Читать книгу "Кто убил Влада Листьева? - Юрий Скуратов"

— Я сделаю все, что от меня зависит, — с воодушевлением воскликнул генеральный прокурор, — все раскопаю! И виновных найду, и… — Он хотел было сказать «невиновных тоже», но вовремя остановился — буквально споткнулся на слове.

Проницательный президент понимающе кивнул.

— Невиновных не надо, — произнес он, словно прочитал мысли, роившиеся в голове генерального прокурора, усмехнулся устало и сделал рукой милостивый жест. — Идите! Завтра — ко мне на доклад. Докладывать о том, как расследуется это дело, будете постоянно. Понятно?

— Понятно! — прежним воодушевленно счастливым голосом произнес генеральный прокурор.

Генеральный прокурор относился к категории уязвимых людей. В его прошлом не было ни особых взлетов, ни блестящих мигов жизни, которые потом становятся биографией, не было ни званий, ни степеней. Максимум чего он добился — должности заместителя заведующего отделом в Генеральной прокуратуре СССР. Но это было при старой власти, а то, что было при старой власти, сейчас ставится в упрек — все без исключения. Поэтому хорошо, что при старой власти он ничего, собственно, и не добился — свое он возьмет при новой власти. Зато никто не ткнет его в глаза прошлым.

Он вновь засунул за воротник рубашки палец, резко оттянул — ткань затрещала, но не порвалась. Отсутствие биографии угнетало его. Как угнетало и звание мастера спорта, полученного на борцовском ковре. Он считал, что генеральный прокурор должен быть похож на чеховского интеллигента — утонченного, остроумного, независимого. Сам он этими качествами не обладал и страдал от собственного несовершенства, от внутренней маяты, а серебряный квадратик — значок мастера спорта СССР — лишь добавлял этой неуверенности. И вообще, всего, что он имел, было катастрофически мало для того, чтобы быть тем, кем он был.

Людей, которые не соглашались с его мнением, генеральный прокурор предпочитал во вверенной ему системе не оставлять. К числу таковых он относил, например, московского прокурора Пономарева. Не жаловал он и начальника столичной милиции генерала Панкратова. Была бы его воля — лишил бы этих людей и званий, и крестов, и кресел, и портфелей, не задумываясь. Но московское правоохранительное начальство было ему не по зубам — ходило оно под строптивым мэром Лужковым, а Лужков своих людей в обиду не давал. Генеральный прокурор уже пробовал лишить кое-кого своих кресел — надоели сорняки, но из этого ничего не получилось. Мэр считал, что и прокурор, и начальник милиции сидят на своих местах, с делами справляются, поэтому нечего их трогать и вообще нечего их мазать грязью.

Зная нрав московского мэра, генеральный прокурор вынужден был отступить. Но от планов своих не отказался. А тут такая накатила удача: сам президент велел отыскать ему виновных. А чего их искать, когда и так все ясно. Преступление-то где произошло? В Москве? В Москве. Значит, московские правоохранительные органы не доглядели, значит, они виноваты. Поэтому первые люди, которых он подставит под президентский топор, будут два «П» — Пономарев и Панкратов. Тем более что у двух «П» были и реальные промахи — не промахивается ведь только тот, кто ничего не делает.

В тот день генеральный прокурор долго сидел у себя в кабинете, готовился к разговору с президентом. Если президент решит снять двух «П», то мэр помешать не сможет — слишком разные у них весовые категории. Иногда у генерального прокурора неожиданно начинало подергиваться правое веко — он знал, что у московского прокурора репутация без изъянов, к нему не прилип пока ни один ярлык, хотя Пономарева, как всякого прокурора, старались и купить, и взять на испуг, и опорочить, и слухи про него разные пускали, но он умудрялся из любой «газовой атаки» выходить невредимым. А что, если про эту незапятнанность наслышан президент? Сведет свои брови в одну линию и уставится на генерального прокурора долгим изучающим взглядом? Президент умеет делать длинные психологические паузы и доводить этим человека до полного онемения, до того, что тот перестает ощущать себя человеком — превращается в клопа, в кисельную протирушку, в изожженную головешку.

Генеральный прокурор еще ни разу не попадал под такой взгляд президента, но разговаривал с теми, кто попадал. Бр-р, мороз невольно бежит по коже…

Генеральный прокурор попытался представить, кем и чем ощущает себя человек, находящийся рядом с президентом, найти для этого нужное определение. В голове крутилось что-то объемное, загораживало все остальное, а что это такое было, он определить не мог — не хватало слов.

Нарисовав на бумаге скорченного человечка, генеральный прокурор мстительно улыбнулся и отодвинул рисунок в сторону. Наступила пора действовать.

13

На следующий день генеральный прокурор явился с докладом к президенту.

Президент выглядел болезненно: лицо оплыло, потяжелело, обвисло складками, под глазами — будто морщинистые куриные мешочки, в которые вложили по тяжелому округлому камешку.

Обычно президент обращался к генеральному прокурору по имени и отчеству. Он мог заплетающимся от «перегрева» языком произнести что-нибудь невнятное, вместо «Алексей Владимирович» сказать «ныть кубыть», но это вовсе не означало, что президент что-то перепутал, в мозгу у него все равно сидело четкое, словно бы гвоздями прибитое «Алексей Владимирович». Или «Петр Сергеевич». На этот раз президент вообще никак не обратился к генеральному прокурору. Вид у президента был усталым, глаза ничего не выражали. «Небось, полночи в бане просидел, водкой вместо воды пар на камнях взбивал», — с неожиданной завистью подумал генеральный прокурор, но тут же постарался прогнать завидущую, в общем-то недобрую мысль, улыбнулся приветливо. Улыбку эту президент не принял, шевельнул губами, протискивая сквозь них короткий звук:

— Ну?

Генеральный прокурор положил перед ним бумагу с двумя фамилиями — Пономарев и Панкратов.

Президент вопросительно приподнял обесцвеченную, плотно припечатанную к крутому лбу правую бровь:

— Что это?

— Эти люди виноваты в том, что был убит популярный телеведущий.

Президент одним пальцем придвинул к себе листок. Шевеля губами, прочитал фамилии. Откинулся в кресле… Подумал о том, что журналисты — люди цепкие как собаки, если уж вопьются зубами в брюки — ни за что не отпустят, поэтому им надо бросить кость, сделать отвлекающий маневр, швырнуть им сахарную голяшку, иначе пройдет еще несколько дней — и они поднимут такой вой, что многим сидящим в своих кремлевских креслах чиновникам свет белый покажется размером в копейку. Президент удовлетворенно кивнул:

— Хорошо. Что еще имеется? Посущественнее, скажем так.

— Времени прошло немного, но следствие продвинулось уже далеко, у нас есть приметы убийц. Изготовлены фотороботы, по которым мы их ищем и очень скоро найдем. Найдем, это я вам обещаю.

В ответ вновь последовал удовлетворительный кивок президента:

— Хорошо. Чем скорее найдете — тем лучше.

— Прокуратура приложит все силы, чтобы так оно и было. Генеральный прокурор верил в то, что говорил.