Читать книгу "Черный конверт пуст… Как обрести истинную силу и тайные знания - Дмитрий Чарков"

«Нет, все пройдет, я же не могу взаправду умереть, мне только семнадцать. Где же бабуля, где же сестра, где же они все, боженька мой?»

… Хлебом награди, святой водой, да так, чтоб муж мой… муж мой… был всегда… всегда… Раб божий…

Она вдруг отчетливо поняла в последних проблесках сознания истинное значение Начала, когда была только Мысль, как Слово. И Слово это было Бог. Это и была первая молитва. А что она сделала с молитвой божьей, с другой молитвой? Молитва о Пашеньке? «Кто такой Паша? Муж мой… Какой муж, зачем?»

– Как я могла, о, Боже! – еле различимый шепот в пустой квартире.

Сколько прошло времени – пять, пятнадцать, сорок минут?

«Я не хотела… я хотела совсем другого…»

Снаружи у входной двери кто-то искал в сумке ключи. Мучительно медленно, перебирая все содержимое сумки. Никуда не спеша. Вот, наконец, звякнула связка. Один из ключей вошел в замок. Но не проворачивается. Новый ключ, изготовленный недавно взамен обломившегося. Нужно было замок поменять, а не ключ. Ключ теперь постоянно цепляется внутри замка и не с первого раза проворачивается. Потому что не родной. В итоге он тоже сломается. И этот ключ сломается, сломается, сломается…

– Внуча, ты дома?

Слова упали в пустоту маленькой прихожей.

– Не дождалась, видимо…

* * *

Вера Сотникова представила светловолосую немолодую женщину, сидевшую рядом за столом:

– Это у нас Елена.

– Елена, очень приятно, – поздоровался Сергей, расположившись напротив двух женщин. Он, как обычно, был по-спортивному подтянут и излучал приветливость.

– Сережа, это – текст приворота. Можете увидеть имена, здесь все написано, – начала Вера, протягивая ему сложенный листок с рукописным текстом.

– Я могу прочесть?

– Да, да, вы можете это прочесть, разрешается.

Сергей взял в руки листок, глянул на него и изменился в лице, затем перекрестился.

– Ваша задача – рассказать, как сложилась судьба этих людей.

Он увидел написанное от руки имя. Девичье имя, которое сразу бросилось в глаза, и он мгновенно понял, что ее нет более среди живых, и что именно этот исписанный лист бумаги является первопричиной ее ухода.

– Я вас понял.

Он положил приворот на стол, пояснив:

– Я просто боюсь такие вещи читать, правда.

– Я тоже боюсь, – согласилась Вера.

– Может, выдержки отсюда только…

Ведущая вдруг засуетилась:

– А почему вы боитесь? Вот скажите мне! Отчего я, такая дура, взяла и прочитала это?

Его руки ощущали энергетику, выплескивающуюся из белого сложенного листа. Человек, корпевший над ней более… восьми – дней, лет? – назад вложил столько своего эмоционального заряда при написании, что вибрационный фон буквально впитался в шероховатую текстуру документа, обжигая обостренную чувствительность вепса.

– Она достаточно сильная, эта бумажка. И того текста, который написан здесь, можно опасаться, не читая его даже.

Сергей постарался сконцентрировать все свое внутреннее сопереживание на кончиках собственных пальцев, чтобы через них получить более расширенное знание о событиях, сопутствовавших материализации этого мощного энергетического скопления в лежавшем перед ним артефакте.

– Я постараюсь сейчас почувствовать… это все.

– Не торопитесь.

– Да. Здесь нужно время, чтобы все расставилось по местам, как картинка.

Он еще некоторое время молча сидел с застывшим взглядом, его тонкие пальцы подрагивали над листком, словно от того действительно исходили невидимые колебания. Затем вепса словно передернуло: ему показалось, что среди освещавших место съемки софитов вспыхнул еще один – настолько это действо показалось ему неожиданным. Он поднял глаза кверху, но там продолжали гореть только те два, что и были включены изначально.

Романенко заговорил:

– Я вижу, что эти люди не вместе. Этот приворот не сработал.

Вера внимательно за ним наблюдала. Сергея явно что-то беспокоило: он то поднимал взгляд куда-то поверх ее головы, то переводил глаза на ее соседку.

– А где она сейчас, эта девушка? – наконец спросила Сотникова.

На площадке повисла тишина. Всем даже показалось, что откуда-то повеяло холодом. Сергей снова поднял голову – там, между двух ярких софитов…

– Боюсь предположить, но… есть ощущение, что она стоит рядом с вами, и если это так, то, скорее всего, ее нет в живых.

– Рядом со мной? – Сотникова оторопела.

– Между вами.

– Призрак?

– Как призрак.

Но сам вепс больше не поднимал глаза туда, где, как ему вначале показалось, вспыхивал новый софит. Это был не софит, он понял: это был энергетический фантом. Призрак. Впервые в своей жизни он видел материализовавшуюся энергию умершего человека, но нечетко – как облачный сгусток. И надо ж этому было случиться именно здесь, на таком серьезном испытании!

Значит, надо было.

Вера спросила, немного придя в себя:

– Отчего эта женщина умерла? Если это возможно увидеть.

Сергею явилась на его мысленном экране горсть упаковок, похожих на блистеры. Это были таблетки. Разные, в изобилии.

– Тяжелое заболевание? – как-то неуверенно предположил он вслух. – Хотя первая мысль была: самоубийство.

Он еще минутку подумал, и тут его, казалось, осенило:

– Таблетки… поэтому, скорее всего, с болезнью связь… Передозировка таблетками, да!

– Как давно это произошло?

– Ее смерть?

– Да.

– Лет… восемь назад.

Он не мог объяснить себе потом, почему повел речь о годах там, где счет шел на месяцы. Так бывает. Но мужчина, о котором шла речь в привороте, был однозначно жив.

Сергей чувствовал тяжесть. И безысходность. И такую невыносимую тоску, что даже не мог представить себе, насколько такие переживания возможны вообще. В один момент он даже испугался за свою рациональность – откуда было взяться такой глубокой и невыносимой, смертной печали, разом обуявшей все его существо?

Энергетический силуэт продолжал мягко колыхаться на том же месте поверх двух женщин, и Романенко в этот миг, наконец, осознал реальную причину подобного своего состояния.

– Все правда, Сережа: женщины нет на свете. Только это семнадцатилетняя девочка, на самом деле. Погибла она восемь месяцев назад.

У него расширились зрачки, и маячивший призрак словно соприкоснулся с его душой, и он увидел вдруг все глазами этой семнадцатилетней девочки: увидел ее бабушку, тетю, сестру, подруг – и так страстно захотелось вернуться к ним, звонко смеяться, петь – она так любила петь, господи! – и снова ощущать себя сопричастной этой божественной искре, Жизни, радоваться каждому ее дню, каждому своему перерождению… Перерождению… Но для нее ведь не будет перерождения. Долго не будет! У самоубийц незавидная участь, и эта душа еще лет триста останется замкнутой в холодной, замершей для нее пространственной плоскости, куда она обрекла себя собственным решением. И каждый день будет наблюдать за перерождением других, за их свободным полетом среди божественного мягкого, обволакивающего света, осознавая его недоступность для собственного эго, для своей бессмертной души.