Читать книгу "Предел несовершенства - Людмила Феррис"

— Заурский, не включай «дурака»! Все ты понял.

— Ты тоже пойми, дорогой друг Валерий Сергеевич, девчонка пришла на завод, в цех на интервью, а тут — убийство, информацию о котором она пропустить не может, а твой следователь, вместо того чтобы ей помочь, поговорить с ней, как с партнером, начал «начальника включать»!

— Да какой она партнер?! Девочка зеленая, случайно оказавшаяся на месте преступления. Убийца не найден, она навредить может.

— А если помочь? Кстати, пришла она туда по моему редакционному заданию.

— Пусть помогает, только в следственный процесс не лезет! Егор, похоже, журналистка твоя не успокоилась, раз ты тут круги нарезаешь?

— Так давай поможем молодежи, пусть добывает информацию под мою личную ответственность, тебе же в помощь!

— Да на фига мне ее помощь! От ваших журналистов только один вред!

— А как тогда молодежь учить? Вот они и растут инфантильными, потому что чужие дяди решают, что им можно, а чего нельзя. Не дают проявить самостоятельность.

— Есть тайна следствия, Егор.

— Я что, пытаюсь убедить тебя в обратном? А что-нибудь есть не тайное, о чем с прессой можно поделиться для вашего же блага?

— Хитрец, Заурский! Поешь, как будто правда о молодежи печешься, а на самом деле тупо меня разводишь на информацию для своей газетки!

— Валерка! Журналиста обидеть может каждый, мы привыкшие.

— Как у тебя хорошо получается, косить под убогого, Заурский! Одно загляденье!

— Каюсь, гражданин следователь! Надеюсь, это мне зачтется. Если серьезно, расскажи, что можешь. Моя девчонка все равно будет писать, искать факты, анализировать обстоятельства, лучше ее записать в помощники. За это предлагаю выпить. Вика вон какие манты приготовила, загляденье!

Егор Петрович налил водки в маленькие стопочки изо льда. Это было тоже Викиным умением — делать такие одноразовые ледяные стопочки, заливая воду в специальную форму и замораживая в холодильнике.

— Ну, за молодежь!

— Провокатор ты, Заурский, просто провокатор!

— Я же ради дела! Давай, «колись», говори, о чем можно, — дурашливо подначил Егор.

— Все под твою ответственность, и если что девчонка узнает, — рассказываешь мне. Никаких публикаций без моего ведома!

— Слушаюсь, товарищ подполковник! Разрешите приступить?

— Валяйте! Для начала добавьте мне мантов. Рассказываю. Гальваника убили в цехе, проткнули, как тушку, металлической пикой. Забор из таких делают. Несколько аналогичных пик нашлось на участке, лежали у термопечки кучкой, откуда появились там, никто не знает. По документам таких деталей на участке быть не должно, ищем, кто мог принести их в цех. Гальваник работал в цехе давно, был опытным, никакого криминала за ним не водилось, обычный работяга.

— Значит, необычный, раз от него избавились. Видимо, причина была, может, в чем-то замешан, оказался свидетелем чего-то.

— Версии рассматриваются. Следов борьбы нет. Его просто с ходу закололи, ударов было несколько, он скончался мгновенно, сердце не выдержало, все-таки в возрасте мужчина.

Валерий Сергеевич подхватил вилкой еще один мант и зажмурился от удовольствия.

— Какая вкуснотища! Праздник живота.

— Ешь, ешь, Вика старалась, ей будет приятно, что мы с тобой ее старания оценили. Теперь скажи, какая версия главная?

— Да нет никаких главных версий. Есть несколько рабочих. Телефон пробили, он жене звонил постоянно, она на пенсии, дома сидит, болеет, говорят, переживал за ее здоровье. Вообще, люди мало откровенничают. Суть высказываний всех опрошенных сводится к одному: хороший гальваник, но мужик вредный, жадный. Точка. Какая была у него жизнь за воротами завода, никого не интересовало. Это раньше были парткомы, профсоюзы и прочие общественные организации, присматривающие за народом. Сейчас этого нет, и запросить грамотную, толковую характеристику на человека не у кого. А ты говоришь, молодежь!

— Я говорю, что молодежи надо помогать, ее надо учить. Она же не виновата, что мы разрушили многие социальные институты. Она про это вообще ничего не знает и думает, что так и было всегда. А гальваник твой во что-то вляпался, так просто не убивают.

— Мне нравится твой журналистский подход. Уже и гальваник «мой», так невзначай как будто.

Егор рассмеялся:

— Не цепляйся к словам!

— А ты не придумывай того, чего нет. Вы, творческие люди, просто мастаки на это. Сами придумываете — и сами верите.

Их дружеское подкалывание прервал звонок. Егор Петрович посмотрел на экран телефона.

— Вот, легка на помине наша журналистка! Это она звонит.

— Да, Юлечка! Что?!! — Он изменился в лице. — Ты ничего не напутала?

Валерий Сергеевич прекратил есть манты и произнес:

— Вот-вот, опять проблемы с твоим подрастающим поколением! Такие друзья, что и врагов не надо.

Глава 7

Он увидел ее не сразу, в тренажерном зале, где редко пахло духами и дезодорантами, она стала исключением из правил. От дамочки исходило амбре дешевой, жуткой, отвратительной туалетной воды, что-то средне между «Красной Москвой» и мужским одеколоном «Шипр», у него даже подступил к горлу ком и задергалось веко.

— Кошмар, как это можно на себя вылить! — пробормотал он.

— Вы мне что-то говорите? — Женщина остановилась рядом, отчего он машинально задержал дыхание.

— Ничего я не говорю, — буркнул мужчина.

— А я сегодня второй раз всего в зал пришла. Решила худеть, — доверчиво сказала дамочка. Он кивнул и дальше заработал на тренажере — двигался по беговой дорожке. Но женщине, вероятно, хотелось общения, она придвинулась к тренажеру так близко, что он чуть не задохнулся от ее парфюма.

— Вы часто бываете в зале? А сколько раз в неделю надо заниматься? А вы моего тренера не видели? — На ее вопросы он мог бы просто нахамить: «Отстаньте, дамочка», — но говорить так не стал, потому что у него был свой безотказный прием. Мужчина повернулся к ней всем лицом, и женщина, посмотрев на него молча несколько минут, просто испарилась. Эту свою особенность — отгонять женщин и пугать собеседников — он за собой знал. Кому же понравится перекошенное лицо — последствие неудачной операции «волчьей пасти»?

Мама и бабушка его обожали, он всегда был для них самым лучшим и самым замечательным. Мужчин в их семье, кроме него, малыша, не было. Уже позже, став взрослым, он понял, что ни один уважающий себя мужчина не задержался бы в этом бабьем царстве надолго. Здесь мгновенно выколачивались, истреблялись все мужские качества, и первую скрипку играла бабушка, а мама была ее достойным продолжением. Бабушка была властной женщиной, железной леди, вокруг которой вертелась вся жизнь семьи. Кстати, мужей у нее было четверо, и только она решала, какая одежда подходит ее мужьям, какой галстук надеть на день рождения, какой делать ремонт и где провести отпуск. Участие мужей в этих процессах не допускалось категорически. Казалось, мужья должны были находиться в состоянии перманентного счастья, им ничего не надо было делать и решать, и можно всего себя посвящать работе. Но, наверное, бабушка чего-то не учла, где-то слишком преуспела в доказательствах, что «он ничтожество», потому что все мужья просто сбегали, даже не пытаясь бунтовать. Казалось, бабушку это мало расстраивало.