Читать книгу "Мир, где нет тебя - Екатерина Риз"

Оглядываясь назад, Лана понимала, что если её дочь окажется в подобной ситуации, она радоваться и подталкивать её к раннему браку не станет. Какая бы любовь ни случилась. На своём опыте выяснила, что обдумать нужно всё не просто несколько раз, а десять, двадцать. Всё взвесить и попытаться заглянуть на несколько лет вперёд, чтобы понять, как хочется жить. Именно ей. Она же, в своё время, растворилась в первом муже, забыла о себе, а потом училась жить заново. Без него.

– Светлана Юрьевна, ещё гости приехали.

Она вдруг осознала, что пока люди вокруг неё вели беседу, интересную или не очень, она в своих мыслях улетела далеко в прошлое. Пришлось моргнуть, сбрасывая с себя не слишком приятное оцепенение, и улыбнуться. С кресла поднялась и, наконец, увидела спускающегося по лестнице мужа. Слава выглядел молодцом, бодрым и в меру опечаленным. Всё же нашёл в себе силы изобразить скорбь.

Неправильно так думать о муже, да? Но сил на благоразумные мысли не осталось.

– Это твои родственники, – проговорила она негромко и только для него, – развлекай их сам.

Игнатьев брови вздёрнул, а Лана добавила:

– Я не знаю, о чём с ними говорить.

– Раньше знала.

– Раньше у меня была причина. Ты меня её лишил.

– Любимая, это годовщина смерти моей матери.

– Хорошо, что ты вспомнил об этом хотя бы к обеду, – зло добавила она. Вышла на крыльцо и заулыбалась вновь прибывшим гостям.

Поминки – это самое ужасное, что может быть. Человека уже нет, а собираются люди, гости, друзья и родственники и начинают рассказывать про него сказки и небылицы. Какой он был необыкновенный, душевный, замечательный и чуткий. И как все его любили. При жизни Марии Николаевны лишь малая часть присутствующих на поминках, была вхожа в дом Игнатьевых, других приглашали лишь по особым, редким случаям, и спорить никто не смел, а сейчас все друг другу улыбаются и врут, что общались с Марией Николаевной очень близко и всегда безмерно её уважали. И эту легенду следовало поддерживать.

Слава сидел во главе стола, с удручённым видом, лишь изредка кивал или печально улыбался, когда обращались к нему. Но Лана замечала, что муж бросает задумчивые взгляды на портрет матери на антикварном комоде. Правда, о чём думал, оставалось загадкой. И Лана была бы не против её разгадать.

Серьёзно, не против? А если Слава только и думает о том, как от неё избавиться? И глядя на портрет матери, мысленно соглашается с тем, что та ему когда-то говорила. Что Лана ему не пара, уж точно в жёны не годится. Она ведь доподлинно знает, что свекровь так считала. Даже когда Лана, как ей казалось, стала членом семьи Игнатьевых, когда все вокруг, даже самые придирчивые родственники и друзья семьи, воспринимали её именно так, Мария Николаевна находила поводы для недовольства. Лана не так говорила, не достаточно естественно улыбалась гостям, выбирала не то платье, а мужа обожала не столь явно, как следовало. Прошёл не один месяц, даже год, прежде чем Лана научилась фильтровать претензии и пропускать их через себя, без особых для себя последствий. И даже прислушиваться к словам свекрови и делать какие-то выводы. Конечно, каждый раз было неприятно, но надо признать, что Мария Николаевна знала толк в придирках, и глаз у неё был намётан. И именно в благодарность, так сказать, за мучения и наставления, Лана сейчас принимает всех этих людей в своём доме, улыбается им и притворяется, что их семья до сих пор образец для подражания. Мария Николаевна хотела бы именно этого, без сомнения.

– У вас замечательный дом.

– Вот только без Марии Николаевны он словно опустел.

– Да. – Лана вежливо улыбнулась. – Она следила за всем, даже в последние годы, когда с трудом ходила. Но была в курсе всех мелочей.

– И Сонечки нет.

– Соня в лагере, – хором ответили Лана с Игнатьевым, и переглянулись.

– В языковом, – поторопилась пояснить она. – Это пойдёт ей на пользу.

– Конечно. Она, наверное, так выросла. Мы видели её прошлым летом.

Вот тут Лана улыбнулась вполне искренне.

– Очень выросла.

– Ей нравится в лагере?

Игнатьев откинулся на спинку стула, отпил вина. Лана наблюдала за ним краем глаза, внутренне закипая. А он ещё и сказал:

– Я половину детства провёл в лагерях, и даже в интернате учился два года, пока родители жили за границей. И всё замечательно.

– Интернат – это радикально.

– Зато отменное образование. Девочки в Европе получают замечательные знания. И воспитание, манеры. Всё равно, что Институт благородных девиц.

Лана сверлила мужа взглядом.

– Соня и без этого прекрасно воспитана, – проговорила она сдержанно.

– А кто спорит? Мы обсуждаем аспект образования.

– Образование?!

Дождаться момента, когда гости начнут разъезжаться, было очень трудно. Лана внутренне кипела, и тот факт, что у неё было достаточно времени для того, чтобы всё обдумать и взвесить то, что собирается мужу сказать, её не остудил. Последняя машина отъехала от их крыльца, они вместе со Славой вошли в дом, и она тут же набросилась на него с обвинениями, не обращая внимания на наёмный персонал вокруг.

– Ты озаботился образованием Сони?

– Не кричи.

– Ты долго думал?!

– Если хочешь знать, то достаточно. – Игнатьев прошёл мимо неё и стал подниматься по лестнице. Лана смотрела ему вслед, с огромным желанием швырнуть ему вслед какую-нибудь увесистую вазу. Но вместо этого отправилась следом, по пути наградив убийственным взглядом любопытную официантку, убирающую со стола бокалы.

– Ни о каком интернате и речи идти не может, – заявила она мужу со всей горячностью, как только вошла в спальню и захлопнула за собой дверь. – Мы с тобой об этом не говорили, и я не отправлю ребёнка из дома только потому, что она тебе стала мешать!

– Не говори такие вещи, Лана. Я забочусь о девочке. Пока ты изводишь себя бездельем.

– Что?!

Игнатьев развёл руками, нахально улыбнулся.

– Что?

– Значит, я бездельница? Ты полдня сидел за накрытым столом, пускал пыль в глаза родне, и считаешь, что всё это появилось из воздуха?

– Дорогая, ты наняла сотню людей для обслуживания.

– А ты хотел, чтобы я сама бегала с подносом? Прислуживала тебе и кланялась, да?

– Не помню за тобой даже намёка на подобные желания. Руководить – да, а что-то делать…

– Слава, ты бы заткнулся.

– Я не прав?

– А почему ты маме своей подобного не говорил? Она даже не знала, как воду вскипятить.

Игнатьев нахмурился, глянул на неё зверем.

– Тебе не стыдно? Ты в такой день говоришь о моей матери гадости.