Читать книгу "Требуются отдыхающие - Ирина Мясникова"

– Молчи лучше! Тебе родственники в Штатах ни к чему. Ты светлое будущее и на родине дождешься. Коммунизм и все такое прочее, когда у каждой женщины будут французские духи, итальянские туфли и канадские дубленки.

– А зачем коммунистам вся эта иностранная капиталистическая дребедень? – поинтересовался Шефер. – У них в светлом будущем все свое будет. Джинсы подольской швейной фабрики и косметика завода имени Ильича.

– Хорош смеяться, – обиделась за дверью Панкратьева. – Я ж вам не ортодокс какой-нибудь, но иногда хочется верить, что все люди – братья и все такое.

– Это точно! Особенно в автобусе, такое бывает «все такое», что даже и не знаешь, брат он мне или любовник, – заржала Люська.

Во время этой дискуссии Шефер старательно разрисовывал Люську, и было видно, что ему это занятие самому до жути нравится.

– Ну вот! – довольно отметил он, разглядывая Люську. – Пользоваться автозагаром я вам категорически не советую. От него пигментация еще больше ухудшается. На туши не экономьте. Купите себе итальянскую, но много не наносите. Вам надо акцентировать глаза. Для этого хорошо подходит карандаш, но тени вам противопоказаны. Они удлиняют нос.

– Поглядеть-то можно? – спросила из-за двери Панкратьева.

– Можно.

Панкратьева открыла дверь и замерла с открытым ртом.

– Светлана Светличная! – выдохнула она имя известной кинематографической красавицы-блондинки.

– Прям там! – хмыкнула Люська, поднимаясь с кресла. – А чегой-то у тебя на голове?

Волосы Панкратьевой были собраны на затылке в пучок и перетянуты какой-то симпатичной клетчатой тряпочкой. Синие клетки хорошо гармонировали с голубой клетчатой ковбойской рубахой Панкратьевой.

– А, носовой платок! – радостно сообщила Панкратьева.

– Миленько, – заметил Шефер. – Но это же мужской. Вы пользуетесь мужскими?

– Конечно. Носовые платки для чего предназначены? Для сморканья! А в женский платок только раз и высморкаешься. Вот в мужской можно аж целых четыре раза! – гордо сообщила Панкратьева.

– Ну и мадемуазель! – развеселился Шефер.

– Не обзывайтесь, – ответила Панкратьева.

– Соплячка какая-то! – заметила Люська. – Покажите мне, наконец, меня в зеркале!

– Смотри и балдей! – Панкратьева отодвинулась, и взору Люськи предстало большое зеркало в прихожей Шефера. Люська с опаской заглянула в него и обомлела. Из зеркала на нее смотрела красивая блондинка с яркими, похожими на звезды глазами. Волосы Люськи стали совершенно белого цвета, причем их кончики были практически черные. Подстрижены они были очень коротко и стояли дыбом, от чего ее лицо приобрело задорное мальчишеское выражение. Новая Люська сама себе очень понравилась.

– Сколько с меня? – спросила она Шефера.

– Десять рублей.

– Вы ж вроде пятнадцать берете?

– Тогда чего спрашиваете? Я вам даю студенческую скидку. Мне просто самому очень интересно было, что получится. Надеюсь, вы теперь ко мне все время ходить будете.

– За десять рублей буду.

– Спасибо вам, добрый человек! – Панкратьева поклонилась Шеферу в пояс.

– Не за что, – Шефер присел в ответном книксене. – Вы, кстати, тоже приходите.

– Она не придет. Вы ж поняли, о светлом будущем мечтает и на инженера учится, – объявила Люська. – А инженерам ваши стрижки уж точно не по карману. Повяжет голову носовым платком и готово – богиня!

– А вы на кого, Людмила, учитесь?

– Я на спекулянтку, конечно! Вам духи французские не нужны?

– Нет. Мне нужна мужская туалетная вода.

– Так я вам устрою, говно вопрос!

– Эх, мало я с вас, Людмила, денег взял, – Шефер тяжело вздохнул.

– Ничего не мало. Вы ни минуты не пожалеете! У меня еще и сигареты есть Мальборо по рублю.

– Сигареты я бы тоже взял.

– Блок возьмете?

– Угу.

Люська полезла в свою огромную сумку, пошурудила там и достала блок сигарет Мальборо.

– Вот, и отлично, мы с вами в расчете! – радостно отметила она, протягивая сигареты Шеферу.

Шефер расхохотался. Однако сигареты взял.

– А вам, Людмила, можно уже и не учиться. У вас и так все хорошо получается.

– Марк, зовите меня просто Люся. Мы с вами подружимся, я уверена.

– Ох! Люська, – тяжело вздохнула Панкратьева.

Люська послала Шеферу воздушный поцелуй и довольная собой выкатилась из квартиры. Всю дорогу до дома она ловила непривычные для нее заинтересованные взгляды мужчин и старалась увидеть свое отражение в витринах и окнах метро. То, что ей удавалось увидеть, Люське однозначно очень нравилось.

А с Марком Шефером Люська действительно подружилась. И ничего странного в этом не было, потому что в городе Ленинграде не существовало человека, с которым не подружилась бы Люська Закревская, если бы того захотела.

Вот только с личной жизнью у Люськи была полная беда. Сразу после восстановления в институте Люська решительно и бесповоротно влюбилась в студента четвертого курса Славика Виноградова. Она ходила за ним хвостом и буквально мельтешила перед глазами. Конечно, она с ним подружилась, уж это-то она могла делать лучше всех, а вот дальше дружбы дело никак не шло.

Славик торговал иностранной техникой и поставил этот бизнес на широкую ногу. Люська была в полном восторге от его предпринимательского таланта, она понимала, что весь ее крутеж-вертеж импортной парфюмерией и ворованными сигаретами ни в какое сравнение не шел с размахом дел Славика. Славик, в отличие от Люськи, с учителями иностранного языка в детстве не занимался, однако свободно говорил по-английски, прилично изъяснялся по-немецки и почти освоил финский язык. Финны и немцы из ГДР везли ему американские джинсы, а импортную аппаратуру ему поставляли его чернокожие друзья, проживающие в общежитии финансово-экономического института. Славик и сам проживал в этом общежитии. В свободное от учебы и торговли время он сидел в наушниках и записывал модную музыку на аудиокассеты. Эти кассеты Славик продавал по три рубля. Времени на всякие амуры у него практически не было. Кроме того в общежитии родного института и амурные вопросы решались вполне примитивно и ни к чему не обязывали. Большим минусом общежития было то, что там периодически подворовывали и постоянно пытались влезть в комнату, которую Славик занимал вместе со своим чернокожим напарником из Замбии. Кроме того, к этой комнате большой интерес имела и администрация общежития. Интерес администрации Славик гасил десятью рублями, а вот со взломщиками бороться было гораздо тяжелее. Плюс к этому Славику светило распределение в родной город, находящийся в самой глубокой дыре бескрайнего Казахстана. А тут Люська Закревская. Когда Люська смотрела на Славика своими влюбленными глазами, казалось, что она не только готова идти за ним на край света, пусть даже и в самую глубокую дыру Казахстана, но и готова отдать ему все вплоть до родительской жилплощади и собственных накоплений. И Славик, к большому огорчению Люськиного папы, от Люськиной любви отказываться не стал. Свадьба отгремела аккурат перед распределением. Славик остался в Ленинграде, а Люськин папа снял молодоженам отдельную квартиру недалеко от родительского дома. Это чтобы Люська могла чаще видеться со своим любимым Лютиком. Лютик Славика невзлюбил, и как оказалось в последствии, был абсолютно прав. Еще Славика невзлюбил Люськин папа, Люськина мама и лучшая Люськина подруга Панкратьева. А Славик, в свою очередь, откровенно не любил Люську. Люська от этого душераздирающе страдала. Именно в тот ужасный период ее жизни у нее появились дурная привычка напиваться до беспамятства, бить в этом состоянии посуду и устраивать танцы на столе. Панкратьева, один раз присутствующая при всем этом безобразии заявила, что больше такое наблюдать не желает и готова даже положить их дружбе решительный конец, если Люська не одумается. Люська одумалась, но ненадолго. А как тут одумаешься, когда звонят тебе добрые люди и сообщают, в какой комнате институтского общежития можно обнаружить своего супруга, занимающегося той самой незамысловатой любовью, которой обычно в этих местах и занимаются молодые люди, не обремененные никакими обязательствами.