Читать книгу "Трагедия на Неве. Шокирующая правда о блокаде Ленинграда. 1941-1944 - Хассо Г. Стахов"

Корабль отходит от причала на набережной. Взгляды всех пассажиров прикованы к великолепной окружающей картине. Забыты следы нищеты и упадка. Забыт резкий голос женщины, кричавшей в мегафон, когда туристы прогуливались по парку Екатерининского дворца и остановились на берегу пруда, чтобы узнать, что произошло? Наталья объяснила, что работница парка лишь призвала вернуться на берег пассажиров одной из лодок, просрочивших время своего катания. Переводчица не понимает, отчего мы в ужасе. Но, Наталья, зачем же так ругаться в парке великой императрицы по столь ничтожному поводу? Наталья недоуменно поднимает брови. Разве у вас нет совсем других забот в пятимиллионном Санкт-Петербурге, этом прекрасном городе одного из самых богатейших государств на Земле, которое никак не может совладать с самим собой?

Сопровождаемый чайками, корабль огибает Кронштадт. Здесь, думаю я со щемящей тяжестью на сердце, здесь это произошло, когда матросы кораблей «Петропавловск» и «Севастополь» подняли восстание против большевистских притеснений. Здесь Сергей Петриченко объявил вместе со своим временным революционным комитетом о свободе собраний, слова и печати. И здесь войска красных под руководством бывшего царского поручика Михаила Николаевича Тухачевского атаковали кронштадтских моряков по льду Финского залива. Через два дня кровопролитных боев 2500 из них были взяты в плен и расстреляны во имя социализма.

Петриченко удалось вырваться в Финляндию. Но на родине трудящихся месть вершится странными путями и может настигнуть спустя многие годы. В 1937 году по указанию Сталина была организована серия показательных судебных процессов, в результате которых был расстрелян также и Маршал Советского Союза Тухачевский. Он был в то время командующим войсками Ленинградского военного округа. На суде он отрекся от Сталина, заклеймив его как врага народа и Красной Армии. Он стал для своего шефа слишком интеллигентным, самостоятельным, начал мешать ему своей активностью и не внушал больше доверия. Два брата Тухачевского и одна из сестер также были казнены. Его мать умерла в лагере, жене пришлось еще четыре года ждать своего палача. Дочь его повесилась в двенадцатилетнем возрасте. Лишь в 1944 году дошла очередь и до Петриченко. Финны вынуждены были выдать его. Следы Петриченко теряются в ГУЛАГе.

Вуаль облаков тянется над Кронштадтом: над поблескивающими серыми сторожевиками, торпедными катерами, угрожающе черными подводными лодками и ржаво-коричневыми землечерпалками. За перелеском у края Кронштадтской бухты скопление мачт кранов. Башни форта выглядят как буи, плавающие на рейде. Огонь маяка что-то монотонно говорит про себя. Мы плывем в ночь на запад.

Я лежу в койке и прислушиваюсь к дыханию корабля. Город Петра Великого, я не могу перестать думать о тебе. Я делаю это с тех пор, как мои солдатские сапоги заскрипели на перроне Гатчины и я услышал и увидел у горизонта разрывы снарядов и всполохи огня. Ты имеешь свою судьбу, одновременно привлекающую к себе и заставляющую чувствовать тяжесть на душе. Впервые я увидел тебя через прорезь прицела моего карабина. Я пребывал тогда в милостивой полной неосведомленности. Никогда после этого я не был так уверен, что вершу праведное дело. А затем лишь надеялся на то, что мне удастся выжить.

Этот город и эта страна, в которой он процветал, всегда были окрылены фантастическими мечтаниями. «Если бы мне дали что-нибудь похожее на природу вокруг Санкт-Петербурга, то мое сердце сразу бы устремилось туда», — мечтал Владимир Набоков на чужбине. А писатель Даниил Александрович Гранин так объясняет свое вдохновение, когда был юным командиром танка: «Солдатам нужны ясные и реальные цели и задачи. Мы, защитники, имели наш город всего лишь в нескольких шагах за своей спиной. Его дворцы, мосты и аллеи. Узор его чугунных решеток, а над ним безлунный свет белых ночей, когда Пушкин сидел за своими книгами, и который он с таким волшебством описывал. Мы имели историю нашего города, имели его традиции. Все это помогло нам выстоять против немцев».

Вторая глава

ЧТО МЫ В ДЕЙСТВИТЕЛЬНОСТИ ЗНАЛИ О СОВЕТСКОМ СОЮЗЕ?

С 1703 года город именовался Санкт-Петербургом, названный так своим основателем Петром I в честь апостола Петра. С началом Первой мировой войны в 1914 году его переименовали в Петроград, чтобы искоренить немецкий дух. После смерти Ленина в 1924 году он стал Ленинградом, а с 1991 года вновь называется Санкт-Петербургом. Свыше 150 000 человек умерли от болезней и истощения прежде, чем был построен город. Его грандиозные сооружения возведены на сотнях тысяч свай. Только на фундамент огромного Исаакиевского собора потребовалось уложить в болотистую почву 24 000 стволов деревьев.

Сегодня город является одним из наиболее выдающихся в мире произведений зодчества. Он как светлое пятно на пути к сумраку лесов и болот перешейка между Финским заливом и Ладожским озером. Ладога, по существу, является морем, площадь которого — 240 километров в длину и 125 километров в ширину.

За тысячу лет до основания города по этому узкому коридору следуют норманнские торговцы и завоеватели. Они плывут по Ладоге и Волге на Ближний и Средний Восток, и через Волхов и Днепр в Черное и Эгейское моря. Через этот перешеек вступил на землю будущего огромного государства в середине IX столетия варяг Рюрик, основатель первой выдающейся царской династии.

В местечке Старая Ладога в десяти километрах от впадения Волхова в озеро сегодня находят при раскопках остатки мастерских, кузниц и верфей, в стенах которых изготавливали и ремонтировали детали судов. Можно обнаружить корабельные заклепки, инструменты, арабские серебряные монеты, даже деревянные игрушечные мечи, поскольку некоторые северные торговцы и завоеватели отправлялись в плавание вместе со своими семьями. Здесь они пересаживались с больших морских кораблей, на которых проделывали путь от Финского залива через Неву в Ладожское озеро, на малые плоскодонные речные суда и затем проплывали 200 километров по реке Волхов до следующей крепости — Новгорода, расположенного на озере Ильмень. Сегодня там также находят византийские весы, остатки восточного шелка, записи, письма, торговые договора, выполненные на березовой коре. В ту пору начали процветать Псков, Изборск, Полоцк. Города Санкт-Петербурга тогда еще и в помине не было.

В 1941 году Гитлер был намерен поставить здесь себе памятник особого рода, уничтожив дворцы, соборы и музеи, созданные руками Стасова, Монферрана и Кленце, и умертвив голодом его жителей. Он действительно хотел сравнять с землей «колыбель большевизма». Так Гитлер тогда называл этот город. В тот момент это звучало равнозначно как безумная, но вместе с тем и правдоподобная идея. Однако история в подобных случаях готова к любым поворотам.

Однажды я наткнулся на листок, где записаны слова одного убеленного сединой старца, солдатский опыт которого прослеживается по снисходительно-ироничному тону, которым он регистрирует весь словарный звон о мирном прогрессе на земле.

Там написано: «У меня эта картина стоит перед глазами, как будто все произошло сегодня. Поляна, окруженная кустарником и деревьями. У стереотрубы столпились генералы: Эрих Гёпнер, командующий 4-й танковой группой, Георг-Ганс Райнхардт, командир 41-го моторизованного корпуса, Вальтер Крюгер, командир 1-й танковой дивизии. Поодаль несколько штабных офицеров. Я стою рядом с генералами в готовности достоверно запечатлеть для истории этот момент. Сейчас середина сентября 1941 года, и мы находимся на Дудергофских высотах на местности, оборудованной еще с царских времен для проведения маневров. Вокруг грохочет артиллерия. А всего лишь в 20 километрах от нас, рукою подать — Ленинград. Город Петра Великого, так называемая колыбель большевизма. Цель трехмесячного наступления группы армий „Север“, преодолевшей от Восточной Пруссии свыше 800 километров. Пехота двигалась пешим порядком. Не нужно только думать, что русские за этим спокойно наблюдали. Вдруг Райнхардт, стройный, похожий на ученого в очках с золотой оправой, обращается к Гёпнеру: „Дайте мне 8-ю танковую дивизию, и завтра к вечеру я доложу Вам о взятии города!“ Гёпнер стоит в кожаном плаще, здоровенный, как бык. Русские называли его „Медведь, Гёпнер“ еще со времен боев за Лугу. Он сжимает губы. Затем бурчит: „Вы же ведь знаете, он этого не хочет!“ Под этим „он“ имеется в виду Гитлер. Гитлер этого не хочет. Могу Вам сказать: то, как Гёпнер это подчеркивает, производит впечатление. Крюгер вертит своим орлиным носом от одного к другому генералу и поднимает брови высоко вверх, явно обескураженный».