Читать книгу "Патриарх Филарет. Тень за троном - Андрей Богданов"

Так же смиренно принял он результаты поражения. Уже засев в кремлёвском дворце, Годунов перед своим венчанием на царство решил представиться великим защитником Русской земли и 2 мая 1598 г. выехал в Серпухов к огромной армии, собранной по ложному слуху о нашествии крымского хана Казы-Гирея.

Годунов желал подкупить служилых людей, почти ежедневно устраивая обеды для многих тысяч ратников, раздавая жалованье и оказывая им «милость великую». Дворянство моментально сообразило, что к чему: пребывая большей частью в «нетях» во время реальной опасности, на увеселение оно явилось в полном составе.

Шансы Романова в этом раунде борьбы за престол упали до нуля, а расстановка воевод по чинам показала, какой видит победивший Годунов структуру знатности при своем дворе. Все первые места отданы были ордынским «царевичам»: Араслан-Алею Кайбуловичу астраханскому, Ураз-Магомету Ондановичу киргизскому, Шихиму шамоханскому, Магомету юргенскому (хивинскому).

Вдобавок Ураз-Магомет был сделан вскоре «царём» касимовским — в напоминание о «царе» Симеоне Бекбулатовиче, поставленном над Русью Иваном Грозным. Хоть и формально, он становился вторым российским государем — первым в случае каких-либо несчастий с Борисом Годуновым и его наследником Фёдором Борисовичем.

Под предводительством «царевичей» поставлены были над полками русские воеводы: Ф.И. Мстиславский (Большой полк), В.И. Шуйский (Правая рука), И.И. Голицын (Левая рука), Д.И. Шуйский (Передовой полк), Т.И. Трубецкой (Сторожевой полк). Фёдор Никитич Романов не только не удостоился первого воеводства ни в одном полку, но был помещен последним в списке бояр (помимо названных выше него оказались А.И. Шуйский, С.В. и И.В. Годуновы).

Большего оскорбления Романовых, казалось, и придумать было нельзя! Но Годунову, мигом забывшему свое обещание Фёдору Никитичу, надо было сразу показать, кто в царстве хозяин. Нарушив торжественно объявленное распоряжение, что служба в «государевом походе» будет «без мест», Борис одобрил местническое челобитье, задевавшее честь Романова[24].

При раздаче чинов после венчания нового царя на царство нельзя было обойти Романовых. Годунов и тут явил свой подлый нрав, дав боярство Александру Никитичу Романову последним в списке, начинавшемся с целого выводка Годуновых и их друзей. Хуже того — брат Фёдора Никитича Михаил получил чин окольничего.

Чтобы понять всю оскорбительность этого «повышения», следует учесть, что знатнейшие роды имели привилегию жаловаться в бояре прямо из стольников, которыми становились при поступлении на службу. Промежуточные чины — думных дворян и окольничих — были введены специально для постепенного приема в Боярскую думу полезных, но менее родовитых людей. Сама мысль, что человек, имеющий право на место в Думе «по роду», получит его «по службе», была непереносимо унизительна для знати.

Поэтому главное, что обращает на себя внимание в этих историях, — безмолвие Фёдора Никитича Романова, не только не возмутившегося публично, как сделал бы всякий родовитый человек, но даже не подавшего вида, что оскорблен. Это и было пощечиной Годунову, в изумлении обнаружившему, что он неспособен оскорбить Романовых. Своим поведением Романов показал, что с высоты его происхождения милость или немилость Годунова не имеют никакого значения.

На Руси такого ещё не бывало. Именно с этого момента Романов в глазах русской знати оказался безусловным претендентом на престол. Каждый дворянин, с младых ногтей знакомый с местническими обычаями, с полной ясностью усвоил смысл поведения Фёдора Никитича.

Но и совать голову в петлю Романов не хотел. Он не сделал ни одного жеста, могущего стать формальным поводом для царского гнева. Год за годом Фёдор Никитич заседал в Боярской думе и безропотно занимал все места, указанные царём. Чем ниже были эти места, тем громче приветствовали его на улицах москвичи, не меньше аристократов оскорблённые тем, что в Московском государстве правят татары.

Скрепя сердце Годунов должен был внешне демонстрировать «светлодушие» и «любительство» к Романовым, хотя над ними, как и над всеми знатнейшими фамилиями, постоянно висел меч. Он опустился на рубеже веков, когда царь Борис взялся расчищать путь к трону для своего сына от всех действительных и мнимых опасностей.

Глава 3

В ЦАРСКОЙ ОПАЛЕ

Описывая состояние русского общества на плавном переходе от Великого разорения к Смуте, историки-материалисты обращали особое внимание на закрепощение крестьян и усугубление рабства холопов; на ужасающий голод, когда озверевшие люди в буквальном смысле слова ели друг друга, матери — детей и дети — родителей; на свирепые эпидемии, косившие остатки населения и превращавшие города в пустыню; на обострение всех социальных противоречий, в том числе между обнищавшими дворянами и богатыми вотчинниками.

Современники больше ужасались другому — повреждению нравственности, распаду общественной и личной морали, торжеству злодеяний над добродетелью. «Страшно было состояние того общества, — констатировал тонко чувствовавший настроения рубежа XVI–XVII веков великий историк С.М. Соловьёв, — члены которого при виде корысти порывали все, самые нежные, самые священные связи!»[25].

Выгода преумножения личного богатства и укрепления общества свободных людей, прославленная в «Домострое» новгородского попа XVI в. Сильвестра, трансформировалась в нищей стране в выгоду обогащения и возвышения за счёт захвата чужих прав и имущества. «Водворилась страшная привычка не уважать жизни, чести, имущества ближнего», — сокрушался С.М. Соловьёв. А как же иначе, если больше половины населения страны было уничтожено при участии или на глазах у чудом выживших, твёрдо усвоивших истину Ивана Грозного: «Кто бьёт — тот лучше, а кого бьют да вяжут — тот хуже»?!

Безудержное взяточничество, корыстолюбие, заставлявшее даже с друзей брать «бессовестный» процент, втрое превышающий заём, «страшное, сверхъестественное повышение цен на товары» (поразившее даже авантюриста-наёмника Конрада Буссова[26]), пристрастие к иноземным обычаям и одеждам, грубое чванство и мужицкая кичливость, презрение к ближнему, обжорство и пьянство, распутство и разврат — «обо всём этом полностью и не расскажешь», отмечал современник.

«Царь и народ играли друг с другом в страшную игру», — писал С.М. Соловьёв. Борис Годунов был поражен страхами и подозревал всех — его самого обвиняли шепотом во всех грехах. Борис награждал доносчиков — и доносительство стало самым обычным, повседневным явлением, лёгким и приятным способом обогащения и возвышения.

При самых страшных зверствах Ивана Грозного находились заступники за невинных жертв — с ними расправлялись тайно, как с митрополитом Филиппом Колычёвым, или казнили сотнями, как участников Земского собора, просивших царя прекратить опричную резню. При Годунове напрасно было умолять о заступничестве царского сообщника патриарха Иова — он отмахивался от этих «досаждений», наслаждаясь тем, как государь его «зело преупокоил».