Читать книгу "Где папа? - Юлия Кузнецова"

– Я вообще не очень люблю… – начала я.

– Там полюбишь! – пообещал Андрюша, ещё яростнее дёргая за язычок молнии. – Давай сегодня в шесть? Ну пожалуйста. Просто я сам это место недавно открыл, и так хотелось с кем-то поделиться, а…

Он оборвал себя, но я догадалась – он хотел сказать: «А не с кем». И кивнула.

Как всё кончилось

Мы тогда здорово накатались. Склон у реки был крутой, с зарослями сухой травы, торчащей из-под снега, и вот на этих кустиках мы здорово подпрыгивали. Я себе всю попу отбила, а Андрюха порвал рукав пуховика, зацепившись за ветку. Но всё равно было круто, потому что когда я съезжала, то Андрей складывал руки рупором и кричал:

– Внимание, внимание! На старте команда бобслеистов из Южной Африки! Они в первый раз увидели снег и горки и сейчас отобьют себе все африканские конечности!

Я падала набок уже наверху и съезжала, перекатываясь, вниз, а Андрюха, мигом перевоплощаясь в кого-то другого, называл меня асфальтовым катком, и это опять было смешно, а не обидно, потому что он с серьёзным видом благодарил меня за то, что я так аккуратно горку заасфальтировала.

Накатавшись, мы залезли на мост, перегнулись через перила и стали смотреть на уток в речке.

– Как думаешь, почему здесь вода не замерзает? – спросила я.

– Ладно не замерзает, – хмыкнул Андрей, – посмотри, вон там вообще пар идёт.

– Думаешь, в речку с заводов всякую дрянь сливают? Вот гады, а?

– Нет. Я думаю, они дрянь выпивают, а в речку сливают дистиллированную воду.

Лицо у Андрюши было очень серьёзным, и я даже не сразу поняла, что это шутка. А Андрюша тем временем достал из рюкзака своего зайца и прикрепил его намагниченными лапами к перилам. Получалось, заяц тоже смотрит на уток, а они – на него.

Подошла бабушка в зелёном пальто, за руку она держала девочку в смешной шапке с кроличьими ушами. Бабуля достала из чёрного ридикюля батон хлеба, отломила кусок и дала девочке. Та принялась крошить батон уткам. Бабуля и нам протянула кусок батона.

– Спасибо! – обрадовалась я и стала ломать его на маленькие кусочки, а Андрюша взял один и сунул зайцу в лапы. Мордочка у зайца стала горделивая – вот он какой, кусок у уток отхватил.

– У тебя есть мечта? – вдруг спросил Андрюша, глядя на своего зайца.

Я чуть не уронила весь кусок в воду от неожиданности. Конечно, у меня была мечта. Я хотела бы стать смотрителем на маяке. Купить кучу книжек и запереться с ними в своей каменной башне с прожектором. Но я никогда никому не говорила об этом. Да и как это можно сказать? Ведь любой нормальный человек спросит: «А где учат на смотрителей маяков?»

Но тут я сообразила, что Андрей спрашивает, потому что сам хочет что-то мне рассказать.

– А у тебя? – спросила я и кинула кусок потолще особо наглому жирному селезню, который вылез на снег.

Кинула подальше, чтобы он дал возможность покормить уточку, боязливо ковылявшую за ним.

– Есть. Хочу, чтобы меня Фокс и Алаша к себе приняли.

– Фокс и Алаша? – удивилась я. – Они же п…

Я прикусила язык.

– Придурки? – просиял Андрюша. – Ну конечно. Они тебе и не могут нравиться. Ты такая вся спокойная, а они хулиганы.

Я хотела возразить, что я не такая уж и спокойная, у меня бывает и торнадо внутри, но он не дал мне сказать:

– Понимаешь, они настоящие парни. Сильные. Ничего не боятся.

– Попадёшь к ним, сам станешь придурком, – прошептала я, кидая кусок хлеба уточке-хромоножке.

– Не стану! – пообещал Андрей. – Понимаешь, если я к ним попаду, то, наоборот, смогу следить за тем, чтобы они гадостей не делали. Я буду вроде как шпионом, понимаешь?

Я с сомнением посмотрела на Андрюшу. Мне показалось, он врёт. Ничего он не будет следить. Просто будет частью шайки, которая всех унижает. Но хочет, чтобы я это одобрила. Не дождётся!

– Знаешь, они мне кажутся какими-то безжалостными. Они как-то стояли в «Пятерочке» передо мной и шутили с кассиршей, но шутки у них… издевательские, что ли.

– А я буду следить, – упрямо сказал Андрей и, забрав у зайца хлеб, бросил его уткам. – Зато меня люди будут нормально воспринимать. Нормально на меня смотреть.

– На тебя и так все нормально смотрят.

Он что-то хотел возразить. Потом снял зайца и вдруг схватил себя за рукав куртки:

– Уй! Порвал! Маман убьёт. Она кучу денег за неё выложила на Черёмушкинском.

– Пошли к нам, зашьём, – предложила я, с грустью наблюдая за тем, как толстый селезень всё-таки спихнул в реку хромоножку, – чтобы она не сразу разглядела.

Дома нам открыла моя мама. Она сидела на больничном, лечила ангину и ходила в повязке, чтобы меня не заразить.

Мама налила нам чаю, разрезала пополам «калорийную» булочку, достала из холодильника маслёнку и пошла в комнату зашивать куртку.

Мы, хихикая, выковыряли из булочки изюм и орешки, представляя, что это тараканы, как в истории про булочника Филлипова.

– Что это, булочник? – грозно спрашивала я, изображая царя.

– Изюм-с, – почтительно кланяясь, отвечал Андрей и отправлял «таракана», который крутился и извивался в его пальцах, в рот.

Потом мама вынесла Андрюхе куртку.

– Сейчас, – сказал Андрюша, – а у вас пуговицы не найдётся? И газировки?

Мама принесла свою коробку с нитками, выдала Андрюхе пуговицу от моей детской шубы, большую и коричневую. Он кинул её в стакан с газировкой и сказал:

– Пуговица, ко мне!

И пуговица поднялась наверх. Потом он сделал руками пассы и сказал:

– Пуговица! На дно!

И она опустилась. Я захлопала, а мама улыбнулась под повязкой.

– Папа научил, – скромно сказал Андрюха, надевая куртку, – когда я маленький был. Ну, спасибо, я пошёл.

Мама закрыла за ним дверь. Я всё сидела на кухне, наблюдая за тем, как пуговица, уже без Андрюхиных пассов, то поднимается, то опускается.

– А что, – спросила мама, – других кавалеров у вас в классе не нашлось? Без косоглазия?

– Какого косоглазия? – не поняла я.

– Ты что, не заметила? У него же глаза косят. Сколько ему? Твой ровесник? Тогда, скорее всего, глаз уже потерян. Родители у него дураки, что ли? В детстве надо было операцию сделать. Раздвинуть их. Это несложная операция. Помнишь Регину, у бабушки на даче? Ну, в очках. Ей эту операцию ещё в год сделали, и сейчас нормально всё, я с её мамой разговаривала.

Мама сняла повязку и взяла стакан, в котором заварила ромашку. Я хотела сказать, что родители Андрюши не дураки, они в разводе, и что он здоровски шутит, но толку не было. Мама же сняла повязку, то есть разговаривать со мной не сможет. Не будет раскрывать рот, чтобы из него не вылетели бактерии и не сели на меня.