скажем, тоже человек. Нельзя, чтобы мертвые люди лежали где попало. Собаку можно бросить гнить – человек другое дело. Интересно, а собакам любопытно, что это за мертвый пес валяется? Нет, ты же видел, они пробегают мимо не оглядываясь. Для собак естественно, что где-то могут попадаться мертвые собаки.

Все изменилось. Это еще твоя комната, но скоро перестанет быть твоей. Фотография матери над столом, она улыбается, молодая, симпатичная и застенчивая. Несколько наград с научной выставки, первый приз за седьмой, восьмой, девятый класс. А после нет – они не понимали твои проекты. Ты осознавал, что так будет, но все равно шел вперед. Кварки и лептоны, теория струн, а потом получил урок. Половина из них думали, что Земле четыре тысячи лет. Остальные немногим лучше – Полковник Бойд рассказывал классу, что раньше у людей были жабры, но исчезли, когда мы перестали ими пользоваться. Вообще-то, попытался ты возразить, это классическая теория Ламарка. Не думаю, что люди до сих пор верят в подобные глупости. Ну и схватил “С”[6] за то, что выставил его дураком. С тех пор и получал одни “С”. Естественно, Полковник Бойд обожал твою сестрицу. Почему? Да потому что она говорила людям то, что они хотели слышать. Даже если ее одноклассникам втюхивали ложные теории.

Айзек вернулся к окну. Он всегда восхищался способностью сестры легко ладить с людьми, пытался у нее научиться. Только сейчас осознал цену – она лжет гораздо легче, чем ты. Как и старик. Нет, все-таки старик – это другое. Не понимает и не интересуется никем, кроме себя. Ну а ты как бы вел себя на его месте – перелом позвоночника в области L1, прогрессирующая нейропатия. Или, к примеру, Стивен Хокинг – твой любимый гений-калека, бросает жену. Двадцать шесть лет она меняла ему подгузники, а потом – прости, дорогая, думаю, пришло время для новой модели. Они со стариком отлично друг друга поняли бы.

Глянув на часы, он постарался припомнить, когда должен прийти Поу. Они договорились во сколько? Нет, не помню. Нетипично. Надо взять на заметку.

С улицы донесся звук подъезжающей машины, он подпрыгнул и бросился к окну, готовясь увидеть белый седан, – копы? Нет. “Мерседес”. Автомобиль Ли. Вероятно, выехала из Коннектикута глубокой ночью, чтобы добраться сюда к утру. Смотрел, как она паркуется. Узнала, что ты украл деньги, вот и примчалась. Черт. На душе стало еще гаже. “Мне безразлично”, – громко произнес вслух. Она сама еще хуже поступила. Точно? Довольно трудно объяснить, что она сделала не так. Бросила меня здесь. Обещала, что вернется, и не вернулась. А между тем машина, на которой она приехала, дороже, чем этот дом.

Он слышал, как она вошла, поздоровалась с отцом, а через пару минут ее шаги на лестнице. Нырнул под одеяло, притворился, что спит.

Ли потопталась за дверью, потом осторожно приотворила, совсем чуть-чуть. Легкий сквозняк. Постояла, должно быть, глядя на него, но он не открыл глаза. Чувствовал, как тело каменеет от напряжения, но старался дышать ровно. Представлял ее лицо, очень похожее на мамино, такая же смуглая кожа, высокие скулы, темноволосая. Она была очень привлекательной девушкой.

– Айзек? – прошептала Ли, он не отозвался.

Она постояла еще пару минут, потом прикрыла дверь и ушла.

Я правильно поступил? Не знаю. Сколько обещаний должен нарушить человек, прежде чем перестанешь его прощать? Очень долго, почти всю жизнь на самом деле, было иначе. Они с сестрой читали мысли друг друга, в любой момент точно знали, чем занят другой, в школе или в дальней части их ветхого кирпичного дома. Если выдавался тяжелый день, он приходил к сестре в комнату, пристраивался в ногах ее кровати, а она читала или делала домашние задания. Он шел сначала к ней и лишь потом к матери. Они втроем, Айзек, Ли и мама, были семьей внутри семьи. А потом мама покончила с собой. А Ли уехала в Йель. Он ездил к ней однажды, сестра водила его по кампусу, все эти высокие каменные здания, увитые плющом, и он понимал, что она часть этого мира и он когда-нибудь последует за ней, но вот ему двадцать, а он все еще тут, в Бьюэлле. Такие дела.

Ничто не вечно. Швед вернется в землю, кровь высохнет и обратится в пыль, черви и бактерии превратят плоть в гумус. Прекрасная черная почва означает, что здесь кто-то похоронен. Что может быть уликой – кровь, волосы, отпечатки пальцев, следы обуви, – он не представлял, как от всего этого можно избавиться, а перед глазами стояло лоснящееся лицо Шведа и кровавые отблески огня на нем. Он не отрывал взгляда от точки между глаз Шведа, даже когда шар уже вылетел из руки. Целился. Сконцентрировался, чтобы попасть туда. Пытался припомнить руки Шведа, держал ли он оружие, но, похоже, нет. Ничего в руках не было. Безоружный человек, самые страшные слова. Зачем ты швырнул в него эту штуку? Потому что увидел его лицо. Потому что не мог бросить в мексиканца – задел бы Поу. Мексиканец прижал нож к горлу Поу, но убил ты не его. Тот, что умер, просто стоял в стороне.

Вот оно, объяснение. Свой в обмен на чужого. Мертвый Швед против живого Поу. Десять мертвых шведов или сотня. Сколько угодно, если это враг. Спросите любого генерала. Любого священника – в Библии погибли миллионы, нет проблем, если Бог одобрительно поднял большой палец. Даже дети – бери и разбивай младенцев об камни и говори, что Иисус тебе приказал[7]. Слово Господа и руки человека. У Бога нет других рук, кроме твоих. Сделал дело – умой руки.

* * *

Незадолго до полудня он заметил Поу на краю поля, ярдах в двухстах, торопливо оделся, натянул ботинки и куртку и вылез в окно. Сестра заходила еще раз, проверить, спит ли он, но он запер дверь.

Оглянувшись на дом – громадное здание в стиле георгианского Возрождения, построенное для одного из управляющих завода, – Айзек заметил старика, сидящего на заднем крыльце в своем инвалидном кресле: широкая спина, тонкие руки, седые волосы, любуется окрестностями. Леса с проплешинами пастбищ, темно-коричневые пятна свежевспаханных участков, петляющие цепочки зеленых деревьев вдоль далеких ручьев. Умиротворяющая картина, и непонятно, старик дремлет или нет. Как старый плантатор, озирает свои владения – сколько ему пришлось трудиться, чтобы купить этот особняк. Как гордился он домом, и посмотрите на него теперь. Неудивительно, что ты все время чувствуешь себя виноватым.

Пробираясь сквозь высокую траву, Айзек направился к рощице в низине, где бил родник, он знал все здешние деревья – серебристый клен, и белый дуб, и кария бахромчатая, и ясень, и лиственница. Здесь рос багряник, который посадили они с отцом, как раз сейчас он цветет, розовое пятно на фоне зелени прочих деревьев. Иудино дерево. Подходящее название. Поу сидел в тени, ждал его.