Читать книгу "Ткачи времени - Албин Дженнифер"

— Они всегда приходят при полном параде, и мы даем им бюллетени и разные модные каталоги. Но ты…

Я непонимающе посмотрела на нее, пытаясь осознать ее слова.

— Мое начальство строго наказало привязать тебя ремнями и обездвижить.

— Обездвижить?

— Да. — Она вздохнула и с симпатией посмотрела на меня. — Мне жаль.

Проводница выпрямилась, и спустя мгновение на голову мне опустился стальной колпак. Я закричала, однако звук этот просто испарился. Девушка успокаивающе коснулась моей руки, и мне стало немного легче. Затем на моих запястьях защелкнулись металлические наручники.

— Твое перемещение займет всего час, — доверительно сообщила проводница, но я едва расслышала ее голос сквозь толстый слой металла. — Удачи, Аделиса.

Жаль, я не спросила, как ее зовут.

Шлем на голове ограничил мне обзор, однако в нем были прорези для глаз. Комната казалась нелепой. Голая, с белыми стенами, не считая часов в углу.

К горлу подкатила тошнота. Пол вдруг ушел из-под ног, и желудок перевернулся, но я не упала. Шлем удерживал голову в вертикальном положении, шея была вытянута, и рвоты не было, хотя я чувствовала позывы. Закрыв глаза, я постаралась глубоко дышать, чтобы стало легче. Когда я вновь посмотрела вокруг, комнаты за железными прорезями для глаз уже не было. Там лишь мерцали и кружились огни. Эта картина успокоила меня, и я постаралась сосредоточиться на сияющих нитях, которыми была заполнена перемещающая камера. Сверкающие дорожки тянулись через всю комнату, серые нити пронизывали ее тут и там, превращая все окружающее в одну яркую материю, отливающую золотом и серебром. Где-то сидела девушка, которая переплетала ткань этого места в ткань комнаты в Ковентри, тем самым перемещая меня. Сотни миль преодолевались без единого движения. Процедура была тонкой и сложной, а потому доступной лишь самым влиятельным людям Арраса. Несколько лет назад по телевидению показывали специальный репортаж об этом процессе.

Огни постепенно начали угасать, и медленно, очень медленно из сверкающего потока появились серые стены, а лучистая канва обрела очертания конкретной комнаты. Казалось, прошла целая вечность, прежде чем последние лучи растворились, но наконец шлем сняли с моей головы, и я почувствовала безмерное счастье.

Вокруг меня тут же выстроился эскорт из одетых в парадную форму офицеров. Тот, что снял с меня шлем, задумчиво посмотрел на железные кандалы. После часа перемещения запястья ужасно болели, и я уже собиралась сказать об этом, но тут вперед вышел молоденький блондин в дорогом костюме и поднял руку. Он наклонил голову набок, и я поняла, что его имплант включен. Несмотря на молодость, юноша, похоже, был здесь главным. Внешность его была такой, что, напечатай его фотографию в ежедневном бюллетене, мои одноклассницы пересмотрели бы тот выпуск от корки до корки, хихикая и передавая журнал друг другу. Я же, стоя рядом с ним, чувствовала лишь любопытство.

— Вколите ей успокоительное.

— Сэр? — переспросил офицер, не в силах скрыть изумления.

— Она хочет, чтобы ей вкололи успокоительное, — оборвал его блондин. — Хотите спросить ее зачем?

Офицер отрицательно покачал головой, однако, когда вперед вышел медик со шприцем, парень виновато отвел голубые глаза.

Глава третья

Когда мне было восемь, живущая по соседству девочка Бет как-то нашла упавшее птичье гнездо. Оно лежало прямо на границе, разделяющей наши дворы. Мне не разрешали заходить к ним, а она ни разу не бывала у нас. Эта граница стала для нас серьезной преградой, которая вставала между нами везде и всюду: дома, в академии и даже в компании соседских девочек, с которыми мы играли. Бет подговорила и остальных подруг не общаться со мной, так что я оказалась в изоляции. Ее подначки заставляли меня робеть и смущаться перед ней, и, вместо того чтобы сделать шаг вперед, я всякий раз испуганно отходила назад. И в тот день, когда я увидела, как она толкает палкой упавшее гнездо, я молча наблюдала за этим со стороны, пока не заметила внутри голубоватый проблеск.

— Стоп, — слово это прозвучало едва слышно, уловить его можно было с огромным трудом, однако на улице было очень тихо, и Бет подняла голову. Наши взгляды встретились, и палка замерла в воздухе.

— Что ты сказала? — спросила она тоном, который должен был тут же поставить меня на место.

Однако голубые блики всколыхнули что-то внутри меня, и я повторила приказ — на этот раз громче.

Бет подошла ближе к границе, но пересекать ее не стала. Вместо этого она подвинула гнездо палкой на мою сторону.

— Вот, — насмешливо сказала она. — Держи свое драгоценное гнездо. Оно теперь абсолютно бесполезно, потому что мама-птичка больше в него не вернется. Им не нужны их яйца, если кто-нибудь потрогал их.

Во мне клокотала ненависть, но я лишь молча стояла на своей стороне и смотрела, как она уходит домой. Бет открыла дверь и в последний раз оглянулась на меня. Во взгляде ее сквозило пренебрежение. Потом я еще долго смотрела на гнездо, из которого на траву выкатились два яйца. Глядя на них, я подумала о нас с сестрой — две сестренки, два потерянных воробушка. Затем, набрав в руки побольше сухих листьев, я осторожно положила яйца обратно в гнездо и аккуратно установила его в ветвях дерева, растущего на нашем дворе. И все же этот скромный жест не смог успокоить горевшую в моей груди ярость.

Я смотрела на гнездо и ужасно переживала из-за того, что не могу защитить эти маленькие жизни, вплетенные в паутину всего сущего. Дерево и гнездо вдруг подернулись сияющей рябью, и я увидела нити, пронизывавшие все вокруг. Тогда я потянулась и провела пальцами по одной из них. Конечно, я и раньше слышала о ткани жизни, однако впервые увидела воочию эти горизонтальные линии, переливавшиеся всеми цветами радуги и формировавшие каждую мелочь в окружающем мире. Я все глядела на них и наконец заметила, что они медленно двигались вперед, все дальше и дальше от меня. Это была не просто ткань бытия, это были нити времени. Интуитивно я ухватилась за одну из золотых нитей и поразилась, до чего шелковистой она была. Я попыталась оттянуть ее назад, к тому моменту, когда мама-птичка еще защищала своих малышей. Но нить ускользнула. Что бы я ни делала, нити продолжали двигаться вперед. Пути назад не было.

Мама-птичка так никогда и не вернулась. Каждое утро я проверяла голубоватые яйца до тех пор, пока однажды это не заметил папа. Тогда гнездо исчезло. Я не дотрагивалась до яиц, но, видимо, мама-птичка просто не знала, где искать исчезнувшее гнездо.

Кругом была тьма и сырость. Проводя ладонью по полу моей камеры, я чувствовала то ребристую, то гладкую поверхность. Неизменно оставалось лишь одно: она всегда была холодна. Подозрения моих родителей насчет Гильдии имели под собой основания. Интересно, знала ли моя мама, где я? Я представляла, как она кружит по пустому дому, как та птичка, напрасно пытающаяся отыскать свое гнездо.

Если, конечно, мама все еще была жива! Сердце мое на мгновение замерло. К горлу подкатил комок, перед глазами всплыла картина упакованного в мешок окровавленного тела. Ами тоже была у них. Мысль о том, что они могли сделать с ней все, что угодно, заставила мой желудок сжаться в комок. Ни разу за все прошедшие годы тренировок родители не попытались мне что-либо объяснить. Они лишь твердили, что боятся меня потерять. Отец отговаривался повышенной ответственностью, которая возлагается на человека, наделенного большой властью, однако все это долетало до меня в сухих, коротких фразах. Каждый раз, когда отец становился чуть более резким в своих высказываниях, мама шикала на него. Гильдия давала нам еду, контролировала погоду и следила за нашим здоровьем. Правительство всегда казалось мне человечным, но теперь мне необходимо было поверить, что Ами находилась у них в руках. Какие бы преступления я ни совершила, они должны понимать, что сестра была ни при чем. Только теперь я осознала, как сильно я заблуждалась насчет Гильдии и своих родителей. Ами забрали по моей вине. Это мои руки выдали меня на тестировании. Я водила пальцами по шершавым камням до тех пор, пока подушечки не покрылись кровавыми трещинами.