Читать книгу "Заклятые супруги. Золотая мгла - Марина Эльденберт"

— Вряд ли мне хватит сил.

— Вы жестокая женщина.

— Почему вы пригласили меня, Анри?

— Потому что вы мне интересны.

Дыхание сбивается, когда он притягивает меня к себе еще ближе. Аромат лаванды становится сильнее, смешивается с запахом горького шоколада. Мне давно никто не говорил, что я интересна, даже Винсент и Лавиния. Все потому что…

— Во мне нет ничего интересного. Об этом вам скажет каждый в зале.

— В этом зале только о вас и говорят.

Говорят обо мне? Единственное, о чем стоит говорить, — моя страшная сила, но о ней никому не известно.

— Следующий вальс?

Танец закончился, но он по-прежнему удерживал меня за талию, недопустимо близко. На нас смотрели все, но он смотрел только на меня. Когда наши пальцы успели переплестись?

— Нет.

— Я настаиваю.

— Отпустите.

— Еще один вальс, Тереза.

Да где его манеры? Или он не понимает, что творит?!

— Хорошо, — еле слышно прошипела я, — будет вам еще один вальс. Довольны?

— Вполне.

Он отступил и даже склонил голову, я же подхватила юбки и поспешила прочь. Стоило больших трудов не сорваться на бег: взгляды гостей были прикованы ко мне. Всевидящий, я не собиралась нарушать все правила, какие только можно. Просто явилась на бал в платье, которому позавидует любая, откровенно глазела на наглеца, который откровенно глазел на меня, танцевала с ним вальс, а потом застыла в его объятиях, как статуя.

Внутри все клокотало, словно я глотнула живой огонь, вокруг мелькали лица: бледное матушкино с плотно сжатыми губами, изумленное раскрасневшееся — Лавинии. Я наткнулась взглядом на Луизу и Винсента: ее глаза горели недоверчивым восторгом, брат же застыл изваянием — убийственно-хмурый. Смотрел на меня и Альберт — внимательно, пристально, холодно, и это стало последней каплей. Я расправила плечи, вздернула подбородок и направилась к двустворчатой двери, ведущей в сад. Медленно, спокойно, мимо папоротников и розовых кустов, по каменным ступенькам вниз.

Ветерок коснулся обнаженных плеч, и я обхватила себя руками: после случившегося не так-то просто прийти в себя. Разве что дышалось здесь не в пример легче: вместо перемешанных запахов парфюма — ароматы цветов, вместо людей — лабиринты живых изгородей, редчайшие растения со всего света. От иньфайского золотого бамбука до кардонийских тюльпанов, оттенкам лепестков которых могла бы позавидовать даже радуга. Матушкина оранжерея тоже была великолепна, но мне не нравилось, когда цветы прячут под стеклянным колпаком.

Мимо прошли пожилые джентльмены, о чем-то яростно спорящие, на соседней аллее мелькнула пара. Камилла Уитмор? Рассмотреть я не успела: они быстро скрылись за поворотом, но мужчина явно не был ее мужем. Сердце давно забыло, как это — биться в нормальном ритме, юбки трещали под сжатыми пальцами. Почувствовав тонкий приятный аромат, я ускорила шаг, петляя в лабиринтах дорожек. Вот она, сиреневая аллея, уставленная белоснежными каменными скамейками.

Девять лет назад я пряталась здесь, после того как пролила пунш на леди Энн. Она неудачно развернулась и кроваво-красный напиток выплеснулся прямо на пышные бледно-розовые юбки. Я слова не успела сказать, как она залилась слезами и заголосила, что я сделала это из зависти, потому что ее чаще приглашают на танцы. Нас тут же окружили подружки леди Энн и просто сочувствующие: поразительно, какую поддержку способна обрести рыдающая девица. Только ленивый не попытался меня пристыдить, я же ответила, что так ей и надо. А потом сбежала сюда.

Все в прошлом. Все это, как и танец, и взгляды, и осуждение. Я закрыла глаза, наслаждаясь нежным запахом сирени и одиночеством.

— Недурственно.

О нет.

— Вы меня преследуете или мне сегодня просто не везет?

— А как вам больше нравится?

Я зло взглянула на подошедшего. Смуглая кожа и такие медовые волосы… Да он весь состоит из контрастов! На нем не было фрака, просто темный сюртук, а шейный платок он, видимо, потерял где-то по дороге вместе с жилетом: расстегнутая на две пуговицы белая рубашка открывала смуглую грудь.

— Мне не нравится никак. — Я поспешно отвела взгляд. — Вы хоть понимаете, что натворили?

— Привлек внимание к самой красивой женщине на этом балу.

От того, как это было сказано — тихо, мягко, вкрадчиво, по коже побежали мурашки.

— Если желаете извиниться, вы не с того начали. А теперь оставьте меня в покое.

Анри надломил веточку сирени и протянул ее мне. Сразу видно, вэлеец: в Энгерии сирень дарят как предложение руки и сердца. Представляю его лицо, когда он об этом узнает.

— Сорванные цветы пахнут смертью, — сказала я, принимая тонкий стебелек и проводя пальцами по полупрозрачным лепесткам. — А еще вы только что сделали мне предложение.

— А вы только что его приняли.

Ладонь Анри уверенно легла мне на талию, наши пальцы снова переплелись, а потом он меня поцеловал. Мягкие теплые губы скользнули по моим, размыкая, от скользящего прикосновения языка по телу прошла дрожь. В ту же минуту меня обожгло магией — яростной, проникновенной, могущественной, порыв ветра взметнул вокруг нас опавшие лепестки, крошка гравия впилась в кожу тысячей игл, но это не шло ни в какое сравнение с тем, как полыхало мое запястье. Я рванулась назад, прижимая руку к груди.

Мой. Первый. Поцелуй!

И с кем!

— Что вы наделали?! — звенящий яростью голос Винсента ворвался в сознание.

Я перевела взгляд на дорожку, и мне подурнело окончательно: рядом с братом стоял Альберт. Он видел, как я… как я обнимаюсь с…

— Всего лишь поцеловал жену.

Всполохи силы прокатывались над садом Уитморов, как отголоски далекой грозы. Вэлеец подтянул рукав: его запястье обвивал обручальный браслет. По нему, точно напоенная магией кровь, струился поток золотистых искр, понемногу складываясь в четкий узор. Не снимая перчатки, я могла сказать, что у меня такой же. Эти символы мне показал винехейш.

5

А.Ф., А.Ф., А.Ф.! Знала бы я, какую подлянку готовит мне винехейш!

Кинжал с мягким хрустом вошел в дерево. Я подошла, выдернула его и снова отступила на несколько ярдов. Замах — бросок — и легкий треск многострадальной доски, на которой уже живого места не осталось. Лучше уж на ней, чем на ком-то еще, если мою ярость сразу не направить в нужное русло, ничем хорошим это не кончится. Луни то и дело недовольно ворчал: он всегда меня чувствует. Чувствует, если так можно выразиться в отношении зомби, который уже двадцать два года не упокоен и на покой не собирается. Чему я несказанно рада — с ним приятно разговаривать: никогда не спорит, а в отличие от живых людей еще и никогда не предаст.