Читать книгу "Легенды ночных стражей: Похищение - Кэтрин Ласки"

— Тогда понятно. А у вас, в царстве Тито, деревья очень высокие? — снова спросила Гильфи.

— Еще какие! Много-много деревьев с красивыми иглами, с шишками или листьями, которые уже окрасились в золото и багрянец!

Вообще-то Сорен не очень разбирался в окраске листьев, поскольку застал их уже золотыми и красными. Но родители как-то сказали ему, что раньше листья были зелеными, и такая пора называлась лето. Братец Клудд вылупился как раз в конце лета.

— Ну вот, а я вылупилась больше трех недель тому назад! — Они разговаривали очень тихо и сохраняли идеальное спящее положение, хотя у обоих сна не было ни в одном глазу. — Меня поймали как раз после новолуния.

— Новолуния? А что это такое?

— Понимаешь, луна все время или прибывает, или убывает. Во время новолуния она совсем маленькая, не толще пухового перышка — одним словом, новорожденная. Но с каждой ночью луна становится все больше и толще, пока не станет совсем круглой, то есть полной, вот как сейчас, и остается такой дня три или четыре. А потом наступает пора ущерба. Вместо того чтобы расти и толстеть, луна начинает худеть и таять: становится все тоньше и тоньше, пока снова не превратится в пуховое перышко. А потом вообще исчезает.

— Я такого никогда не видел. Во всяком случае, не помню.

— Так оно и есть, а ты действительно этого не видел, потому что ваша семья жила в дупле высокого дерева в густом лесу. А мы, сычики-эльфы, живем в пустыне. Там нет деревьев, и ничто не загораживает неба.

— Вот это да! — негромко ахнул Сорен.

— Поэтому каждого сычика-эльфа с рождения предупреждают об опасности полнолуния. Мы тоже совы и поэтому спим днем, но иногда, например, во время долгого охотничьего перелета, можно устать и уснуть ночью. И тут-то сову подстерегает страшная опасность. Ни в коем случае нельзя спать в полнолуние, когда лунный свет падает на голову! От этого можно сойти с ума.

— Как?

— Я сама не очень понимаю. Родители мне этого не объясняли, просто сказали, что старый сыч Рокмор сошел с ума от того, что часто спал в полнолуние. — Гильфи помялась, а потом прошептала: — Говорят, он даже путал верх и низ, а погиб, упав с кактуса и сломав себе шею. — Голосок Гильфи испуганно задрожал. — Представляешь, он-то думал, что летит вверх, к звездам, а на самом деле рухнул на землю. Вот что такое лунное ослепление! Ты больше ни в чем не уверен. Не отличаешь правды от лжи. Не понимаешь, что настоящее, а что нет. Это все означает, что ты стал лунатиком.

— Но это ужасно! — поперхнулся Сорен. — И с нами это тоже произойдет?

— Нет, если мы что-нибудь придумаем.

— А что?

— Я пока не знаю. Нужно время, чтобы все обдумать. А пока попробуй слегка наклонить голову, чтобы луна не светила тебе прямо на макушку. И запомни: летать в полнолуние можно сколько угодно. А вот спать нельзя ни в коем случае.

— Я еще не умею летать, — тихо вздохнул Сорен.

— Значит, старайся не уснуть.

Сорен, склонив голову набок, взглянул на Гильфи. «Откуда у такой крошки столько ума?»

Он изо всех сил надеялся, что она что-нибудь придумает. Какой-нибудь план. Сорен так глубоко задумался, что, услышав над ухом хриплый окрик надзирателя, испуганно вздрогнул.

— Номер 12-1, голову выше, клюв вверх!

Приказ сопровождался чувствительным ударом в макушку. Сорен с Гильфи притворились спящими, а когда соглядатай прошел мимо, снова принялись шептаться. Но тут, как назло, прозвучал сигнал к началу сонного марша. Совята уже знали, что придется пройти три круга, прежде чем им снова удастся встретиться под аркой.

— Помни, что я тебе сказала. Не спи!

— Но я так устал! Как же мне побороть сон?

— Думай о чем-нибудь.

— О чем?

— О чем хочешь… — Гильфи задумалась и быстро выпалила, прежде чем надзиратель подошел ближе:

— Думай о полете!

Ну конечно! Мечты о полете не дадут ему уснуть. На свете нет ничего веселее и прекраснее полета! Но вскоре незаметно Сорен начал клевать клювом, а все мысли о полетах растворились в монотонном звуке собственного голоса, снова и снова повторявшего:

— Сорен… Сорен… Сорен… Сорен…

Сотни совят маршировали вокруг, и звук его имени сливался с клацаньем тысяч когтей, стучавших по гладкому камню. Сорен шагал между Гортензией и каким-то сычом, имя которого также потонуло в хоре остальных имен. Впереди топали три полярных совы.

Каждая группа состояла примерно из двадцати совят, выстроившихся в свободные шеренги, которые маршировали в одном ритме, словно огромная совиная стая, при этом каждый из совят монотонно повторял свое имя. Отдельные имена растворялись в общем хоре, и очень скоро — во время четвертого сонного марша — его собственное имя стало казаться Сорену чужим. А после того как он повторил его сотню раз, вообще утратило всякий смысл. Это было уже не имя, а просто шум. Да и сам он превратился в нечто непонятное, безымянное и безликое. И семьи у него… не было… хотя… кажется, у него был друг?

Наконец марш закончился. Наступила оглушительная тишина, и в этот миг Сорен вдруг осознал, что все это задумано не случайно. Недаром Гильфи предупреждала его о лунном помешательстве! Отгадка была настолько поразительна, что остатки сна будто крылом сняло.

— Они оболванивают нас с помощью наших же имен, — шептал Сорен, склонившись к Гильфи в тени каменной арки. Звезды мерцали над их головами.

Гильфи сразу все поняла. Имя, повторенное тысячи раз, превращается в бессмысленный звук. Полностью утрачивает свой смысл и отличие. Растворяется в шуме.

— Значит, надо просто шевелить клювом или повторять свой номер, а не имя! — продолжал Сорен.

Им нужно было продержаться еще три ночи, пока луна не пойдет на ущерб.

Гильфи с восторгом посмотрела на Сорена. Этот ничем не примечательный амбарный совенок оказался настоящим гением. Блестящая идея! Теперь она просто обязана найти способ избежать лунного облучения.

ГЛАВА VI Порознь жить, да вместе тужить

Когда эта длинная ночь, наконец, подошла к концу, и настало время Сорену с Гильфи разойтись по своим отсекам пещеры, они в страхе переглянулись. Если бы они могли оказаться вместе, чтобы иметь возможность все обсудить и придумать хоть какой-нибудь план! Гильфи коротко рассказала Сорену о своем отсеке сычарника.

Их надзиратель тоже показался ей довольно милым, особенно по сравнению с Джаттом и Джуттом. Звали его Дядюшка, и он тоже окружил ее особой заботой. Он угостил Гильфи кусочком змеи, и даже несколько раз назвал по имени, словно она не была номером 25-2. Когда Гильфи поведала о том, что надзиратель просил звать его «Дядюшкой», Сорен сразу же вспомнил про Тетушку Финни.

— Странно все это, — шептала сычик-эльф. — Я назвала его «сэр», а он вдруг говорит: «К чему эти формальности! Не стоит, честное слово. Ты не забыла, как я просил ко мне обращаться?»