Читать книгу "Дороже титулов и злата - Полина Федорова"

7

Город Саратов, что привольно раскинулся на правом берегу Волги-матушки, это вам не стольный град Питер и не первопрестольная Москва, не ухарски разгульный Нижний Новгород с его Макарьевской ярмаркой. На этой ярмарке в срединный месяц лета собирались купцы едва ли не со всего свету, а также всякого рода проходимцы, авгуры, магики, карточные шулеры, балаганные паяцы, воры, громилы и прочий сомнительный люд. Это не угрюмая и разноязычная Казань или Пермь, и не увязшая в патриархальной скуке Тверь и Калуга. Саратов — город степенный, купеческий, деловой и благонравный. Без молитвы ни едино дело не начинается, будь то устройство соляной мануфактуры, кирпичного завода либо выход на улицы крикливого офени с бубликами да сайками. Ибо придерживаются саратовские торговые люди старого принципа, ставшего их неукоснительным обычаем: «Прибыль хорошо, а честь — лучше». Вот и улицы градские под стать саратовчанам, также деловы и степенны: Соляная, Кузнечная, Тулупная, Кирпичная, две Кострижных и, естественно, Дворянская, — куда же без нее приличному городу.

На одной из Кострижных, Малой, и проживал в добротной собственной усадьбе всеми уважаемый в городе купец первой гильдии Иван Афанасьевич Селиванов со своим многочисленным шумным семейством. Одних сынов у него было трое, да дочерей пяток, да иных родственников и приживал не мало. В одном Бог не помиловал: жена лет десять назад родами умерла. С тех пор Иван Афанасьевич вдовел, не хотел детям мачеху приводить, а посему домашними делами Селивановых твердой рукой управляла его матушка Аграфена Федоровна.

Сию достопочтенную особу и имел счастье лицезреть князь Голицын, когда уже далеко за полдень спустился в небольшую гостиную, предварительно откушав кофию с сушками и привычно потратив не менее двух часов на свой туалет. Сухонькая старушка в черном кружевном чепчике, парчовой стеганой душегрее пронзительно глянула на Антоана выцветшими голубыми глазами и благосклонно кивнула в ответ на его изящный полупоклон.

— Рада видеть вас в добром здравии, господин Марципанов, — произнесла она неожиданно энергично для своих лет. — Мы все были весьма обеспокоены вашим состоянием.

— Какие пустяки, мадам, — еще раз непринужденно склонил голову Антоан и одарил старушку одной из самых очаровательных улыбок, имевшихся в его арсенале.

— Не больно уж я важная птица, чтобы вы меня так величали, — отозвалась Аграфена Федоровна, но на сморщенном личике ее проступил легкий румянец. — Вы нас всех очень одолжили. Рискуя собою, спасли жизни Грушеньки и Олимпиады Фоминичны, а посему зовите меня попросту Аграфена Федоровна, а и того лучше, бабенька. Вся молодь в доме меня так кличет.

— Не смею перечить… бабенька, — невольно смутился Антоан от такого неожиданного предложения. — Но не будет ли это звучать в моих устах несколько фамильярно?

— Не конфузьтесь, вы теперь для нас родней родного. В неоплатном долгу мы перед вами, а Селивановы свои долги завсегда платят справно.

Молодой человек похолодел при этих словах, невольно вспомнив всю муть прошлой жизни, где слово «долг» неизменно связывалось с понятием «деньги» и с теми нелицеприятными способами, коими он их добывал.

— Забудьте, мадам, — отчеканил князь. — О деньгах не может быть и речи.

— Да что ж вы так побелели, — всполошилась Аграфена Федоровна. — Коли обидела чем, так простите старую. Ишь, честного-то человека за версту видно. — Она почти умильно вздохнула и продолжила: — Поди сюда, голубчик, присядь. Сядем рядком, да поговорим ладком. Может, за какой надобностью к нам в город пожаловал? Может, семейство наше чем пособить тебе может?

Князь Антоан начал неторопливо и как можно элегантнее устраиваться на мягком, обложенном подушками и подушечками диване, судорожно пытаясь и для себя найти ответ на вопрос — что, собственно, он должен делать в Саратове весь этот бесконечный год, а может, и более. Чем ему заняться? Дивить своими выкрутасами и кутежами местную публику? Принять схиму в угоду родне? Что?!

— Я, знаете ли, достопочтенная Аграфена Федоровна… то бишь бабенька, — поправился он, услышав покашливание старушки, — служу при Императорской Академии российских наук в должности незначительной, но сейчас имею намерение написать книгу о рыбных богатствах Волги-матушки, о ловлях и способах добычи рыбы на ее берегах. Посему и прибыл в ваши края. С ученой, так сказать, целью.

С чего он вдруг ляпнул про рыбную ловлю, князь и сам не знал. Но надо признать, что с детства это занятие было одним из любимейших. Сначала как ребяческая забава, к коей приохотил его дядька Степан, а потом как страсть, особенно с тех пор, как попалась ему в руки книга страстного спортсмена-рыболова англичанина Исаака Вольтона под названием «Полный справочник рыболова. Созерцательный отдых человека».

Не то чтобы он держал сию страсть втайне либо стыдился, ибо чувствие это посещало его крайне редко, просто любимое это занятие как-то не афишировал. Да и виданное ли дело бонвивану и щеголю вставать ни свет ни заря и простаивать днями с удочкой, вылупившись на водную гладь какого-нибудь захудалого озерка или речки. Иное дело псовая охота — забава благородная, рисковая. Или взять разведение рысаков — тоже занятие для аристократа. Опять же собирание древних раритетов и коллекционирование находило понимание в его кругу, даже устройство гербариев и вообще ботанизирование воспринималось лишь с легкой усмешкой, но рыбалка… — это занятие для домоседов и анахоретов вполне могло быть сочтено за странность. К тому же, страсть сия совершенно не вписывалась в привычный для всех контур взбалмошной натуры Антоана и могла бы вызвать в светских гостиных новое перемывание его и так уже крепко перемытых косточек.

А он действительно любил багровыми вечерними зорями ставить на язя и карася вентеря и морды, дабы на рассвете собственноручно вынуть их полными рыбы. Еще большую радость приносила снасть, зовущаяся закидушкой. Такая, с грузилом на конце и целым рядом крючков на тонкой лесе, закидывалась на середину озера или реки, к концу ее подвязывался колокольчик, звон которого, извещающий о клеве, был настоящим бальзамом на сердце. Но наибольшее наслаждение Голицыну приносила рыбалка на удочку. Здесь было все: азарт до дрожи в руках, восхищение действом и неподдельное счастье, когда на берег возле ног шлепалась, выпучив глаза и раскрывая одышечный рот, крупная рыбина.

Если уж искать себе тихое занятие в саратовской глуши, то, пожалуй, именно это.

— Понимаю, друг мой, как же обойти нашу губернию, описывая сей предмет. Недаром на гербе городском три серебряные стерлядки навстречь друг другу плывут, — оживилась бабенька. — Вот и нашелся способ помочь вам. Мы, Селивановы, на рыбе состояние нажили, правда, ноне, — она невольно вздохнула, — все более хлебом да чаем торгуем, но старое дело не бросили.

— Был бы вам весьма признателен за любое содействие, — ответил молодой человек и попытался придать своему щеголеватому виду некую долю академической серьезности.

— Надеюсь, погостите у нас неделю-другую. Иван Афанасьевич вас на тони и ловли повозит, со знающими людьми сведет, да и погоды стоят чудо, как хороши, отдохнете немного, ежели, конечно, нет у вас других резонов.