Читать книгу "Виват, Новороссия! - Юрий Лубченков"

За организацию празднества Волынского похвалили, но тучи сгущались. Куракин, запомнивший характеристику, данную ему кабинет-министром, подговорил Тредиаковского написать стихотворную сатиру на Артемия Петровича. Поэт – в расплату за свое творчество – был дважды бит Волынским. После очередного столкновения с Волынским герцог поставил перед Анной вопрос четко и ясно: «Или я, или он». Императрица выбирала проверенного старого друга. Тредиаковскому посоветовали поискать в суде правду, Бирон сразу оскорбился – поскольку второй случай битья был у него дома – в святом чувстве гостеприимства. Волынского арестовали и только уже в тюрьме предъявили настоящие обвинения. Были арестованы и его ближайшие сподвижники. 27 июня 1740 года чиновничьей скороговоркой с лобного места прозвучало:

– За важные и клятвопреступные, возмутительные и изменнические вины…

Волынскому отсекли сначала руку, потом голову. Еропкину и Хрущова обезглавили, еще несколько человек били кнутом и сослали в Сибирь.

– Ваше императорское величество, всепокорнейше доношу, что согласно вашей воле дворянин Петр Румянцев прибыл в Берлин. Согласно волеизъявления вашего величества обещаю и клянусь его в потребных молодому человек науках добрыми и искусными учителями наставить, о чем впредь далее обстоятельно доносить буду. Бракель. Писано в Берлине 1739 года, октября 6-го дня.

Человек, читавший реляцию покойным, размеренным, обезличенным голосом – его дело лишь читать, оценить без него есть кому! – осторожно поднял глаза. Императрица Анна Иоанновна сидела, умиротворенно покачивая головой. Бирон стоял рядом с камином, облокотившись на него плечом и чему-то своему усмехаясь. В комнате воцарилась тишина, нарушаемая лишь потрескиванием медленно сгорающих поленьев.

– Ох, ты меня прямо-таки в сон вогнал. Читаешь, как пономарь. Ну-ко зачти мне наново, что там мы писали Бракелю о Румянцеве-младшем. И ты, Иоганн, вспомнишь – ведь ты хлопотал о нем, – обратилась она и к Бирону. Тот утвердительно наклонил голову, так и не оторвавшись от камина.

Действительно, Александр Иванович Румянцев, возвращенный из ссылки, был весьма любезен со всеми, а особливо с Бироном и только сыну говорил: «Плетью обуха не перешибешь. Будем просто служить отчизне, а жизнь свое возьмет. Сегодня ты на самом верху – завтра в самом низу. Фортуна!

И делая практический вывод из этого фаталистического заявления, решил обратиться именно к всесильному Бирону за помощью в устройстве будущей судьбы сына. Польщенный смирением Румянцева временщик похлопотал за Петра, которого отец для пополнения его знаний и приобретения необходимых навыков по службе просил отправить с жалованием в русское посольство в Швецию или другое европейское государство, дабы он еще мог познакомиться с порядками и обычаями иноземными. Петра направили в Берлин.

Раздалось осторожное покашливание писца.

– Читай!

– Господин действительный тайный советник! Снисходя к просьбе генерала Румянцева, сын его отправляется дворянином посольства к вам, дабы вы его при себе содержали и как в своей канцелярии для письма употребляли, так и в прочем ему случае показывали, чтобы он в языках и других ему потребных науках от добрых мастеров наставлен был и искусства достигнуть мог, дабы впредь в нашу службу с пользою употреблен был.

– Хорошо, ступай!

Чтец поклонился сначала Анне, потом – не менее истово – Бирону и неслышно выскользнул в дверь.

– Вот видишь, все получилось, как ты хотел. Это младший Румянцев постигнет в Берлине всякие науки. Хотя я и не люблю, честно признаться, Румянцева, но всегда готова сделать тебе приятное.

– Благодарю вас, государыня. Я, как и вы, тоже не симпатизирую этому человеку. Но пусть он знает, что мы можем все, а он без нас – ничто!

– Ну, ладно, ладно. Посмотрим, как там теперь наш маленький протеже будет постигать все то, о чем там горячо ратовал его отец. А впрочем, это не наша забота. Подай мне ружье! – Страстно любящая стрельбу Анна Иоанновна распорядилась во многих дворцовых покоях развесить на стенах ружья и частенько любила с ними позабавиться… В заграницах Петр пробыл недолго – запросился домой, и отец отдал его на обучение в кадетское училище.

Учеба продолжалась не особенно долго – 17 октября 1740 года императрица Анна Иоанновна скончалась. Императором объявлялся двухмесячный Иван Антонович, сын ее племянницы. Регентом при императоре становился Бирон. В эти решающие дни новому регенту было не до мелочей. И 24 октября 1740 года кадет Петр Румянцев был пожалован в подпоручики.

Бирона с регента буквально днями отпихнул Миних. Но – тоже не надолго. Его оттер Остерман. Но рядом с Анной Леопольдовной выдвигалась и фигура графа Линара, посланника саксонского двора и – как становилось все более очевидным – фаворита регентши. Знакомство их датировалось еще 1735 годом, и теперь уже никто не мог служить им препятствием. Круговерть интриг продолжалась. И все громче раздавались в гвардейских казармах голоса:

– Да здравствует дщерь Петрова, матушка наша Елизавета!

Приближалось двадцатилетие Ништадтского мира, заключенного еще Петром Первым и выведшего Швецию из победоносной для России Северной войны, и в воздухе, казалось опытным людям, все отчетливее носится запах пороховой гари, железа, крови и смерти. К несчастью, посланник в Стокгольме Бестужев-Рюмин не мог быть отнесен к подобным провидцам, ибо, давно извещая о военных приготовлениях Швеции, о денежных субсидиях для этих целей Франции и, вероятно, Пруссии, он тем не менее оптимистично уверял, что причин для беспокойства у России нет. В июне 1741 года Бестужев уже так не считал, но было поздно: Швеция развернула открытую подготовку к войне, и в августе, после окончания затянувшихся сборов, война была официально объявлена.

Швецию толкали на эту войну, но надо признаться, что шведская аристократия, снедаемая идеями реванша, давала себя подталкивать весьма охотно… Потом было несколько сражений, где шведы потерпели поражение.

Вскоре Румянцев получил капитана и роту, во главе которой участвовал во взятии Гельсингфорса, произошедшем в кампанию следующего 1742 года, почти через год после начала войны – 24 августа. Вскоре был взят и город Або, где начались мирные переговоры, вести которые было поручено старшему Румянцеву – Александру Ивановичу. Только что подписавший в Стамбуле мирный договор с Оттоманской Портой, теперь должен был дать мир России и с севера.

Швеция колебалась. Дабы убыстрить мыслительные процессы ее правителей, Ласси на более чем ста кораблях повел морем десант из 9 пехотных полков – бить врага на его территории. Этого демарша оказалось достаточно, чтобы выгодный России мир был заключен.

Известие о нем повез в Петербург Петр Румянцев, вскоре после Гельсингфорса ставший флигель-адъютантом отца. Опытный дипломат рассудил безошибочно.

– Ваше императорское величество. Имею честь доложить, капитан Румянцев с депешей из Або.

– Что там, капитан?

– Мир, ваше величество!

– Благодарю вас за приятное известие. Вы сказали, ваша фамилия Румянцев? А Александр Иванович?